Лекция: Николас Спаркс Лучшее во мне 14 страница

– Утром, – сглотнув комок в горле, выговорил Доусон. Мэрилин смотрела твердо и решительно.

– Ведь вы какое-то время и раньше присылали сюда цветы? После того как вышли из тюрьмы? Это вы были, да?

Доусон промолчал.

– Так я и думала, – вздохнула Мэрилин и шагнула к камню, оглядывая надпись. Пропуская ее, Доусон отступил в сторону. – Дэвиду сюда многие приносили цветы. Но через пару лет его стали забывать. Осталась только я. Только я приносила цветы. Но вот прошло четыре года после его смерти, и рядом с моими цветами стали появляться еще чьи-то – правда, нерегулярно, но достаточно часто, чтобы возбудить во мне любопытство. Мне было непонятно, кто бы это мог быть. Я спрашивала родителей, друзей, однако никто не признавался. Представьте себе, какое-то время я даже стала подумывать, не было ли у Дэвида, случайно, при жизни другой женщины. – Мэрилин со вздохом покачала головой.

– Только когда цветы перестали появляться, я сообразила, что это ваших рук дело. Мне было известно, что вы вышли из тюрьмы досрочно, а потом где-то через год отсюда уехали. Все эти ваши действия меня просто… вывели из себя. – Мэрилин стояла скрестив руки, казалось, она пытается отгородиться от воспоминаний. – И вот сегодня утром, снова увидев эти цветы, я поняла, что вы здесь. Я не знала точно, появитесь ли вы на кладбище сегодня… но вы появились.

Доусон сунул руки в карманы. Ему вдруг страшно захотелось оказаться где-нибудь подальше от этого места.

– Если вы так хотите, я больше не буду приходить сюда, – пробормотал он. – Даю слово.

Мэрилин взглянула на него.

– Вам не кажется, что ваши посещения могилы Дэвида не совсем нормальны, учитывая, что вы совершили? Учитывая, что мой муж здесь, а не со мной? Что он не видел, как выросли его дети?

– Согласен с вами, – сказал Доусон.

– Конечно, это ненормально, – сказала Мэрилин. – Ваша совесть до сих пор не дает вам покоя.

Ведь поэтому вы все эти годы присылали нам деньги?

Доусон хотел солгать, но не смог.

– Когда БЫ об этом узнали? – спросил он.

– Тогда же, когда получила первый чек, – ответила Мэрилин. – Всего пару недель до этого вы останавливались возле моего дома, помните? Понять, что к чему, не составило труда. – Она помедлила в нерешительности. – Вы хотели попросить прощения лично? Когда пришли к моему крыльцу в тот день?

– Да.

– В тот день я не пустила вас на порог. II наговорила вам… всякого, многое из которого, наверное, не следовало говорить.

– Вы имели на то полное право.

Губы Мэрилин сложились в некое подобие улыбки.

– Вам было двадцать два. На крыльце я увидела взрослого мужчину. Но чем старше я становлюсь, тем больше укрепляюсь во мнении, что люди не взрослеют по крайней мере лет до тридцати. Мой сын старше, чем были вы в то время, но я до сих пор считаю его ребенком.

– Так у всех.

– Возможно, – чуть заметно пожав плечами, сказала Мэрилин и придвинулась к Доусону поближе. – Деньги, которые вы присылали, нам очень помогли, – проговорила она. – Они нас поддерживали на протяжении многих лет, но теперь мы больше не нуждаемся. Так что не присылайте их больше.

– Я просто хотел…

– Я знаю, чего вы хотели, – перебила Мэрилин. – Но даже все деньги мира не смогут вернуть мне мужа, а моим детям отца, не смогут заглушить чувство утраты, поселившееся в моем сердце после смерти Дэвида. II они не дадут детям отца, которого они не знали.

– Понимаю.

– II потом, никакими деньгами прощение не купишь. Доусон сник.

– Я, пожалуй, пойду, – сказал он и повернулся, чтобы уйти.

