Реферат: Е. Я. Басин искусство и коммуникация



Е.Я.Басин

ИСКУССТВО И КОММУНИКАЦИЯ:

Очерки из истории

философско-эстетической мысли

Москва, 1999.


Опубликовано: Басин Е.Я. Искусство и коммуникация. М.: МОНФ, 1999


Оглавление:

Введение

Глава I. Античная эстетика

Досократики. Сократ. Платон

Аристотель

Стоики. Скептики. Неоплатонизм

Глава II. Эстетика средних веков

Западная Европа. Византия. Армения

Китай. Индия. Ближний и Средний Восток

Глава III. Эстетика Возрождения

Глава IV. Эстетика французского Просвещения

Глава V. Эстетика немецкого Просвещения

Г. Лейбниц

А. Баумгартен, Г. Майер, М. Мендельсон

И. Винкельман

Г. Лессинг

Глава VI. Эстетика английского Просвещения

Ф. Бэкон

Т. Гоббс

Дж. Локк

Г. Хом, Дж. Харрис

Дж. Беркли, Д. Юм

Глава VII. Эстетика "Бури и натиска"

И.Г. Гаман

И.Г. Гердер

Глава VIII. Немецкая классическая эстетика

И. Кант

И.В. Гете

Ф. Шиллер

Г.В.Ф. Гегель


Выходные данные:

УДК 316.77+7

ББК 87.8

Б 27

Басин Е.Я.

Искусство и коммуникация (очерки из истории философско-эстетической мысли). М.: Московский общественный научный фонд; ООО "Издательский центр научных и учебных программ", 1999. 240 с. (Серия "Учебная литература", выпуск 6.)

В книге впервые рассматривается коммуникативный аспект искусства в истории философско-эстетической мысли (от античности до Гегеля). Комплексное освещение коммуникативных проблем (языка, символа и знака) искусства в истории мысли проливает свет на изучение коммуникативного аспекта культуры в современной науке.

Автор использует в книге как отечественную, так и обширную зарубежную литературу, не переведенную на русский язык.

Книга может быть рекомендована в качестве учебного пособия при изучении философско-культурологической и эстетической мысли.

Работа выполнялась при поддержке Российского гуманитарного научного фонда.

ББК 87.8

ISBN 5-89554-145-3 (Московский общественный научный фонд)

ISBN 5-93101-026-2 (Издательский центр научных и учебных программ)

(c) Е.Я.Басин, 1999.

(c) Московский общественный научный фонд, 1999.

(c) ООО "Издательский центр научных и учебных программ". Оригинал-макет, 1999.


Евгений Яковлевич Басин

^ ИСКУССТВО И КОММУНИКАЦИЯ:

Очерки из истории философско-эстетической мысли

Корректура автора

Компьютерная верстка О.В. Столяровой

Издательский центр научных и учебных программ

Издательская лицензия - ЛР № 071689 от 24.06.98 г.

Юридический адрес - 111397, Москва, Федеративный просп.,4.

тел./факс (095) 303-85-76.

E-mail: publisher@glasnet.ru

http://www.glasnet.ru/~publisher

Гигиеническое заключение Департамента государственного

санитарно-эпидемиологического надзора

Министерства здравоохранения Российской Федерации

№ 77.99.2.953.П.6310.10.99 от 19.Х.1999 г.

Подписано в печать 15.11.99 г.

Гарнитура Times New Roman.

Бумага "Офсет" № 1. Печать офсетная.

Усл.-печ. л. 15. Уч.-изд. л. 9,15.

Формат 60х84 1/16. Тираж 500 экз.

Заказ №

Отпечатано с готового оригинал-макета

в Производственно-издательском комбинате ВИНИТИ

140010, Московская обл., г. Люберцы, Октябрьский просп., 403.


Введение

Изучение коммуникативных проблем искусства в истории эстетической и философской мысли приобретает большую актуальность в связи с тем значением, которое получило исследование коммуникативного аспекта культуры в современной науке, а также связи с тем влиянием, которое имеет в современной эстетике семантическое направление [1].

