Реферат: Коммуникативная структура лирических произведений
Министерство общего и профессионального образования РФ
Пензенский государственныйпедагогический университет им. Белинского
факультетиностранных языков
кафедра
немецкого языка
Курсовая работапотеме: коммуникативная структура лирических произведений на примерепоэтов-романтиков XVIII века Новалиса и К. Брентано.
Выполнила:
группа Н-41
Руководитель:
преподаватель кафедры
немецкого языка
Юрасов И.А.
Пенза 2001Содержание
I. Введение.
1. Коммуникативные связи в лирическом произведении.
2. Особенности внутритекстовой коммуникации. Анализ коммуникативногостатуса лирики.
3. Соотношения между внутритекстовой коммуникацией и внетекстовымиструктурами.
4. Автокоммуникация как составляющая коммуникативного статуса стиха.
5. Соотношение коммуникативного и когнитивного аспектов лирики.
II. Заключение.
III Списокиспользованной литературы.
I. Введение
Любой текст, устный или письменный, являетсяэлементом некоторого – реального или потенциального, единичного илимножественного – коммуникативного акта и характеризуется некоторымкоммуникативным статусом, зависящим как от внутренних особенностей этоготекста, так и от характера его внешнего функционирования. Говоря окоммуникативном статусе текста, имеется ввиду система взаимоотношений«действующих лиц» («персонажей»), связанных с этим текстом.
Существуют тексты,коммуникативный статус которых ясен и прост: реплика в бытовом диалоге; записьдля себя в памятной книжке. Но статус текстуально этой же реплики, новключенной в роман или пьесу, читаемой третьим лицом, опубликованной в собраниисочинений, изменяется и усложняется: в силу вступает целая система действующихлиц.
Любой художественныйтекст обладает некоторым внутренне присущим ему коммуникативным статусом,который условно связан с содержанием оформления произведения. При своемсоответствии этой связи читатель понимает и принимает произведение, сообщаетсяс ним, при несоответствии – не понимает и не принимает сообщение.
Поэтому цель даннойработы состоит в рассмотрении содержания образования (сообщения) текста.Интересующая тема – коммуникативный статус лирического стихотворения.Коммуникативный аспект будет рассматриваться на примере лирических произведенийФридриха Леопольда Гарденберга (Friedrich Leopold von Hardenberg),печатавшегося под псевдонимом Новалис (Novalis) и Клеменса Брентано (KlemensBrentano). В их творчестве нашли яркое воплощение характерные романтическиечерты йенской и гейдельбергской школ, и они представляются наиболее интереснымис точки зрения коммуникации.
1. Коммуникативные связи в лирическом произведении.
Коммуникативный аспект лирических текстоврассматривается с трех точек зрения:
1) Внутренней: о чемявно говорится в тексте; связанные с этим – внутритекстовым – аспектомперсонажи – это лица, эксплицированные в тексте (например, герои романа, или Яи Ты в писме);
2) Внешней: кемсоздан и как функционирует текст; связанные с этим аспектом персонажи – этореальный автор текста и реальное лицо, воспринимающее этот текст;
3) Промежуточной –интенциональной: для чего создан текст и кто подразумевается в качестве егочитателя; с этим аспектом связаны такие персонажи, как «имплицитный автор»,т.е. тот образ автора, который предполагается данным текстом, выступает изхарактера этого текста, и «имплицитный читатель» – потенциальный,предполагаемый данным текстом.
Стихотворение, будучи сообщением (текстом), темсамым является элементом некоторого (потенциального) коммуникативного акта (онокем-то создано и для кого-то предназначено). Поэтому оно обязательнопредполагает наличие двух персонажей: имплицитного автора и имплицитногоадресата. Стихотворение обычно построено как монолог, и поэтому его можнорассматривать и как обращенное к самому себе (т.е. имеет местоавтокоммуникация).
