Лекция: Авантюрист 5 страница
Лео, при содействии друзей, рассказал о неожиданной находке на выставке в Берлине, о бесплодной поездке в Амстердам, о встрече с Чучо и странных парижских приключениях, о криптографической маске, полученной ими от таинственного «некто», и, наконец, об анонимном письме-приглашении, заставившем их поселиться в отеле «Д’Арлатан». Конечно, он позволил себе упустить некоторые детали: Антуан не узнал, что Артур и Сэнди – вовсе не настоящие сотрудники «Артификса», а кампания по поиску талисмана финансируется загадочным «Асом». Но в остальном он полностью раскрыл перед потомком Писарро карты.
За все время рассказа Антуан не проронил ни слова. Внимательно слушая Лео, он молча рассматривал гостей. Когда Лео закончил, священник откинулся на спинку кресла, отпил глоток воды и, еще раз окинув всех долгим взглядом, не меняя выражения лица, произнес:
– Господа, я рад тому, что наша встреча состоялась. И завтра ближе к вечеру буду рад видеть вас у себя, в Камарге, чтобы продолжить беседу, – он взял салфетку и промокнул губы. Этот жест казался совершенно неуместным, поскольку священник пил лишь воду.
– Когда выедете из Арля, поверните по указателю на Сен-Мари-де-ля-Мер, и через 38 километров вы почти у меня дома. Кстати, – добавил он, – я бы советовал вам переехать из «Д'Арлатана». В центре Камарга есть отель «Мас-де-ля-Фук», где вам будет удобнее и… спокойнее. Его хозяева, местная семья, мои хорошие знакомые и честные люди. И… там свежий воздух, – неожиданно заключил священник и отодвинул свой стул, вставая. – Я попрошу, чтобы в гостинице для вас оставили карту проезда к моему дому. Еще раз прощу прощения за то, что вызвал вас сюда в столь поздний час. Полагаю, это неудобство окупится, – он одарил их своей чудесной улыбкой, кивнул головой и, не дожидаясь реакции, удалился.
Сэнди проводила взглядом высокую чуть сутулую фигуру священника до тех пор, пока она не скрылась между домами. На противоположной, почти не освещенной, стороне площади зажглись фары, заработал двигатель, и небольшая желтая машина, вырулив со стоянки, скрылась в переулке – там же, куда только что ушел Антуан.
«Знакомая какая-то машина, – подумала Сэнди. – Где-то я ее недавно… Стоп. Это же Бассанж вчера уезжал на такой от ресторана! Восемьсот километров от Парижа… Возможно, если ехать не останавливаясь, но… очень маловероятно. Сколько таких машин во Франции – тысяча, несколько тысяч… Но ведь в тот же переулок… Совпадение. Просто здесь везде одностороннее движение».
Справившись с собой, она решила не делиться своими наблюдениями с остальными – и так уже за ней укрепилась роль подозрительного детектива. К тому же, все молчали, осмысливая впечатления от встречи.
– А мне он понравился, – вдруг, как будто продолжая мысль, проговорил Саймон. – Никакого лицемерия и лишних слов. Мы посмотрели друг на друга, обменялись заявлениями о намерениях и разошлись. Он же честно сказал, что хотел посмотреть на нас, прежде чем приглашать в дом. Посмотрел. Пригласил. И попрощался. Лаконично и точно. Всему свое место. Так что завтра, думаю, он будет другим, – тут Саймон смешно замахал руками, пытаясь разогнать дым от собственной самокрутки.
– Знаете, – серьезно заговорила Сэнди, – я ему верю. Верю, что это настоящий Антуан Писарро. Не могу объяснить, почему, но есть в нем что-то такое… аутентичное.
– Ну, слава Богу! – улыбнулся Артур. – Месье Писарро прошел экспертизу и признан подлинным.