– Да, – кивнула Мэрилин, – идите. Но напоследок хочу сказать вам еще кое-что. Доусон обернулся, Мэрилин поймала глазами его взгляд.

– Я понимаю: то, что произошло тогда, было несчастным случаем. Это было ясно с самого начала. Так же, как было ясно, что вы бы сделали все, чтобы изменить прошлое. Ваши последующие действия не оставляют сомнений на сей счет. Кроме того, я сожалею, что так вела с вами, когда вы пришли ко мне. Я была зла, напугана, одинока, я выместила на вас свое отчаяние, но должна сказать, что никогда не видела в ваших поступках злого умысла.

Просто так устроено, что в жизни порой случаются страшные вещи. – Ее слова повисли в воздухе, и, когда она продолжила, ее голос смягчился. – Теперь у меня все в порядке, и дети тоже. Мы выжили. У нас все хорошо.

Доусон повернулся, чтобы уйти, но Мэрилин дождалась, когда он снова повернется к ней лицом.

– Я пришла сюда сказать, что вам больше не нужно мое прощение, – медленно проговорила она. – Хотя я знаю: все, что вы делали, – не для того, чтобы его получить. Вам не столько нужно мое прощение или прощение моей семьи, сколько вы хотите усмирить собственную совесть, которая вас терзает столько времени. Дело в вас. Будь вы моим сыном, я бы посоветовала вам утихомирить ее. Скажите ей, что вы прощены, Доусон. Прошу вас, сделайте это ради меня.

Она пристально посмотрела на него, желая убедиться, что он правильно понял ее, потом развернулась и пошла прочь. Доусон застыл на месте и глядел ей вслед, пока она удалялась, обходя могильные памятники, и наконец не исчезла совсем.

Аманда ехала на автопилоте, не замечая еле ползущую рядом вереницу машин. Семьи в миниеэнах и джипах, некоторые из них с лодками, после проведенного на пляже уик-энда заполонили шоссе.

Аманда не представляла себе, как, вернувшись домой, станет жить, словно и не было этих нескольких дней. Она понимала, что никому не сможет о них рассказать, и все же, как ни странно, не чувствовала себя виноватой. И даже она жалела, что не повела себя иначе. Если б знать с самого начала, чем закончится уик-энд, осталась бы в первый вечер с Доусоном подольше и не отстранилась бы, когда он захотел ее поцеловать. II увиделась бы с ним в пятницу вечером, пусть для этого ей и пришлось бы наврать с три короба матери. Она все бы отдала за то, чтобы провести в его объятиях всю субботу. Уступи она собственным чувствам раньше, субботний вечер мог бы закончиться иначе: возможно, преграды, возводимые брачными клятвами, были бы преодолены. II она почти преодолела их. Танцуя с ним в гостиной, она только и думала о том, как бы ему отдаться. Когда они целовались, она точно знала, что произойдет сейчас. Она хотела быть с ним, как тогда, однажды.

Она была уверена, что сумеет, что, как только они окажутся в спальне, она сможет притвориться – хотя бы на одну ночь, – что ее жизни в Дареме не существует. Даже когда он раздел и отнес ее в постель, она думала, что сможет забыть о своей семье. Но как она ни хотела стать в ту ночь другой, свободной от обязанностей и обещаний женщиной, как она ни хотела Доусона, она знала, что, перейдя черту, не сможет вернуться назад. Несмотря на его нетерпеливые прикосновения и близость его тела, она не могла полностью отдаться своим чувствам.

Понимая ее состояние. Доусон не рассердился, только прижал ее к себе крепче. Он гладил ее волосы, целовал ее є щеку, шептал, что это никак не может изменить его чувств к ней.

Так они лежали, пока небо не посветлело и в теле не обосновалась усталость. Перед рассветом она наконец уснула в его объятиях. А когда утром проснулась, ее первым порывом было обнять Доусона. Но его уже не было.