В настоящее время нет исследований, где бы обобщалось и систематически прослеживалось, как решались коммуникативные проблемы на всем протяжении философско-эстетической мысли. Среди общих трудов по истории эстетики приблизились к этой задаче две работы: "История эстетики" Б. Бозанкета [2] и вторая, "историческая" часть "Эстетики" Б. Кроче [3]. Б. Бозанкет положил в основу исторической классификации эстетических учений теорию символа. Б. Кроче развивает тезис о том, что наука об искусстве и лингвистика - одна и та же научная дисциплина, и с этих позиций освещает историю эстетических учений.

Частично интересующий нас материал содержится в исследованиях по истории эстетики в ту или иную эпоху, в той или иной стране, в трудах по истории отдельных эстетических категорий.

Особо следует выделить немногочисленные работы, посвященные непосредственно анализу отдельных коммуникативных проблем (например, проблеме художественного символа) в истории эстетики. Ценную информацию можно почерпнуть также в трудах по истории литературы, поэтики, музыкальной эстетики, истории критицизма.

Подобно тому, как историю науки о знаках (семиотики) можно найти частично в истории смежных дисциплин, таких, как лингвистика, риторика, логика, точно также изучение коммуникативного аспекта искусства нашло свое косвенное отражение в работах по истории символа и теории языка, риторики, а также в многочисленных исследованиях об отдельных мыслителях.

Перед исследователем коммуникативных проблем искусства в ходе исторического развития философской и эстетической мысли встает важная задача методологического свойства: отобрать те проблемы, которые относятся к коммуникативным. С нашей точки зрения, основным критерием здесь является рассмотрение искусства теми или иными мыслителями с точки зрения категории знака и значения, с точки зрения способов репрезентации значения в искусстве.

Область коммуникативных проблем может быть представлена и более дифференцировано, учитывая, что значение в искусстве репрезентируется с помощью различного вида знаков - естественных (симптомов, признаков) и искусственных. Последние делятся на изобразительные (образные) и условные (произвольные). В свою очередь изобразительный (образный) способ репрезентации значения в искусстве по-разному реализуется в изображении-копии, в символе, в аллегории, в метафоре, в олицетворении, в эмблеме. Условный (произвольный) знак - это, по преимуществу, слово. Поэтому проблема "язык (речь) и искусство" относится к числу коммуникативных. Проблема эта комплексная. Она включает, с одной стороны, рассмотрение словесного искусства, а с другой, - языка произведений искусства. Имеется и третий аспект: анализ искусства, рассматриваемого в целом как язык [4].

В качестве основных коммуникативных проблем искусства в истории философской и эстетической мысли мы выделяем три проблемы: искусство и изображение, искусство и символ, искусство и язык (речь).

Многим авторам, пишущим по проблемам истории эстетики, свойственно стремление связать освещение коммуникативных проблем с семантической философией искусства, тем самым включив последнюю в философско-эстетическую традицию. Такая позиция представляется правильной. Семантическая философия искусства коренится не только во всеобщей лингвистической ориентации философии, характерной для многих направлений западной философии ХХ века, и не только в некоторых особенностях развития искусства ХХ века (авангардистские тенденции). Эта философия искусства имеет и свои исторические корни в эстетических учениях прошлого.

Настоящее исследование представляет из себя "очерки". Из истории философско-эстетической мысли выделяются и рассматриваются такие эпохи (периоды) как Античность, Средневековье, Возрождение, Просвещение (французское, немецкое и английское), "Буря и натиск" (И.Гаман, И.Гердер), немецкая классическая эстетика (Кант, Гете, Шиллер, Гегель).


1). См.: Басин Е.Я. Семантическая философия искусства. Изд. 3-е, 1998.

2). См.: B. Bosanquet. A History of Aesthetic. New York, 1957.

3). B. Groce. Aesthetic as science of expression and General Linguistic. Part II. Sec. Ed. London, 1922.