– А как вам история с фотографиями? Чучо ничего не присылал ему! – задумчиво произнесла Николь. – Видимо, Сэнди была права. Он просто хотел сфотографировать письмо.
В гостиницу компания шла уже знакомой дорогой. Вернее, не шла, а почти бежала, подгоняемая Сэнди:
– Давайте, наконец, поторопимся. Я начинаю привыкать к тому, что вечером в отеле нас ждет какая-нибудь записка или… еще что-нибудь...
Забежав первой в гостиницу, она сразу же подошла к консьержу. «Ничего». Им не поступало ни звонков, ни писем.
– Все спокойно? – поинтересовался Лео, подойдя к ней.
– Да. Но мы еще не были в номерах!
– Обещаю дать вам знать, если найду хоть что-нибудь, кроме кровати, – не оборачиваясь, громко сообщил Саймон, направляясь прямиком к лестнице. – Всех целую, встретимся на завтраке.
– Да… – Сэнди многозначительно посмотрела на Леонарда и Николь.
– Обещаем! Если что! – не дожидаясь вопроса, хором ответили Гратовски.
* * *
Завтрак, сервированный во внутреннем дворике отеля, был изумительным, погода – теплой и солнечной, а настроение – прекрасным. Все этим утром воспринималось почему-то исключительно в превосходной степени.
Пока расплачивались за отель, портье вывел из гаража и поставил перед входом машину, и уже через несколько минут компания выехала из Арля, свернув на указатель «Сен-Мари-де-ля-Мер» – «Святые Марии морские».
Очень скоро пейзаж полностью преобразился. Не стало вдруг по сторонам дороги солнечных провансальских домиков, кафе, автозаправок – как будто это была уже не Франция. Вокруг, насколько хватало глаз, была странная равнина, заросшая сочной травой едва ли не в рост человека, а вскоре появились озера и грациозные розовые птицы на них. Фламинго.
Лео открыл окно машины, впуская свежесть утра, поставил диск и звуки танго заполнили салон машины. Увидев улыбку Николь в зеркале заднего вида, Сэнди поняла: не только у нее чудесное настроение.
Чем дальше, тем меньше картина напоминала привычную ухоженную Францию. Казалось нереальным, что в нескольких километрах отсюда – XXI век с его политическими играми, газетными киосками, супермаркетами, упорядоченной и суетной городской жизнью. Антрацитовые спины огромных быков матово отсвечивали на осеннем солнце, а по другую сторону узкой извилистой дороги спокойно паслись белоснежные лошади.
Еще через несколько километров впереди показался огромный, высотой метров в десять, черный крест необычной формы. Внизу он заканчивался якорем, выше располагалось сердце и, наконец, распятие –именно таким изображением был запечатан конверт, полученный ими два дня назад в Париже.
– Крест конкистадоров, – сказал удивленно Саймон. – Это их символ: якорь – надежда, сердце – любовь, распятие – вера.
Чуть дальше стало понятно, что крест обозначал въезд в Сен-Мари – столицу Камарга. Городок, больше напоминающий испанские или латиноамериканские прибрежные городки, чем юг Франции. Аккуратные одно– или двухэтажные белые домики под красной черепицей, мощеные улочки между ними, выводящие на широкий пляж, на который накатывались серые осенние волны. Возможно, летом и здесь бывает много туристов, но сейчас на улицах было пустынно, и редкие прохожие своим видом полностью соответствовали окружающему пейзажу. Смуглые узколицые мужчины в кожаных брюках и жилетах, остроносых сапогах, ковбойских шляпах и рубахах с широкими рукавами; женщины в черно-красных платьях с размашистыми юбками, будто специально одевшиеся для того, чтобы танцевать фламенко.
– Если бы я не знал, что мы во Франции, – сказал Артур, – я решил бы, что мы попали на съемки вестерна.