В баре загородного клуба – партия в гольф была давно закончена – Фрэнк знаком потребовал у бармена еще одно пиво, не замечая, как тот вопросительно посмотрел на Роджера. Роджер, уже переключившийся на диетическую колу, лишь пожал плечами. Бармен неохотно поставил перед Фрэнком еще бутылку. Пытаясь перекрыть шум в баре, который за последний час набился до отказа, Роджер наклонился к Фрэнку поближе. Счет сравнялся на девятом иннинге.

– Я, как ты помнишь, ужинаю со Сьюзан, поэтому не смогу подбросить тебя до дома. А вести машину ты не можешь.

– Знаю.

– Вызвать тебе такси?

– Давай посмотрим игру. Потом решим, ладно? – Фрэнк поднял бутылку и, не отрывая остекленевшего взгляда от экрана, стал пить.

Эби сидел на стуле у постели брата, в очередной раз удивляясь, что Тед живет в такой дыре.

В доме жутко воняло грязными подгузниками, плесенью и бог знает чем еще. Ребенок ни на минуту не прекращал орать, а Элла, словно испуганное привидение, металась по дому.

Просто чудо, что Тед еще не свихнулся окончательно. И не отдал Богу душу.

Тед пролежал без сознания большую часть дня, с тех пор как свалился по пути к пикапу.

Когда Эби, схватив его в охапку, внес в дом, Элла уже орала благим матом, что его надо везти обратно в больницу.

Хотя, если Теду станет хуже, возможно, он так и поступит, но от врачей мало проку. Теду нужно просто отлежаться – то же самое он получит в больнице. У него сотрясение мозга, ему бы вчера полежать тихонечко, но он, поди ж ты, ни в какую, и вот теперь за это расплачивается.

Дежурить у постели брата есю ночь 8 больнице у Эби никакого желания не было, особенно теперь, когда ему самому полегчало. И черт возьми, ему и здесь-то сидеть не хотелось, но у него бизнес, суть которого – угроза насилия, и Тед являлся важной составляющей этого бизнеса. Большая удача, что остальные родственники ничего не видели и что ему удалось внести Теда в дом незамеченным.

Однако вонь тут как в сточной трубе, и предвечерний зной лишь усиливал запах. Вытащив мобильник, Эби прошелся по списку контактов, отыскал номер Кэнди и нажал кнопку вызова. Он уже звонил ей сегодня, но она не ответила и не перезвонила. Подобное пренебрежение ему не нравилось. Совершенно не нравилось.

Второй раз за день телефон Кэнди звонил и звонил.

– Что, черт возьми, происходит? – вдруг проскрежетал Тед. Голос у него скрипел, а голова трещала, словно ее долбили отбойным молотком.

– Ты в постели, – ответил Эби.

– Что же, черт побери, случилось?

– Ты не дошел до машины и грохнулся, а я притащил тебя сюда.

Тед медленно сел на кровати, ждал, что закружится голова, и она закружилась, но не так сильно, как утром. Он вытер нос.

– Ты нашел Доусона?

– Я его не караулю. Сегодня я смотрю за твоей задницей.

Тед сплюнул на пол рядом с валявшейся там грязной одеждой.

– Он, может, еще где-то здесь.

– Может. Но я сомневаюсь. Он скорее всего в курсе, что ты за ним охотишься, и если он не дурак, то давно смотался.

– А может, он все же не такой умный. – Привалившись к стойке кровати, Тед наконец поднялся с постели и заткнул «глок» за пояс. – Машину поведешь ты.

Эби знал, что Тед так просто не успокоится. Хотя, может, родственникам не помешает знать, что Тед на ногах и готов к работе.

– А если его там уже нет?

– Нет так нет. Но я должен проверить.

Эби пристально посмотрел на брата, думая в это время о телефонных звонках Кэнди, которые она оставила без ответа, и о том, где она сейчас может быть. О парне, флиртовавшем с ней в «Тайдуотере».

– Уіадно, – согласился он. – Но после я, наверное, и тебя попрошу сделать кое-что для меня.