4). Западногерманский эстетик Р.Халлер пишет о том, что с того времени, как эстетика выступает в качестве науки (т.е. от Баумгартена), вновь и вновь стремятся обозначать произведение искусства как язык, как языковое образование. ("Actes der IV Congres International d'esthe'tique", Athenes, 1960, p. 411-414). Это верное наблюдение, но его необходимо дополнить, сказав, что такой подход к искусству становится доминирующим, определяющим в семантической эстетике ХХ в.


^ ГЛАВА I. ЭСТЕТИКА АНТИЧНОСТИ

Эстетические представления и идеи, интерес к коммуникативным проблемам искусства, по-видимому, возникли еще в странах Древнего Востока (Вавилон, Египет). Однако отчетливое теоретическое выражение эти проблемы получили главным образом в античном рабовладельческом обществе. Известные слова Ф. Энгельса о том, что в многообразных формах греческой философии имеются в зародыше, в возникновении почти все позднейшие типы мировоззрения, точно характеризуют постановку и решение семантических проблем в философии и эстетике античности.

Важнейшей категорией, посредством которой античные авторы пытались выяснить сущность искусства, было "подражание" ("мимезис"). В литературе имеются многочисленные толкования этого понятия у древних греков. Одним из бесспорных значений термина "мимезис" было "изображение" [1].

С точки зрения современных представлений проблема "изображения" имеет тот аспект ("изобразительный знак"), который позволяет ее рассматривать и как проблему семиотики. На этом основании американский семиотик Ч. Моррис утверждает, что в целом "эллинистическая" философия была сосредоточена вокруг семиотики [2]. Это утверждение является ошибочным.

Во-первых, античное "подражание" не сводится к "изображению", включая в себя ряд других важных значений.

Во-вторых, сама проблема изображения имеет не только семиотический, но и другие аспекты (гносеологический, ценностный и т.п.). Моррис в этой связи правильно пишет о том, что, например, теория изображения у Аристотеля погружена в "психологические и философские контексты" [3]. Конечно, с точки зрения семиотики как специальной научной дисциплины можно абстрагироваться от этих "контекстов", но с исторической точки зрения именно они, а не собственно семиотический анализ составляли "основное учение", как в философии и эстетике Аристотеля, так и других античных мыслителей.

Досократики. Сократ. Платон

Термин "мимезис" встречается уже у досократиков, в частности, у пифагорейцев. Музыка, например, считали они, изображает "гармонию сфер". Подражание раскрывается у пифагорейцев посредством понятия числа и таких "структурных" терминов, как "порядок", "симметрия", "соразмерность", "гармония". Уподобляя все, в том числе и произведения искусства, числу, пифагорейцы мыслили свои числа структурно, фигурно. Так, пифагореец Эврит, рассматривая всякую вещь как число, изображал ее в виде камешков, определенным образом расположенных [1]. Структурно-математический подход у пифагорейцев был составной частью их воззрений о числах как сущности вещей - воззрений античного объективного идеализма.

У Гераклита теория "изображения" трансформируется в учение о символизме [2]. Рисуя картину эстетически творящего субъекта, Гераклит говорит о том, что в творчестве человек уже не просто говорит, но "вещает", "рождает символы". Это связано с учением о том, что каждая вещь отражает на себе общие судьбы космического огненного логоса, иными словами, она - "абсолютно символична". Тут перед нами - "своего рода символический материализм... " [3].

Другому великому материалисту античности Демокриту приписывается взгляд на искусство как на деятельность, подражающую поведению живых природных существ. Так, построение жилищ уподобляется им построению гнезд у ласточек, пение заимствуется у певчих птиц [4].

Теория "мимезиса" была тесно связана и с языковыми проблемами словесного (главным образом, поэтического) искусства. В работах о философских проблемах языка, семиотики, семантики, семасиологии - о том, как они ставились и решались в истории античной философии, - зафиксировано, что интерес к названным проблемам можно обнаружить уже у милетцев, Пифагора, Гераклита, а позже - у элеатов, Демокрита, софистов и др. [5]. Поскольку наиболее полную картину античных воззрений на философские проблемы языка и семантики дают диалоги Платона, в особенности его "Кратил", вернемся к ним позже при изложении взглядов самого Платона.