– Камарг – столица европейских цыган, – пояснил Саймон. – А весь быт – странный симбиоз испанских и латиноамериканских традиций. Так повелось с тех времен, когда здесь стали селиться вернувшиеся в Европу конкистадоры. Даже дома здесь называются по-испански – «мас».
Отель «Мас-де-ля-Фук» – «дом дикой утки» – показался из-за поворота дороги, шедшей теперь вдоль моря так близко от пляжа, что соленые брызги временами попадали в открытое окно машины. Несмотря на невзрачный фасад, отель производил впечатление почти домашнего уюта.
Компания выбралась из машины и направилась по грунтовой дорожке ко входу.
– Добрый день, – Лео поздоровался с портье, вышедшим навстречу гостям, – мы хотели бы остановиться в вашем отеле.
– Разумеется, месье. Ваше имя? – служащий деловито склонился над книгой учета постояльцев, перелистывая шероховатые страницы.
«И кто-то же, оказывается, еще ведет учет от руки! – подумала про себя Сэнди. – Впрочем, ноутбук на этой потертой временем столешнице выглядел бы неуместно».
– Гратовски.
Портье быстро вскинул глаза на Лео, обвел мгновенно потеплевшим взглядом всю компанию и сообщил:
– Нас предупредили о вашем приезде. Для вас конверт от месье Писарро.
– Похоже, его тут уважают, – шепнул Артур Сэнди. – Оно и понятно: не станешь выказывать уважения, он, глядишь, грехи не отпустит.
– Артур! – возмутилась Сэнди. – Ты неисправимый циник.
– Просто реалист, – примирительно пробормотал Артур, изображая на лице раскаяние, – но если это качество нам больше ни к чему, исправлюсь.
В конверте оказалась карта Камарга с отмеченным домом Антуана. Судя по ней, дом находился на приличном расстоянии от отеля, хотя между ними не было отмечено других жилых построек.
– Похоже, тут можно весь день проплутать, не встретив ни души, – заметил Саймон, разглядывая план.
– Да, – усмехнулся Артур, – для монаха-отшельника место подходящее.
Портье, деликатно кашлянув, заставил их отвлечься от карты и сообщил, что месье Писарро не дал точных распоряжений относительно количества комнат для своих гостей, так как не знал, предпочитают ли они два семейных номера или четыре отдельных комнаты. Самая обычная ситуация оказалась немного щекотливой, так как и Артур и Сэнди, в отличие от мгновенно ответивших Гратовски, на несколько секунд замешкались с ответом, предоставив друг другу ответ на вопрос портье. Пауза затянулась, портье с бесстрастным вниманием смотрел на их лица, и Сэнди была вынуждена сказать, что, конечно, им нужны два отдельных номера.
–Не знаю, вежливо ли злоупотреблять гостеприимством, занимая столько комнат в крошечном отеле, –пробормотал Артур в сторону.
Гостям предложили просторные светлые номера с выходом на общую террасу – если можно было так назвать широкий деревянный настил на сваях, обрывавшийся прямо над темной водой озера.
Портье, извиняясь, объявил гостям, что завтрак в отеле закончился как раз перед их приездом, а обед теперь будет не скоро, но, глянув мельком на недовольное лицо Артура, поспешил добавить, что вино, сыр и свежеиспеченный хлеб они, конечно, найдут.
Через несколько минут, выйдя на террасу, Сэнди, завернувшись в плед, устроилась на плетеном диване, вокруг которого развевались на ветру белые шторы на деревянном каркасе, и зажмурилась от удовольствия.
По темной воде огромного озера кораллами рассыпалась стая фламинго. Как-то непривычно было видеть этих экзотических птиц в самом сердце Европы. Странные грациозные создания неподвижно стояли в черной воде, в которой голубыми бликами отражалось небо. Аромат осоки примешивался к глинистому запаху берегов, ветер вплетал солоноватый привкус близкого моря – здешний воздух был так же тонок и непривычен, как и сам пейзаж. Левее, рядом с привязанной к берегу деревянной лодкой, невозмутимо паслись две белоснежные лошади. И сколько хватало взгляда, нигде картину не нарушали следы человека – ни дорог, ни построек.