Припарковавшись у «Тайдуотера», Кэнди проверила мобильник. Два пропущенных вызова.

Дєа звонка от Эби, которому она до сих пор не перезвонила. Обнаружив их, Кэнди забеспокоилась. Она знала, что лучше перезвонить Эби. Ну помурлыкать, сказать все, что там полагается. Хотя вдруг ему тогда взбредет в голову явиться к ней на работу, а ей этого хотелось меньше всего. Заметив ее машину на стоянке, он сообразит, что она собралась сделать ноги, и что тогда этому психу вздумается, неизвестно.

Нужно было бы собрать вещи позже, после работы, и уехать из дома. Но ей это не пришло в голову, а сейчас начнется ее смена. II если на еду и недельное проживание в мотеле ей хватило бы, то чаевые на бензин ей точно нужны.

Останавливаться перед баром, там, где Эби сразу заметит ее машину, нельзя. Сдав назад, Кэнди покинула стоянку, проехала вдоль изгиба шоссе и направилась в центр Ориентала. За одним из антикварных магазинов на краю города располагалась маленькая парковка. Вот там Кэнди и припарковалась, чтобы никто не заметил. Так лучше. Пусть даже придется пройтись пешком.

А что, если Эби появится и не увидит ее машину? Это тоже может создать проблемы. Кэнди не хотелось, чтобы он задавал слишком много вопросов. Поразмыслив, Кэнди решила ответить, если он позвонит еще раз, и тогда между делом упомянет, что весь день проторчала на сервисе, чинила машину. На душе у Кэнди было неспокойно, но она утешала себя тем, что ей осталось пережить всего пять часов. К завтрашнему вечеру все останется позади.

Джаред еще спал, когда в четверть шестого зазвонил его телефон. Перевернувшись на кровати, он достал мобильник. II чего это отцу вздумалось звонить, удивился он.

Вот только звонил не отец, а его товарищ по гольфу, Роджер. Он просил Джареда приехать и забрать отца из гольф-клуба. Потому что отец набрался и не может вести машину.

«Да неужели? – проговорил про себя Джаред. – Отец? Набрался?»

Впрочем, вслух этого Джаред не произнес, хоть ему и очень хотелось. Пообещав быть на месте минут через двадцать, он встал с постели, натянул надеванные шорты и футболку, а на ноги надел вьетнамки. Потом взял со стола ключи и бумажник и, позевывая, спустился по лестнице. О том, чтобы позвонить Мелоди, уже не было речи.

Прятать пикап на дороге перед домом Така и пробираться через лес, как прошлым вечером, Эби не стал. Наоборот, заехав на ухабистую подъездную дорогу, он, как руководитель группы спецназа во время выполнения боевого задания, прибавил скорость и резко, так что из-под колес полетел гравии, затормозил перед самым домом. Из машины он вышел с оружием, опередив Теда, который выбрался из пикапа с удивительным для его состояния проворством, хотя своим видом мог испугать кого хочешь: синяки под глазами уже приобрели пурпурно-черный оттенок. Лицом парень походил на енота.

Как и подозревал Эби, вокруг не было ни души. Ни в доме, ни в гараже никаких признаков Доусона не наблюдалось. Однако шустрый этот мерзавец, его кузен. Жаль, что все эти годы он с ним не якшался, не то бы нашел ему хорошее применение, пусть даже Теда от этого хватил бы удар.

Тед тоже не высказал удивления, обнаружив, что Доусон улизнул, однако гнев его от этого не уменьшился. Эби наблюдал, как играют у Теда на скулах желваки, как он пальцем поглаживает спусковой крючок «глока». Кипя от злости, он какое-то время постоял на дороге, ведущей к дому, затем Тед решительно подошел к дому Така и распахнул дверь ногой.

Эби прислонился к пикапу, решив переждать, дать возможность брату выпустить пар. Из дома донеслись извергаемые Тедом ругательства и грохот – это он громил мебель. Вот из окна вылетел стул, разбив на тысячи осколков стекло. Наконец в дверях появился Тед и в бешенстве зашагал к старому гаражу.