В стихотворении очень часто имеется эксплицитное Я и– чуть реже – эксплицитное Ты. Последний персонаж – чаще всего близкое к Ялицо, но это может быть и неодушевленный предмет, абстракция, любой человек иличеловечество в целом, наконец, собственно читатель. В роли же эксплицитного Яможет выступать как собственно лирическое Я (лицо, почти или полностьюсовпадающее с реальным автором, или же сконструированный образ «лирическогогероя»), так и лицо, заведомо отличное от реального автора (например, женщина,когда автор – мужчина), а также неодушевленный объект.
В результате может возникнуть сложная системавзаимоотношений между эксплицитными и имплицитными персонажами, которая ещеболее осложняется их соотношением с персонажами реальными (например, сходством/ различием «лирического героя» и реального автора), в частности тем или инымхарактером прочтения текста реальным читателем (например, он можетотождествлять себя с эксплицитным Я или с эксплицитным Ты или отождествлятьэксплицитное Я с реальным автором текста и т.д.), не говоря уже о случаяхналичия «посредников» – актера или переводчика.
Лирика предполагает установление коммуникативнойсвязи особого характера (контакта, сопереживания) между реальным читателем иимплицитным автором (роману такая связь – в качестве обязательной – не присуща:имплицитный автор затушеван).
Другая важная черта, внутренне присущая лирике,состоит в том, что лирика предполагает возникновение автокоммуникации учитателя. Автокоммуникативный акт, сопутствующий созданию стихотворения(разговор поэта с собой), проецируется в акт восприятия стихотворения, делаяэтот акт разговором читателя с собой. Предельный случай – «девичье чтение»,когда читатель / ница прилагает к себе все содержание текста.
С названными особенностями коммуникативного статусалирики связана такая характерная черта ее внешнего функционирования, какпотребность в многократном перечитывании и запоминании наизусть (подобнаяпотребности в постоянном общении с близким человеком). Эта потребность связанаи с другими особенностями лирики, в частности, с ее фасцинативной функцией:именно для высоко фасцинативных видов искусства (особенно для музыки)потребность в повторении особенно характерна.
Тот контакт читателя с автором, о котором шла речьвыше, связан и с тем, что поэзия вообще, и лирическая в частности, представляетсобой «странную» речь (Левин 1998:467) – необычную и отличающуюся от всехдругих речевых жанров буквально во всех аспектах – прежде всего, фонетическом,графическом и семантическом: лирическое стихотворение говорит о том и так, очем и как обычно говорить не принято. Эта необычность заставляет читателя(слушателя) обращать внимание не только на содержание сообщения и не только наего форму, но и на его автора.
2. Особенности внутритекстовой коммуникации. Анализ коммуникативногостатуса лирики.
Сложной системе внутритекстовых коммуникативных связей,присущих лирике, отвечает ее повышенная внутритекстовая коммуникативность. Кпроявлениям этой особенности лирики относится:
1) Исключительно частое использование 1-го лица, причем оно обычно можетбыть отождествлено с реальным автором текста; в частности, нередко «обобщенное»Мы (Левин 1998:467), что позволяет сопоставить такие лирические тексты снаучными и философскими. („Ich lebe bei Tage…“ Novalis; „Und wir bieten nichtvergebens auch für die Geliebten Ruh…“ Novalis; “Ich selbst muss drin verderben…”Brentano).
2) Частое использование 2-го лица, чему нет аналогий в другиххудожественных жанрах, кроме драмы и эпистолярного романа, и что позволяетсопоставить лирику с бытовой или ораторской речью, письмом, молитвой, заговором(„Ich sehe dich in tausend Bildern…“ N.; “Ich kann dich nicht verdammen…” B.)
3) Использование обращения к заведомо некоммуникабельным объектам(„Heiliger Schlaf – beglücke zu selten nicht…“ N.; “Tod, so heißter, Und die Geister Beben von dir, du schrecklicher Held.” B.)
4) Фабульно немотивированные введения периферийных персонажей – как будтотолько для того, чтобы было к кому обратиться. („Hör, es klagt dieFlöte wieder…“ B.). Это периферийные персонажи, появляющиеся лишь намомент; обычно они же являются и формальными персонажами, не играющими никакойсодержательной роли и лишь вводящими новый коммуникативный элемент.