* * *
Дорога до дома Антуана, против ожиданий, оказалась недолгой – четверть часа по безлюдной местности, среди тех же белых лошадей и черных как смоль быков, воспринимавшихся уже как что-то естественное, что обязательно должно было присутствовать здесь, и без чего вся эта местность была бы недоделанной и неправильной.
Дом был совсем не таким, каким можно было представить себе жилище монаха-отшельника. Огромный и мрачный, построенный из грубого серого камня и спрятанный в тени старой дубовой рощи, он как-то не вязался с образом одинокого служителя церкви.
– Не слишком похоже на скромную келью, – хмыкнул Артур.
Про себя Сэнди тоже подумала, что ожидала увидеть совсем другую постройку – проще и меньше, а еще… дружелюбнее, что ли.
На крыльцо, заслышав шум подъезжающей машины, вышел Антуан. Он, как и в первый раз, был одет в черное, но сегодня его лицо уже не казалось таким суровым, как при первой встрече.
– Добрый день! Легко добрались? – Антуан шел к ним навстречу, шурша мягкими подошвами по опавшей листве. Теплые солнечные блики, прорывавшиеся сквозь ветви деревьев, делали его черты мягче. – Как вам здешние места?
– Одного дня достаточно, чтобы влюбиться, – ответила за всех Николь.
– Это необычное место, – сказал Антуан. – Во-первых, именно здесь высадились на берег бежавшие из Святой земли после распятия Христа Мария Магдалина и две другие Марии, первыми узнавшие о Воскресении. Согласно легенде, именно они и именно сюда привезли с собой Святой Грааль. Поэтому и город называется «Святые Марии морские». А во-вторых, уже через полтора тысячелетия после этого, те из конкистадоров, которые, не найдя счастья в Новом Свете, возвращались в Европу, оседали именно здесь. Многих из них преследовали на родине как разбойников, и необжитая область между Испанией и Францией была идеальной для того, чтобы чувствовать себя достаточно спокойно. Она, фактически, и осталась таковой – заповедной… То, что нужно, чтобы сохранить полукочевой быт. Здесь же, кстати, возникло и понятие «джипси кингс» – цыганские короли, не способные ни на что променять свободу.
Антуан широко улыбнулся и пригласил гостей в дом, который внутри оказался таким же мрачным, как и снаружи. Он вообще походил на небольшой средневековый замок: стены из грубого камня, массивные деревянные перекрытия, тяжелые темные балки под потолком, огромный камин с развешенной над ним коллекцией огнестрельного оружия. Сложно было поверить, что в этой громаде живет один-единственный человек.
Словно подлсушав эти мысли, Антуан обернулся и пояснил:
– Дом достался мне в наследство от деда. Кстати, как и коллекция ружей. Впрочем, я основательно ее пополнил.
Сэнди смутилась и прошептала Артуру:
– Что он, мысли читает?! Я как раз об этом думала.
– Божий человек, – ответил шепотом Артур. – Пути господни...
В этот момент откуда-то из глубин дома появилась темноволосая молодая женщина. Глянув на гостей живыми внимательными глазами, она чуть заметно улыбнулась и поздоровалась.
– Это моя горничная, Мари, – представил Антуан девушку, как показалось Сэнди, немного смущенно. – Она с недавнего времени помогает мне в хозяйстве. Мне рекомендовал ее мой друг, префект округа, и я ни разу не пожалел: Мари удаются шедевры кулинарного искусства.
Артур наклонился к Сэнди и шепнул так, чтобы было слышно только ей:
– Обрати внимание на ее руки. Ты думаешь, она этими руками оттирает кастрюли?
– Может, у них посудомоечная машина! – отмахнулась Сэнди. – И вообще, не знала, что ты обращаешь столь пристальное внимание на маникюр.