Там стоял классический «стингрей». Прошлым вечером его в гараже не было – очередное доказательство тому, что Доусон здесь появлялся, но уже уехал. Дошло ли это до Теда, Эби не мог сказать. Впрочем, это было не важно. Следовало дождаться, пока Тед успокоится. Чем скорее он выпустит пар, тем скорее жизнь вернется в прежнее русло. Эби требовалось, чтобы Тед поменьше думал о том, что хочется ему, и больше о том, что говорит ему Эби.

Схватив с верстака монтировку, Тед размахнулся и со всей дури с воплем обрушил ее на лобовое стекло «стингрея», после чего начал молотить ею по багажнику. Он колотил монтировкой по фарам, сбил зеркала, но это было лишь начало.

Не больше пятнадцати минут потребовалось Теду, чтобы чем ни попадя разнести машину на части. Ненависть к Доусону была столь велика, что вскоре двигатель, шины, обивка и приборная доска – все было раскурочено, разрезано на мелкие части.

Жаль, подумал Эби. Машинка была загляденье, настоящая классика. Однако машина чужая, и Теду от этого легче, а значит, решил Эби, это на пользу.

Закончив свое дело, Тед наконец направился к Эби. Шаг его оказался тверже, чем ожидал Эби, хотя дышал Тед тяжело, а его взгляд по-прежнему оставался диким. «Как бы он не прицелился да не пальнул в меня, просто так, со зла», – подумал Эби.

Однако недаром Эби стал главой семьи – испугать его было не так просто, даже когда брат его становился действительно страшен. Он продолжал стоять, непринужденно прислонившись к машине, перед приближавшимся к нему Тедом. Видя, что Тед уже совсем близко, Эби ковырнул в зубах, после чего внимательно осмотрел палец.

– Ну что, закончил?

* * *

Доусон стоял у причала за гостиницей в Нью-Берне между слипами с яхтами. Приехав сюда прямо с кладбища, он все оставшееся до вечера время, пока не начало садиться солнце, провел здесь.

За последние четыре дня это было уже его четвертое пристанище. После выходных он чувствовал себя изнуренным физически и эмоционально. Как ни пытался, он не мог представить себе, как жить дальше. Завтра, послезавтра, а также дальнейшие бесконечные череды недель и лет. Они казались бессмысленными. До этого в его жизни были некие своеобразные цели, которые теперь исчезли. Аманда, а теперь еще и Мэрилин Боннер отпустили его навсегда. Так умер. Что ему теперь делать? Уехать? Остаться на прежнем месте? Работать там же? Или попробовать что-то новое? Какова теперь его цель, когда прежние жизненные ориентиры утрачены?

Доусон знал, что ответов на свои вопросы здесь не найдет, и, поднявшись, поплелся обратно в гостиницу. Его самолет вылетал в понедельник рано утром. Доусону надо было встать до рассвета, чтобы вернуть арендованную машину и зарегистрироваться на рейс. В Новом Орлеане он окажется до полудня, а там еще немного, и он дома.

Добравшись до своего номера, он прямо в одежде повалился на кровать. Впервые ощущая себя в жизни абсолютно дезориентированным, он ничего не мог, кроме как вспоминать прикосновения губ Аманды к его губам. «Ей может потребоваться время», – писал Так. И прежде чем провалиться в сон, Доусон уцепился за эту надежду: хоть бы Так был прав.

Остановившись на красный свет, Джаред посмотрел на отца в зеркало заднего вида. Вот уж набрался так набрался, думал Джаред. Когда он приехал в гольф-клуб несколькими минутами раньше, отец стоял, привалившись к одной из колонн. Туманный и рассеянный взгляд.

Дыхание, которым можно было воспламенить газовый гриль в саду за домом. Наверное, поэтому он все время молчал – старался скрыть, насколько он пьян на самом деле.