5) Использование – также фабульно немотивированных – речевыхкоммуникативных элементов: восклицаний, вопросов и т.д. (без определенногоадресата) („Muss immer der Morgen wiederkommen? Endet nie des IrdischenGewalt?“, „O! Dann neigt sich Gott hinüber…“ N.; „Wer hat dies Liedgesungen?“, „Weh! Sein Fuß steht im Staub…“ B.)
Последние три случая родственны, в них проявляетсято, что можно назвать «фиктивной коммуникативностью», именно здесь особенноярко видно стремление к «коммуникативности во что бы то ни стало, ради неесамой». (Левин 1998:467).
Для конкретного анализа коммуникативного статусалирики выбирается внутритекстовый коммуникативный аспект стихотворения, т.е.эксплицированных в тексте персонажей (Я и / или Ты) в качестве исходногопункта.
Текст эготивен, если он написан от 1-го лица(формальные показатели: местоимения Я, Мы и соответствующие формы глаголов);текст апеллятивен, если он организован как единое обращение к тому или иномуэксплицированному адресату (формальные показатели: местоимения Ты, Вы,соответствующие формы глаголов, императивы, обращения).
1-ое лицо может быть представлено как:
1) Собственное (I соб.) (Левин 1998:469) – когда эксплицитное Я может бытьотождествлено с реальным автором, или Мы – с малой группой, включающейреального автора. („Hinüber wall ich…“, „Ich fühle des Todesverjungende Flut…“ N.)
2) Чужое (I чуж.) (Левин 1998:469) – когда Я не может быть отождествлено среальным автором.
3) Обобщенное (I об.) (Левин 1998:469) – когда Мы относится к человекувообще, или человечеству, или к той или иной большой группе. („Wenn in bangen,trüben Stunden Unser Herz beinah verzagt…“ N.)
2-ое лицо может быть представлено как:
1) Собственное (II соб.) (Левин 1998:470) – могущее быть отождествленным сопределенным – единичным или коллективным – реальным адресатом (собеседником,аудиторией) („Was wär ich ohne dich gewesen?“ N.; „Du arme Lore Lay!“ B.)
2) Несобственное (II несоб.) (Левин 1998:470) – когда имеется конкретный адресатобращения, но он заведомо не может воспринять это обращение. („Heiliger Schlaf– beglücke zu selten nicht…“ N.)
3) Обобщенное (II об.) (Левин 1998:470) – когда Ты или Вы – человек вообще,или человечество, или некоторая категория людей.
4) Автокоммуникативное (II авт) (Левин 1998:470) – когда Ты = Я (обращениек себе).
Теперь можно охарактеризовать каждое стихотворениеего внутритекстовой коммуникативной схемой:
I соб. – II соб.:„Hinüber wall ich…“ N.
„Was wär ich ohne dich gewesen?“ N.
„Ich sehe dich in tausend Bildern…“ N.
„Lore Lay“ B.
„Herr! Ich steh in deinen Frieden…“ B.
I об. — ∆ — пустой член коммуникации: „Wenn in bangen, trüben Stunden…“ N. ∆ — II несоб.: „Muss immer der Morgen wiederkommen?“ N. I соб. — ∆: „Abendständchen“ B. I соб. — II несоб.: „Der Feind“ B. ∆ — ∆:„Wenn nicht mehr Zahlen und Figuren…“ N.
„Eingang“ B.
„Schnell nieder mit der alten Welt…“ B.
3. Соотношение между внутритекстовой коммуникацией и внетекстовымиструктурами.
Подробного рассмотрения требуют соотношения между внутритекстовойкоммуникативной структурой стихотворения и другими (вне- и субтекстовымиструктурами).