Однако сама Сэнди задумалась о том, что, возможно, Артур отчасти прав. Очаровательная молодая горничная в доме монаха уже сама по себе вызывает вопросы. Только, конечно, подозревать надо не Антуана – к нему девушка уже успела проникнуться искренней симпатией – а Мари. Ей и в самом деле не слишком шла роль прислуги. «Может, она устроилась в этот дом не просто так? А если ее интересуют старинные реликвии, которые хранит здесь Антуан? Ее порекомендовал префект округа, – Сэнди не заметила, как увлеклась, – а почему бы ему самому не быть заинтересованным в тайнах этого дома?» Она покосилась на служанку, внимательно наблюдавшую за гостями.
– Я покажу вам дом, а Мари пока накроет на стол, – прервал Антуан размышления Сэнди, пригласив следовать за ним.
Во всем доме лишь небольшой телевизор и ноутбук в кабинете хозяина разрушали иллюзию того, что находишься в средневековом замке. Отделанный темным деревом кабинет со старинными фолиантами на полках, крутая узкая лестница со скрипящими ступенями на второй этаж, мрачная спальня с тяжелыми гардинами на окнах и высокой кроватью под балдахином – все создавало ощущение машины времени, уносящей от привычной современности.
Несмотря на мрачноватый антураж, дом, однако, в целом производил приятное впечатление – чьи-то заботливые руки тщательно ухаживали за ним, и нигде не было заметно ни пылинки, ни одной брошенной неосторожно вещи.
Через заднюю дверь все вслед за хозяином вышли в старый сад. За домом, со стороны полей, блестел кристально чистой водой бассейн. Если принимать во внимание листопад, устлавший все вокруг желто-красным шелестящим ковром, кто-то должен был целыми днями поддерживать в нем чистоту.
– Неплохо устроился монах, – Артур вновь наклонился к самому уху Сэнди. – И бассейн, и прислуга симпатичная. Меня этот бассейн больше наводит на мысли о вечеринке с коктейлями, чем о вечерней мессе.
В гостиной их уже ждал великолепный стол, заставленный домашними блюдами местной кухни. Подойдя к нему, Антуан бережно взял в руку темную бутылку и продемонстрировал ее гостям.
– У меня свои виноградники, – сообщил он. – Небольшие, но довольно известные в округе. Тот вкус, который имеет мое вино, никому не удается повторить. Для вас я приготовил несколько бутылок разных сортов, так что вы сами сможете оценить… Прошу за стол.
Мари действительно знала толк в кулинарии. Вовремя меняя блюда, она одновременно чутко следила, чтобы бокалы гостей все время оставались полными. Вино и в самом деле имело необычный, фруктовый, пряный, чуть терпкий вкус и оставляло долгое послевкусие – то ли ежевики, то ли каких-то других ягод. От достоинств местной кухни разговор постепенно перешел на более серьезные вопросы, которые были вполне естественны для такой компании в этих стенах: путешествия, вера, служение, ценности...
– В массе своей конкистадоры были простыми авантюристами, – говорил Антуан, – и их ошибка объяснялась пошло и просто: они хотели только золота и получили – только золото. Каждому – по вере его… И за все платишь адекватную цену… Ради золота они лишали людей крова, семей, свободы, любви. И получали золото, сами лишаясь крова, семей, любви, надежды...
Никто не торопился начинать разговор, ради которого все собрались. Они будто изучали друг друга, проверяя на верность реакции, ловя совпадения мыслей и тем. Но вот Мари подала кофе, и все, расположившись у огромного камина, утопая в массивных диванах, обитых черной грубой кожей, наконец, перешли к разговору о том, что, собственно, привело к их встрече в Камарге.
– Как договаривались, мы привезли с собой то, что нам уже удалось отыскать, – сказал Лео, доставая папку с письмом Писарро и футляр с криптографическим ключом на серебряной пластине.