Джаред к такому уже давно привык. Пьянство отца его не столько раздражало, сколько удручало. У мамы сразу портилось настроение, хотя она и пыталась вести себя как ни в чем не бывало, пока муж шатался по дому в стельку пьяным. Злиться на отца – только зря энергию тратить, он того не стоил, но мама, Джаред прекрасно знал, внутри буквально кипела от гнева. Она изо всех сил старалась держаться цивилизованно, но где бы в конце концов отец не пристраивался, она неизменно уходила от него в другую комнату, будто это у супругов нормальное дело.

Вот и сегодня ничего хорошего не жди, правда, расхлебывать все это придется Линн, если она явится домой прежде, чем отец отключится. Что до него, Джареда, то он уже позвонил Мелоди, и они договорились пойти купаться.

Наконец загорелся зеленый свет. Рисуя в воображении образ Мелоди в бикини, Джаред нажал на газ и не заметил, что через перекресток на полной скорости уже ехала машина.

С оглушительным треском она врезалась в автомобиль Джареда. Во все стороны полетели осколки и обрывки металла. Часть искореженной дверной рамы выгнулась внутрь, надавив ему на грудь. И в тот же самый момент вылетела подушка безопасности. Пристегнутый ремнями, Джаред дернулся всем телом. Его машина, крутясь вокруг своей оси, неслась через перекресток, голова Джареда моталась из стороны в сторону. «Я погиб», – мелькнуло у него в голове, но чтобы произнести хоть что-то, ему не хватало воздуха.

Машина наконец остановилась, и Джаред не сразу понял, что еще дышит. Грудь болела, шея едва двигалась, казалось, он сейчас задохнется от порохового облака, вылетевшего вместе с подушкой безопасности.

Джаред попробовал пошевелиться, но его грудь пронзила боль. Дверная рама и руль врезались в тело, и ему никак не удавалось вылезти из-под них. Как-то изогнувшись и сдвинувшись вправо, он вдруг высвободился.

Его взгляд выхватил остановившиеся на перекрестке машины. Из них выходили люди, кто-то уже звонил в службу спасения. Сквозь сетку зазубренного стекла Джаред заметил, что капот его машины вздыбился и напоминал теперь маленькую палатку.

Словно откуда-то издалека до него донеслись крики людей, запрещавших ему двигаться. Но он, внезапно вспомнив об отце, тем не менее повернул голову и увидел вместо его лица кровавую массу. И тогда он закричал.

Аманда находилась в часе езды от дома, когда зазвонил ее сотовый. Протянув руку к пассажирскому сиденью, она порылась в сумке и ответила наконец на третий звонок.

Ужас парализовал ее, когда она слушала срывающийся голос Джареда, говоривший ей о случившемся. Из обрывков его слов она поняла, что на место аварии приехала «скорая помощь», что окровавленного Фрэнка и самого Джареда, который, по его уверениям, не пострадал, забирают в госпиталь Дьюка.

Аманда судорожно сжала телефон 8 руке. Впервые после болезни Беи она почувствовала ужас. Настоящий ужас – тот, что не оставлял места для каких-то других мыслей и чувств. – Еду, – сказала она. – Буду так скоро, как только…

Но тут телефон почему-то отключился. Она тут же снова набрала номер, но ей никто не ответил.

Вырулив на соседнюю полосу, она вдавила педаль газа в пол и, мигнув фарами, обогнала ехавшую впереди машину. Ей нужно было очутиться в больнице немедленно. Но вереница машин, тянувшаяся с пляжей, пока не иссякла.

После вылазки к Таку Эби почувствовал, что умирает с голоду. С тех пор как у него началось заражение, ему совсем не хотелось есть, но теперь аппетит вернулся, причем волчий – еще один признак эффективной работы антибиотиков. В итоге он заказал в «Ирвинз» чизбургер с луковыми кольцами и жареный картофель с сыром и чили. Еще не приступая к еде, он знал, что съест все без остатка. Быть может, у него даже останется место на кусок пирога и мороженое.