1) Схема ∆ — ∆, где в тексте не выражена ни эготивность, ниапеллятивность. Эта невыраженность предполагает максимальную обобщенность какотправителя, так и получателя сообщения, что позволяет соотнести такие тексты снаучными и философскими (а также жанром афоризма). Фигура реального автора –ввиду отсутствия эксплицитного Я (ich) – малозначима. Имплицитный авторвыступает как обобщенный представитель человечества; таким же – максимальнообобщенным и неопределенным – является и имплицитный читатель. «Реальныйчитатель, реализуя имплицитного, также выступает прежде всего как «человеквообще». (Левин 1998:472). Отсутствие эксплицитного адресата предполагает автокоммуникативностьтекста: стихотворение выступает как размышление, разговор с собой, памятнаязапись. Наиболее характерные представители структуры ∆ — ∆ — философская („Wenn nicht mehr Zahlen und Figuren…“ N.; „Eingang“ B.) иописательная (особенно пейзажная лирика). Имплицитный автор выступает,соответственно, как мыслитель (оракул, глашатай вечных истин) или какнаблюдатель. Тематика соответственно меняется от чисто концептуальной(констатация извечного положения вещей) до описания конкретной картины.
2) Случай I соб. – II соб. Текст эготивен и апеллятивен, причем явныйадресат Ты (du) фиксирован и представляет собой конкретное лицо, может бытьнеизвестное читателю, но известное (близкое) эксплицитного Я (ich). Очевиднаявнутритекстовая коммуникативная связь – между эксплицитным Я и Ты. Степенивыявления этой связи (т.е. апеллятивности) очень многообразны – от крайне резковыраженной, как формально, так и содержательно (например, „Ich sehe dich intausend Bildern, Maria…“ N.; „Herr Bischof, mit mir Armen…“ B.), до оченьслабой („Was würd ich ohne dich nicht sein?“ N.) В обратном отношении кстепени выявления апеллятивности находится автокоммуникативность – сильноавтокоммуникативны такие стихи, как „Was wär ich ohne dich gewesen?“,„Hinüber wall ich…“ N. Наличие сильной апеллятивности и сильнойкоммуникативности („Herr! Ich steh in deinen Frieden…“ B.)выявляет сложность коммуникативной позиции реального читателя, выступающего вроли «третьего лишнего» (подслушивающего не предназначенный для него разговорили читающего чужое письмо). Но эта неловкость смягчается тем, что сам фактопубликованности интимного текста предполагает в реальном читателе доверенноелицо. Одновременно возможно отождествление реального читателя с Я (или – редко– с Ты). Ты можно формально разделить на два класса: заменимое Ты (переводимоев 3-е лицо – „ Was wär ich ohne dich gewesen?“) и незаменимое (замена 3-имлицом невозможна при наличии обращений, императивов — „Herr Bischof, laßtmich sterben…“, „Du schöne Lore Lay!“ B.). Внутренняя коммуникативнаяситуация стихотворения рассматриваемого типа соотносится с ситуацией бытовойречи (обращения к собеседнику), письма или внутреннего монолога.
3) Схема I об. — ∆. Ее коммуникативный статус легче всего выявляетсяпутем простого эксперимента – замены обобщенного Мы на Я, с одной стороны, и наОни (люди), с другой. Замена Мы→Я снимает общечеловеческую значимостьсказанного. Замена Мы→Они уничтожает интимность. Использованиеобобщенного Мы парадоксальным образом сочетает в себе общезначимость и интимность.Мы означает здесь и Я, и Ты, и Все (каждый) (например, „ O! Dann neigt sichGott hinüber, Seine Liebe kommt uns nah, Sehnen wir uns dann hinüber,Steht sein Engel vor uns da…“ N.) В результате возникает коммуникацияинтегрального характера, и реальный читатель подключается к этому Мы,вовлекаясь во внутритекстовую коммуникативную ситуацию, принимая участие в томразговоре человечества с самим собой, который дан в тексте. Более, чем в какойбы то ни было другой структуре, здесь достигается ощущение интимного единствачеловечества. Именно в этой конструкции достигается максимально возможнаястепень склеивания различных персонажей – участников коммуникации, связанной состихотворением, и апеллятивность текста становится в результате неотъемлемой отавтокоммуникативности, а последняя приобретает глобальный характер.