Первым он протянул Антуану письмо, спросив, нужен ли ему перевод.
– Благодарю вас, – рассеянно ответил монах, бережно держа кончиками пальцев манускрипт. – Я в достаточной мере владею испанским...
Десять минут в полном молчании при свете настольной лампы Антуан, сохраняя полное внешнее спокойствие, внимательно рассматривал реликвии. Затем он поднялся с кресла и произнес:
– Да, это, безусловно, заслуживает внимания. И вам уже многое удалось… Я покажу вам то, что долгие годы хранится в моей семье и что, возможно, поможет вам в продолжении поисков.
Антуан вышел ненадолго и вернулся с двумя шкатулками темного дерева, запертыми на ключ. Поставив их на стол, на котором Мари уже успела навести идеальный порядок, он открыл первую из них.
В ней лежало сложенное, пожелтевшее от времени письмо. Когда-то его края скрепляла сургучная печать, но теперь она рассохлась, и только по фрагментам можно было понять, что раньше ее по кругу украшала надпись «Empresa del Levante», снабженная уже знакомым всем крестом с якорем и сердцем. Лео взглянул на хозяина, и тот кивком головы и приглашающим жестом руки разрешил рассмотреть документ.
Аккуратно, чтобы не повредить древнюю бумагу, Саймон развернул письмо. Посреди пожелтевшего листа ровным квадратом расположились выцветшие, но еще различимые рукописные буквы латинского алфавита, не складывавшиеся ни в слова, ни во фразы.
– Письмо всегда хранилось в нашей семье как реликвия, – произнес Антуан. – Хотя никто, несмотря на многие попытки, не смог его расшифровать.
– Но это же… письмо под наш серебряный ключ, – не удержалась Сэнди. – Давайте попробуем прочесть!
Николь взяла серебряную пластину, лежавшую рядом, и потянулась к письму.
– Стоп! – рванулся к ней до сих пор сохранявший спокойствие Саймон. – Вы соображаете, что делаете?! Работать с оригиналом на обеденном столе! Вы бы еще колбасу на нем порезали! Ну, ладно Сэнди, но ты-то, Николь! Надо снять копию, хотя бы от руки в том же масштабе – и с письма, и с пластины, только потом экспериментировать. А не возить по бумаге пятисотлетней давности металлической пластиной.
Антуан, внимательно следивший за пронесшейся бурей, одобрительно кивнул – ему явно польстила такая забота о семейной реликвии. Сэнди покорно вздохнула и вместе с Николь принялась сосредоточенно перерисовывать буквы на принесенный Мари чистый лист бумаги.
Следующие сорок минут все поочередно крутили лист бумаги со сделанными на нем ножницами отверстиями поверх другого листа с переписанными квадратом буквами. Проблема состояла, видимо, в том, что часть букв почти не читалась, а некоторые, в силу архаичного написания, могли читаться по-разному. Кроме того, было совершенно неизвестно, какая из сторон пластины является лицевой, а также сколько раз и в какую сторону ее нужно поворачивать. Не известен был и язык, на котором было написано послание – латинские буквы сами по себе еще ни о чем не говорили. Словом, азарта исследователей было не достаточно, чтобы взять письмо приступом, и стало понятно, что расшифровка потребует кропотливой профессиональной работы.
Во второй шкатулке лежал не менее древний кусок рассохшейся и ломкой выбеленной кожи, на котором были то ли нацарапаны, то ли тонко выжжены какие-то квадратики, один из которых был помечен крестом. Внизу с трудом можно было разобрать подпись: «San Francisco de Quito».
– Это карта древнего города, – предположила Сэнди, успев на этот раз заглянуть через плечо Саймона, собственноручно раскрывшего шкатулку.