Прежде, чем переходить к Платону, остановимся на некоторых моментах сократовского понимания "мимезиса".

По свидетельству Ксенофонта, Сократ ставил вопрос, может ли живопись и скульптура, подражая природе, изобразить не только "то, что мы видим" (предметы вогнутые и выпуклые, темные и светлые, жесткие и мягкие, неровные и гладкие и т.п.), но и то, что совершенно невидимо - "духовные свойства". И отвечает утвердительно: изображая глаза, выражение лиц, жесты, искусство "должно во всех произведениях выражать состояние души" [6]. Из этих рассуждений видно, что, по Сократу, выражение "состояние души" в изобразительных искусствах возможно путем изображения видимых симптомов, или выразительных проявлений.

Сократовское учение об искусстве и подражании движется в направлении к объективному идеализму, что найдет свое классическое выражение в эстетике Платона, в его символической интерпретации "мимесиса".

Посмотрим сначала, как освещается Платоном "подражание", понимаемое как изобразительная репрезентация [7]. В "Кратиле" уже намечается та классификация изображений - по предмету, средствам и способу, - которая в развернутой форме будет дана в "Поэтике" Аристотеля. Так, музыка подражает звучанию, живопись - очертаниям и цвету; по-иному, о чем будет сказано позже, подражает искусство наименования и поэзии [8]. Всякое "изображение требует своих средств" [9], "никто не смог бы сделать то, что мы теперь называем рисунком, подобным какой-либо из сущих вещей, если бы от природы не существовало средств, из которых складывается живописное изображение, подобных тем вещам, каким подражает живопись" [10]. Платон различает изображение и выражение. "Таким образом, - пишет он, - выражение чего-либо с помощью тела - это подражание тому, что выражает тело, которому подражаешь" [11]. Изображение не должно быть тождественным объекту подражания. Вовсе не нужно "воссоздавать все черты, присущие предмету, чтобы получить образ": чего-то может недоставать, чего-то будет в избытке. Изображение, абсолютно тождественное предмету, бесполезно, в этом случае будут не Кратил и изображение Кратила", а два "Кратила [12]. Изучать самое изображение, "хорошо ли оно изображает (предмет), а также истину, которое оно отображает", надо не по изображению, а из самой истины [13].

"Господствующей идеей эллинской философии, - пишет Бозанкет, - было метафизическое допущение, что сущность искусства и красоты заключается не в символическом отношении к невидимой реальности, лежащей "позади" объектов чувственного восприятия, но в простом имитативном отношении к ним" [14]. В этом высказывании в несколько пренебрежительной форме ("метафизическое допущение", "простое имитативное отношение") Бозанкет признает тот факт, что в основе античной эстетики лежит принцип отражения объективной реальности в искусстве, принцип "мимезиса". И, несмотря на то, что античный принцип "подражания" отнюдь не сводился к "простому имитативному отношению" [15], он был тесно связан, как правильно замечает Е. Уттитц, с "предметным" характером античного искусства и античной науки [16].

Взгляды Платона на искусство развиваются в русле античной теории "подражания", но по своей философской сущности они представляют идеалистический символизм. Как отмечает А.Ф,Лосев, детально исследовавший проблему символизма в философии и эстетике Платона, последний не употребляет слова "символ", однако повсюду руководствуется принципом символизма - тем принципом, который в последующей идеалистической традиции обозначался именно этим термином.

Термин "символ" этимологически связан с греческим глаголом ???????? - соединяю, сталкиваю, сравниваю. "Уже эта терминология, - отмечает А.Ф. Лосев, - указывается на соединение двух планов действительности..." [17]. У Платона эти два плана - мир чувственных вещей и сверхчувственных идей, причем последние понимаются как онтологически первичное по отношению к вещам. Чувственные вещи - это не адекватные копии идей и не произвольные знаки их, а символы, намекающие на идею. Произведения искусства, подражая вещам, суть подобия символов, вторичные символы [18]. Таким образом, объективно-идеалистическое учение Платона об идеях, которое в сущности своей было и учением о бытии (или онтологией), - есть "принципиальный и окончательный символизм" [19], на основе которого Платон "создал величественное здание философского эстетического символизма" [20].