4) Если использование I чуж. для лирики не специфично (скорее для романа) ивстречается достаточно редко, то наличие II несоб. (т.е. апеллятивности,направленной на некоммуникабельный объект), напротив, в высшей степенихарактерно для лирики и позволяет соотнести соответствующие поэтические текстыс текстами заговоров и заклинаний. Функция соответствующего приема очевидна –достижение интимного контакта с объектом. („Heiliger Schlaf – beglücke zuselten nicht der Nacht Geweihte in diesem irdischenTagewerk.“ N.; „Tod, so heißt er, Und die Geister Beben von dir, duschrecklicher Held“ B.). Та же функция присуща использованию I чуж., но такоеиспользование сопряжено с некоторой неловкостью и издержками, не возникающимипри II несоб. II несоб. Почти всегда встречается в сочетании с I соб. (в данномслучае также с ∆). Благодаря самоотождествлению реального читателя сэксплицитным Я, внутритекстовая коммуникация эксплицитного Я с объектоминдуцирует коммуникацию реального читателя с этим объектом. Стихи со схемой Iсоб. – II несоб. почти всегда обладают автокоммуникативностью – благодаря тому,что внутритекстовая коммуникация является фиктивной. Таким образом, стихи этоготипа органически сочетают в себе два важных свойства лирики – апеллятивность иавтокоммуникативность, что объясняет широкую распространенность этой схемы.
5) I соб. – ∆. Текст эготивен, но не апеллятивен, что позволяетсоотнести его с текстами типа исповеди или дневниковой записи (а также с внутреннейречью). („Holdes Bitten, mit Verlangen, Wie es süß zum Herzenspricht! Dürch die Nacht, die mich umfangen, Blickt zu mir der TöneLicht“ B.)
Отсутствиеэксплицитного адресата предполагает автокоммуникативность еще более значимую(благодаря наличию эксплицитного Я), чем в случае ∆ – ∆.Имплицитный автор соединяется с эксплицитным Я и может поэтому нерассматриваться. Может предполагаться совпадение Я с реальным автором. Крайненеопределенным является здесь положение имплицитного адресата, который долженсовмещать в себе по меньшей мере три составляющих:
а) человекавообще – в той мере, в какой содержание текста общезначимо как в типе ∆ — ∆;
б) близкогок Я человека (конфидента, исповедника) – в той мере, в какой содержание текстаявляется личным (исповедью, рассказом о себе);
в) «нулевоголица» (Левин 1998:473) – в той мере, в какой текст автокоммуникативен (близокдневнику или внутренней речи).
Отсюдапроистекает сложность коммуникативной позиции реального читателя. С однойстороны, он находится в трудном и неловком положении – в ситуации, когданезнакомый человек рассказывает ему о своих личных делах, откровенничает и т.д.С другой стороны, положение его легче, чем в случае ∆ — ∆, так какздесь он вступает в непосредственный контакт с собеседником (Я), а не сбезличным создателем текста.
Важный,хотя и факультативный вариант взаимоотношений реального читателя с эксплицитнымЯ – возможность самоотождествления читателя с Я. Если в случае ∆ — ∆ поэт сосредоточен на Мире, то в рассматриваемом случае – на своем Я.Поэтому наиболее характерным тематическим наполнением здесь являетсяинтроспекция. Интроспективность часто сочетается с концептуальностью, но, вотличие от ∆ — ∆, «здесь это не просто «концепция», но «мояконцепция», переживаемая мною». (Левин 1988:474).
Другойвариант тематического наполнения – описания собственной «внешней» жизни –внешнее описание, включающее Я в качестве действующего лица. Я может бытьактивным действующим лицом, может сочетать в себе активное действующее лицо инаблюдателя, может быть почти исключительно наблюдателем.
6. Схема, включающая II об., не находит места в лирике Новалиса и Брентано.