Саймон внимательно рассмотрел карту:
– Карты на коже делали мореплаватели – так они меньше страдали от воды, – произнес он. – Думаю, на ней отмечен какой-то район Кито – столицы нынешнего Эквадора. Город, основателями которого считаются Писарро и Альмагро… Не понятно только, можно ли будет в наши дни выяснить, какой именно район здесь изображен. Хорошо бы, конечно, взять на экспертизу и карту, и письмо…
– Пожалуйста, они в вашем распоряжении, – неожиданно сказал Антуан.
В комнате повисла неловкая пауза. Лео первым ее нарушил:
– Вы, конечно, понимаете, что эти предметы имеют большую ценность, не только научную, но и материальную… Мы…
– Но, – перебил его Антуан, – я, как прямой потомок Франсиско Писарро, не меньше вас заинтересован в изучении истории моей семьи. И моя готовность содействовать этому, по меньшей мере, нормальна. Если вам это удастся…
– Но вы же первый раз нас видите! – воскликнула Сэнди. – Откуда вам знать, что мы...
– Во-первых, – мягко ответил монах, – я вижу вас во второй раз. А все, что мне нужно знать, я могу определить и с первого взгляда. И, во-вторых, – улыбнулся он, – в наше время и одной ночи бывает достаточно, чтобы, даже находясь в заповедном Камарге, навести необходимые справки...
Эта смесь благодушия и уверенности производила странное впечатление. Лео, благодаря хозяина дома за доверие, все же настоял на том, чтобы составить письменную расписку о передаче ценностей. Ее написали в двух экземплярах, и Саймон с Антуаном церемонно заверили ее своими подписями.
В тот момент, когда за успех поисков были подняты бокалы с рубиновым вином, выбранным Антуаном, в дверь постучали, и через минуту на пороге появилась Мари, которая, подойдя к Антуану, что-то прошептала ему на ухо.
– Пусть войдет, мы все закончили, – сказал ей Антуан. – Друзья, заехал мой друг Романо, он, видимо, услышал, что завтра я уезжаю, и заглянул попрощаться. Вы не возражаете?
Возражений, разумеется, не последовало, и на пороге комнаты появился молодой мужчина цыганского вида. При виде гостей он смутился и стал говорить, что лучше зайдет попозже, но Антуан был непреклонен – он провел Романо вглубь комнаты и познакомил с присутствующими.
– Мы пришли проводить вас, – слегка смущаясь, обратился Романо к Антуану. – Хотели спеть для вас несколько песен, чтобы дорога была удачной. Но, наверное, это сейчас не ко времени...
– Отчего же, – ответил Антуан. – Я тронут – ты же знаешь, я поклонник ваших песен. Думаю, это будет приятно и моим гостям. Тем более что они путешествуют еще чаще, чем я, – с этими словами Антуан подмигнул Саймону, с которым за вечер у него установилась некая невербальная связь, основанная на взаимной симпатии и уважении.
Через минуту Романо вернулся вместе с двумя мужчинами и гибкой черноволосой женщиной в пышной юбке, звенящей пришитыми к ней монетами. Романо и второй мужчина держали в руках гитары, а третий, несколько выделявшийся из этой компании простым черным нарядом и пышными усами, сжимал бубен.
– Вечер с цыганами в программе не значился, – прошептал Артур, после всего происшедшего пребывавший в отличном настроении.
Дверь на террасу было открыта, и через нее в комнату проникали темно-синие сумерки, запах прелой листвы и прохлада близкого моря. Но в доме было тепло – горел огромный камин, и красные отсветы ложились на лица сидевших в креслах людей, выхватывая из темноты то ружья на стенах, то древний манускрипт на столе, то металлический крест странной формы на стене – распятие, якорь и сердце. Вера, надежда, любовь...
Романо провел руками по струнам, задал ритм, сразу в унисон зазвучала гитара его друга, бубен в руках третьего поддержал ее, и… возникла мелодия. Девушка, распустив вьющиеся волосы, начала неспешный чувственный танец:
Луна в жасминовой шали
Явилась в кузню к цыганам.