Тед же в отличие от Эби по-прежнему был плох. Он тоже заказал чизбургер, но ел маленькими кусочками и жевал еле-еле. Машина, которую он разнес в пух и прах, судя по всему, отняла у него последние силы.

Пока они ждали еду, Эби позвонил Кэнди. На этот раз она ответила сразу же, и они немного поговорили. Она сказала, что уже на работе, и извинилась, что не перезвонила, сославшись на проблемы с машиной. И вроде бы она была рада его слышать, кокетничала, как всегда. Дав отбой, Эби немного успокоился на ее счет и даже подумал, не слишком ли большое значение он придал тому, что видел тем вечером.

Но то ли еда, то ли выздоровление так на него подействовали, что, поедая чизбургер, Эби снова поймал себя на том, что прокручивает в голове разговор с Кэнди. Он пытался понять, что его в нем насторожило. А ведь что-то его насторожило. В том числе то обстоятельство, что Кэнди упомянула о проблемах с машиной, а не с телефоном. Ведь при любом раскладе она могла позвонить ему, независимо от того, занята или нет. В общем, Эби одолели сомнения.

Не доев, Тед вышел из-за стола и отправился в туалет. Когда он возвращался обратно, Эби подумал, что брат запросто мог бы участвовать в кастинге на роль в каком-нибудь дешевом ужастике, однако все остальные посетители заведения изо всех сил делали вид, будто ничего не замечают, и старательно смотрели в свои тарелки. Эби улыбнулся. Хорошо быть Коулом.

При этом он все время возвращался к разговору с Кэнди и, даже облизывая пальцы в промежутках между блюдами, продолжал о нем размышлять.

«Фрэнк с Джаредом попали в аварию».

Эти слова крутились у нее в голове в режиме нон-стоп, с каждой минутой лишая Аманду остатков самообладания. Костяшки пальцев, сжимавших руль, побелели. Она снова мигнула фарами, потом еще и еще, требуя, чтобы впереди идущая машина уступила дорогу.

«Их забрала «скорая». Джареда и Фрэнка везут в больницу. Ее мужа и сына…»

Наконец водитель перед ней перестроился, и Аманда пролетела вперед, стремительно заполнив проем впереди.

Она уверяла себя, что голос Джареда звучал просто очень взволнованно, не более того.

«Но кровь…»

Джаред сказал в панике, что Фрэнк весь в крови. Аманда попробовала снова набрать номер сына. Несколько минут назад он не отвечал. Она объяснила себе это тем, что он сейчас в «скорой» или в реанимации, где телефонами пользоваться запрещено. Она напомнила себе, что Фрэнк и Джаред находятся на попечении врачей и медсестер и что, когда Джаред наконец ответит, она, без сомнения, поймет, что ее паника была безосновательной. 11 когда-нибудь эта история – то, как мама летела как полоумная без всякой на то причины – будет предметом обсуждения за ужином.

Но Джаред опять не ответил, Фрэнк тоже. Когда оба звонка переключились на голосовую почту, провал в желудке превратился в широкую бездонную пропасть. Аманда вдруг ясно поняла, что авария серьезная, гораздо серьезнее, чем ей хотел представить Джаред.

Она бросила телефон на пассажирское сиденье и, надавив на педаль газа, приблизилась к впереди идущей машине так, что ее отделяли от нее какие-то несколько дюймов. Водитель наконец уступил ей дорогу, и она пронеслась мимо, даже не кивнув в знак благодарности.

Доусону снилось, что он снова на нефтяной вышке. Платформа сотрясалась от взрывов, которые происходили беззвучно, словно в замедленной съемке. Разорвался резервуар-хранилище, и в небо взметнулись языки пламени. Доусон следил взглядом, как в небо поднимается черный дым, медленно приобретавший очертания гриба. Он видел дрожащую рябь разбегавшихся по платформе взрывных волн, медленно сметавших все на своем пути, с корнем вырывавших столбы и оборудование. Последовавшие затем новые взрывы сбросили людей в море. Он ясно видел каждое судорожное движение их рук. Медленно и как-то сонно пожар начал поглощать платформу, которая постепенно распадалась на части.