Стихотворенияэтой структуры четко делятся не две группы с совершенно различнымкоммуникативным статусом. Одна обычно связана с местоимением Вы и полностьюлишена автокоммуникативности («Вы», исключающее «Я»). Положение имплицитногоавтора здесь неопределенное – колеблющееся между ориентированностью на адресатаи на адресанте обращения; реальный читатель скорее отождествляет себя садресантом (особенно при наличии эксплицитного Я).
Втораягруппа обычно связана с местоимением Ты и отличается сильнойавтокоммуникативностью. Это – Ты, совпадающее с Я (или включающее его).
Коммуникативныйстатус этой группы очень близок к статусу I об., отличаясь еще большей степеньюинтимности – при сохранении не меньшей степени общезначимости.
7. Стихи, включающие I чуж. разбиваются на две группы с различнымкоммуникативным статусом: (1) Я – объект, не являющийся человеком: (2) Я –человек, не могущий быть отождествленным с реальным автором.
Случай 1.Цель такой структуры – достижение максимального контакта с объектом черезавторское самоотождествление с ним. Это редкий и рискованный прем, легковозбуждающий не предусмотренный автором комический эффект – при сопоставленииреального облика автора с эксплицитным Я. Прием этот не достигает своей цели,поскольку из-за крайней несхожести образ имплицитного автора не накладываетсяна эксплицитное Я, и самоотождествление реального читателя с эксплицитным Япочти невозможно.
Случай 2относится прежде всего к переводам (в тех случаях, когда индивидуальностьпереводчика достаточно сильна, чтобы его Я стало по меньшей мере вровень савторским Я), переложениям, подражаниям и стилизациям. Имплицитное Я здеськомплексное, сочетающее в себе как черты реального автора, так и чертыэксплицитного Я. Соответственно сложна и позиция реального читателя, которыйможет либо раздваивать свое самоотождествление, либо концентрировать его наодной из ипостасей имплицитного Я.
Таким образом, лирическое произведение обладаетсложной системой соотношений между внутритекстовой коммуникативной структурой ивнетекстовыми элементами, которая является подвижной и усложняется, есливосприятие произведения связано с наличием посредника – третьего лица, стоящегомежду автором и читателем (переводчик, чтец). Причем для коммуникативнойситуации, сопутствующей восприятию стихотворения, существенно, с одной стороны,в публичной или же в интимной обстановке происходит чтение, и, с другойстороны, является ли чтец посторонним или же близким слушателю лицом. Длякаждого из этих случаев возникает своя коммуникативная ситуация и своя системаперсонажей и их отношений.
4. Автокоммуникация как составляющая коммуникативного статуса стиха.
До сих пор рассматривались структуры, определяющиесоотношения между внутритекстовой коммуникацией и другими внетекстовымиобразованиями. Но анализ стихотворных текстов наталкивает многих исследователейна мысль, что в основе большинства поверхностных формальных и семантическихявлений поэтического дискурса лежат внутренние автокоммуникативные мотивы иприемы, отражающие определенные закономерности творческого мышления кактакового.
Поэзия как лингвистический объект мышления преждевсего рефлексивна. Понятие рефлексии, в отличие от якобсоновского«состедоточения внимания на сообщении ради него самого» (Якобсон 1975:202) невыходит из процесса поэтической коммуникации его субъекта (субъектов). Активнопродуцируемый автором поэтического сообщения (=мышления) принцип рефлексиинавязывается его получателю.
Глубинное различие между поэтическим и прозаическиммышлением как процессом порождения текста зафиксировано изначальной латинскойэтимологией, где стих – verse – это «возврат», а проза из oratio prosa < prorso < proversa –«речь, направленная прямо». (Якобсон 1987:99).