И смотрит, смотрит ребенок,
И смутен взгляд мальчугана.
Луна закинула руки
И дразнит ветер полночный
Своей оловянной грудью,
Бесстыдной и непорочной.
Ветер доносил запахи пряных трав, пение цикад и запах дыма от далекого костра. А Романо, превратившийся в пылкого юношу, молил:
– Луна, луна моя, скройся!
Если вернутся цыгане,
Они возьмут твое сердце
И серебра начеканят.
Женский голос, в котором перемешались забота и боль, любовь и печаль, отвечал ему:
– Не бойся, мальчик, не бойся,
Взгляни, хорош ли мой танец!
Когда вернутся цыгане,
Ты будешь спать и не встанешь.
Теперь это был даже не танец, не фламенко, а что-то языческое, свободное и пронзительное, в чем угадывались ночные озера и черные быки, розовые птицы, море, белые лошади и смуглые люди, живущие не разумом, а страстями… И в этом ритме любили друг друга и спорили два голоса:
– Луна, луна моя, скройся!
Мне конь почудился дальний…
– Не трогай, мальчик, не трогай
Моей прохлады крахмальной!
Романо пел, закрыв глаза, все быстрее лаская струны, силуэт девушки на стене превратился в сумасшедший театр теней, и это был уже не Лорка, а то древнее, откуда черпал он темы для своих цыганский баллад.
Летит по дороге всадник
И бьет в барабан округи.
На ледяной наковальне
Сложены детские руки.
Ритм сменился, став тревожным и быстрым. Как будто печатали торопливую дробь по гулкой ночной дороге подкованные кони.
Прикрыв горделиво веки,
Покачиваясь в тумане,
Из-за олив выходят
Бронза и сон – цыгане.
Песня странным образом переплеталась со всем этим вечером, со словами Антуана, с дорогами конкистадоров, упрямо вгрызавшихся в другие миры, и с древним талисманом, когда-то на другом краю земли отражавшим сполохи такого же огня…
Вскрикнули в кузне цыгане,
Эхо проплакало в чаще…
А ветры пели и пели
За упокой уходящих…
* * *
Вернувшись в отель, все собрались на террасе, чтобы обсудить прошедший день. Ночной портье принес большие оплывшие свечи и расставил их по периметру деревянного настила. Теперь они сидели на освещенном подрагивающими огоньками островке посреди темного озера – воды было не разглядеть, но легкий плеск под ногами напоминал о ней. Не хотелось спугнуть гипнотическую магию вечера. На столе лежала копия зашифрованного письма, и Саймон рассеянно крутил по ней вырезанный из бумаги трафарет, точно повторяющий серебряную пластину.
– Забавно. Я думаю, Антуан специально пригласил цыган, – сказала Сэнди.
– А этот, усатый, с бубном – колоритный тип, – в тон ей продолжила Николь. – Вы заметили, он куда-то исчез задолго до того, как ушли остальные.
– Я тоже обратил внимание, – поддержал Артур. – Но в бубен он бил виртуозно...
– А мне он кого-то очень напомнил… – сказала Сэнди. – Как будто я его уже где-то видела.
– Сэнди, ты опять за свое, – улыбнулась Николь. – Так мы скоро начнем подозревать каждого встречного.
– Интересный вечер, – согласился с остальными Лео. – Цыганка удивительно танцевала, такая страсть и пластика… Я сделал несколько снимков, правда, было темно, а со вспышкой снимать не хотелось… Как бы то ни было, – заключил он, – а с Антуаном нам очень повезло. Иначе как огромным везением наши сегодняшние приобретения не назовешь.
– И, кажется, у меня сейчас будет подтверждение этого везения! – напряженным голосом сказал Саймон, все это время не отрывавшийся от своих манипуляций с криптографической маской.