Но Доусон оставался на месте, сказочным образом неуязвимый для взрывных волн и летящих во все стороны обломков. Впереди, возле подъемного крана, из облака нефтяного дыма возник человек, которому, как и Доусону, окружающие разрушения были нипочем. Окутав его на мгновение, дым, как занавеска, отодвинулся в сторону. Доусон поразился: он узнал темноволосого незнакомца в синей ветровке.

Незнакомец замер. Издалека в мерцающем воздухе его черты были неразличимы. Доусон хотел крикнуть ему и не мог, его губы лишь беззвучно шевелились; хотел подойти к нему ближе, но ноги словно приросли к земле. Поэтому они просто стояли и пристально смотрели друг на друга с противоположных концов платформы. И тут Доусону, несмотря на расстояние, показалось, что он начал его узнавать.

Когда он проснулся, в его крови еще бушевал адреналин. Непонимающе моргая, он стал озираться вокруг, потом наконец понял, что находится в гостинице Нью-Берна, прямо у реки, но даже осознав, что это всего лишь сон, Доусон почувствовал, как по его телу пробежал холодок. Он сел и спустил ноги с кровати.

Посмотрев на часы, он понял, что спал всего час. Солнце за окном почти село, и цвета гостиничного номера поблекли.

«Как во сне…»

Доусон встал и огляделся вокруг. На глаза попались бумажник и ключи возле телевизора.

Они напомнили кое о чем Доусону, и он решительно прошел через всю комнату, порылся в карманах пиджака, который носил днем, затем для верности проверил их еще раз, быстро пошарил в сумке и наконец, схватив бумажник и ключи, поспешил вниз, к стоянке.

Он обыскал каждый дюйм своей арендованной машины, методично осмотрел бардачок, багажник, пространство между сиденьями и пол. Но в памяти уже начали воскресать события сегодняшнего дня.

Прочитав письмо Така, он оставил его на верстаке. Когда мимо прошла мать Аманды, он переключил внимание на Аманду, оставшуюся на крыльце, и забыл взять письмо.

Должно быть, оно все еще на верстаке. Можно было бы его, конечно, оставить… вот только он считал для себя это невозможным. Это последнее послание Така, написанное ему, его последний подарок, и Доусон хотел взять его с собой.

Он знал, что Тед с Эби будут прочесывать город в его поисках, но тем не менее уже мчался через мост в Ориентал. Через сорок минут он окажется на месте.

Алан Боннер сделал глубокий вдох, собираясь с духом, и вошел в «Тайдуотер». Народу там оказалось меньше, чем он ожидал: пара парней у барной стойки да несколько человек, в глубине зала игравших в бильярд. Занят был только один стол. Сидевшая за ним парочка отсчитывала наличные и, судя по всему, собиралась уходить. Совсем не то, что бывает в субботу или даже в пятницу вечером. С доносившейся из музыкального автомата музыкой и работающим у кассы телевизором заведение казалось почти уютным.

Протиравшая стойку Кэнди улыбнулась ему и помахала полотенцем. Она была сегодня вовсе не так расфуфырена, как обычно: в джинсах и футболке, с собранными в хвост волосами, но по-прежнему оставалась самой красивой девушкой в городе. Алан разволновался, опять усомнившись, согласится ли она с ним поужинать.

Он стоял вытянувшись. «Никаких отговорок", – подумал он. Вот сядет у барной стойки как ни в чем не бывало и постепенно так подведет разговор к тому, чтобы пригласить ее. Она со мной точно флиртовала, напомнил он себе, и хоть она, как видно, по своей природе кокетка, Алан был уверен, что она к нему отнеслась как-то по-особенному. Он видел это. И каким-то образом знал. Вдохнув побольше воздуха, он направился к барной стойке.