Это различие дает себя знать на всех уровняхфункционирования текстов: коммуникативном, семиотическом, семантическом иформальном. Расчленение на строки, манифестирующие принцип возврата, есть нечто иное, как проекция принципа рефлексии на словесный текст. Циклическаяприрода поэзии, связанная с ее метрическим и ритмическим строением, а такжерифменно-возвратным ожиданием, одновременно является и выражениемавтодиалогичности поэтической речи. Это своеобразная речь для себя, где другойнужен лишь как посредник в общении с самим собой и миром. Проявлениемавтодиалога служит дисконтинуальность, которая при записи стихотворного текставозвращает индивида, достигшего конца строки, к началу следующей. Именноавтодиалог побуждает текст к дальнейшему развертыванию. Соприкоснуться с этимдейством можно лишь путем повторения – отсюда потребность в многократномперечитывании и запоминании, провоцирующем на «сотоварищество, сомышление,сопереживание таким образом, что возникает автокоммуникация у читателя каквыражение авторской коммуникации, заложенной в структуре лирическогостихотворения» (Левин 1998:479).
Стиховые ряды, представляя собой языковую форму,аналогичную репликам диалога, в то же время нейтрализуют коммуникативнуюграницу между отправителем и адресатом, говорящим и слушающим. Поэтому,фактически стихотворение «разыгрывается как пьеса с самим собой» (Фатеева1995:54). Так, через слушание самого себя, и происходит процесс познания языка,читатель лишь повторяет этот процесс.
Адресат становится внутренней категорией. В этойвнутренней речевой ситуации развертывание текста происходит в особом смысловомизмерении, непосредственно непереводимом на язык внешней речевой ситуации.«Внутренняя речь <…> в качестве гармоническогопоэтического текста вступает в область речи внешней, чтобы все же остаться длянас по своему смыслу внутренним голосом». (Якобсон 1987:103). Например,
Nichts wüsst ich sicher, was ich liebte,
Die Zukunft war ein dunkler Schlund
Und wenn mein Herz sich tief betrübte
Wem tät ich meine Sorge kund? (N.)
В этом отрывке сам акт художественной коммуникацииполучает внутреннюю направленность: в нем оказываются слитыми не толькоотправитель и адресат, находящиеся в одном смыслопорождающем пространстве, но иакт порождения и воспроизведения текста, т.е. собственно текст и его внутреннийматериал – запрограммированный ход восприятия основного поэтического сообщения.
При порождении поэтического текста Я оказываетсяцентром, определяющим все процессы референции и номинации в поэтическом тексте.Более того: Я осуществляет процесс так называемой «интимной» референции, вкоторой «денотат существует в акте обозначения как часть сознания автора, каксуществующий с этим автором в более интимном отношении, чем просто называние»(Фатеева 1995:55).
Взаимодействие с внешним миром происходит также попринципу обратимости: проницательность лирического субъекта становится равнойего проницаемости со стороны мира. Происходит смена внутреннего и внешнего,возникает позиция субъекта, когда внутреннее и внешнее взаимопроницаемы. („Unendliches Leben wogt mächtig in mir…“, „Ich fühle desTodes Verjungende Flut, Zu Balzam und Äther Verwandelt mein Blut…“ N.)
В связи с этим в поэзии романтизма переосмысливаетсясемантическая категория одушевленности / неодушевленности и, соответственно,все способы означивания действительности, отношения адресаций и референций,зависящие от распределения ролей в тексте.
По свойству обратимости – отражения внешнейдействительности присваиваются атрибуты внутреннего состояния самого поэта, всоответствии с общеязыковой моделью призванные являться привилегиейсубъективности говорящего. („Unendliches Leben, dunkler Schlund,unnennbar süßer Himmel, demutvolle Herzen“).
В целом, автодиалогичность поэтического текста ислитность процессов его порождения и воспроизведения находят выражение в том,что лирический субъект становится «функцией всех сущностей – тем, втягивающихсяв сферу действия лирики». (Фатеева 1995:58). Текст развертывается как функциялирического субъекта, при этом те отношения, которые устанавливаются этойфункцией, есть адресатные отношения. Отношения адресации к определеннымсущностям – темам фактически и порождают внутренний диалог лирическогосубъекта, в котором «отношения адресации одновременно задают и референтивныеотношения внутри одного и того же субъекта познания». (Фатеева 1995:58). Ноособенность адресатных отношений в лирике состоит в том, что по принципуобратимости – отражения и сам лирический субъект оказывается зависимым отзначения этих сущностей – тем, что делает само выражение и понимание егоподвижным.
Таким образом, лирический герой как субъект сознаниястановится зависимым от себя как от субъекта адресации и референции, или отпроцесса означивания действительности.
5. Соотношение коммуникативного и когнитивногоаспектов лирики.
Говоря о коммуникативном аспекте лирики, необходимокоснуться вопроса о соотношении этого статуса с когнитивным. Основная темалирики – существование человека в мире. Но ту же тему разрабатывают этическиежанры или философия. Но особенность лирического подхода к этой теме состоит втом, что, в отличие от эпоса одномоментна (её не интересует последовательностьсобытий, она занимается отдельными моментами человеческого существования) и«обладает сильной моделирующей способностью» (Левин 1998: 468), подаваяличное, частное, особенное как общее, общезначимое, общеинтересное. Лирическоестихотворение самим фактом своего написания имплицитно предполагает, чтозафиксированный момент имеет всеобщее значение, что в этом моменте заключенвесь мир. Стихотворение, поэтому, «самодовлеюще и самодостаточно». (Якобсон1987: 102). Оно именно моделирует (и тем самым фиксирует и увековечивает)момент, а не просто воспроизводит, описывает его. Тем самым оно претендует навечное существование и функционирование.
Таким образом, лирикасочетает в себе интимно личное с предельно обобщённым; в личном характере – ееотличие от философии, в обобщенности (и одномоментности) – от эпоса. Эпоссвязан с объективацией событий жизни человека и человечества и сохраняет в тоже время конкретный характер, формула же лирики противоположна: она подаетсубъективное как общее. Эта формула многое объясняет в коммуникативном статуселирики. Субъективность, интимный характер лирики способствует установлениюнепосредственной коммуникации читателя с имплицитным автором; те же факторыоблегчают возможность самоотождествления читателя с автором (или лирическимгероем), обусловливает применимость лирики, возможность проецирования ситуациистихотворения в личный опыт читателя.
II. Заключение
Итак, в данной работебыли рассмотрены особенности лирики как носителя элемента коммуникативногоакта. На примере произведений немецких поэтов – романтиков ХVIII века Новалисаи К. Брентано выявлены коммуникативные связи, присущие лирическому стихотворению,соотношение между внутритекстовой коммуникацией и внетекстовыми субструктурами,коммуникативным и когнитивным аспектами лирики. Подробно были проанализированыавтокоммуникативные мотивы и приемы, отражающие особенности творческогомышления.
Анализ лирическихпроизведений выявил сложность взаимодействия адресата и адресанта (объекта исубъекта), которая зависит от:
1. коммуникативных намеренийавтора;
2. позиций реальногочитателя;
3. наличия «посредника».
Для анализакоммуникативного аспекта лирики были использованы двенадцать стихотворений.Выявлено, что наиболее распространённой (пять произведений) является схема Iсоб. – II соб., три стиха построены по типу ∆ — ∆. Таким образом,данные структуры можно считать типичными для поэзии романтизма.
Остальным схемам (I об. — ∆, ∆ — IIнесоб., I соб. — ∆, I соб. – II несоб.) соответствует по одномустихотворению.
Список использованной литературы.
1. Западная поэзия конца XVIII – начала XIX веков (п/р. Рассказова Ю.С.).-М.: Лабиринт, 1999. – 320 с.
2. История немецкойлитературы (п/р. Гуляева Н.А.).- М.: Высшая школа, 1975. – 526 с.
3. Левин Ю. М.Избранные труды: Поэтика. Семантика. – М.: Языки русской литературы, 1998. –824 с.
4. Фатеева Н.А.Автокоммуникации как способ развертывания лирического текста. // Филологическиенауки. – 1995, № 2.
5. Якобсон Р.Лингвистика и поэтика. Структурализм: «за» и «против». – М.: Наука, 1975. – 365с.
6. Якобсон Р. Работыпо поэтике. – М.: Наука, 1987. – 314 с.