Платоновская символическая философия искусства лишала последнего познавательной ценности и рассматривала его как препятствие на пути познания истинно сущего мира - мира идей. Отсюда его утверждение в "Софисте" о том, что обширная часть живописи и вообще искусства подражания создает даже не подобие истинной красоты, а "призраки" [21] - об этом же он пишет в "Государстве": подражательное искусство "творит произведения, далекие от действительности, и имеет дело с началом нашей души, далеким от разумности; поэтому такое искусство и не может быть сподвижником и другом всего того, что здраво и истинно" [22].

Этот вывод подкрепляется в отношении словесного искусства платоновским истолкованием языка. Наиболее полно оно представлено в "Кратиле" на широком фоне всех основных течений досократовской философско-лингвистической мысли античности.

По мнению ряда исследователей, как советских (О. Маковельский, И.М. Тронский) [23], так и западных (Р. Филипсон, Э. Гааг и др.), Платон излагает в "Кратиле" в основном демокритовскую концепцию "имен" - наиболее продуманную и глубокую теорию античности. Демокрит не приемлет ни учения Протагора о том, что имена "от природы", ни субъективистской теории софистов, по которой имена - условные, произвольные знаки вещей. Он различает первые слова, которые являются отображением самих вещей ("звучащими статуями") и позднейшие ("сложные"), имеющие условное значение "по установлению", но не являющиеся абсолютно произвольными. В VII письме, написанном в конце жизни, Платон решительно подчеркивает свое согласие с теорией "договора". Платон был одним из первых крупных теоретиков, исповедующих символический (знаковый) взгляд на природу языка [24]. Коренное отличие от его Демокрита и других материалистов заключалось в том, что этот взгляд он использовал с целью ограничить познавательную ценность языка. Все языки, по Платону, репрезентируют определенные "значения" с помощью чувственных "знаков", но физически-чувственное содержание слова является лишь носителем идеального значения, которое не ограничивается процессами языка, а лежит по ту его сторону. Язык и слова стремятся выразить чистое бытие, идею, но они никогда не достигнут этого. Звуковая форма слова выражает идею еще меньше, чем чувственные вещи или образ. Все это делает язык, а значит и словесное искусство, неспособным к отражению высшего, истинно философского содержания познания [25].

Взгляды досократиков и Платона на язык не могли не оказывать влияния на их теорию словесного искусства. Большинство сочинений Демокрита (напр., "О поэзии"), софистов, писавших об искусстве, известны лишь по ничтожным отрывкам и упоминаниям о них у древних авторов. Б. Кроче в своей "Истории эстетики" утверждал, что размышления о языке имели тесную связь со спекуляциями о природе искусства, начиная с софистов [26]. Такую связь можно констатировать, по-видимому, значительно раньше, но правильно то, что софисты действительно занимались этим вопросом. Они придавали особое значение человеческому слову, у них был культ слова. Интерес к слову объясняет свойственный их эстетике интерес к риторике (27), к использованию слова для различных жизненных целей. Софист Горгий говорил, что он считает и называет свою поэзию в целом речью, обладающей размером. Горгий, как и все софисты, подчеркивал в речи момент многозначности и произвола для того, чтобы использовать такое толкование языка для доказательства своих положений об относительности познания, о человеке как "мере всех вещей". "Ведь то, - говорит Горгий, - чем мы сообщаем, - речь, а речь не есть субстрат и сущее: стало быть, мы сообщаем ближним не сущее, а речь, которая отлична от субстрата... " [28].

Отчетливо выраженная тенденция Платона ограничить познавательную ценность языка в сущности означала подобное стремление и в отношении словесного искусства. Цитируемые выше высказывания Платона из диалога "Государство" о том, что подражательное искусство не может быть сподвижником всего того, что "здраво и истинно", касается, как подчеркивает сам Платон, не только подражания зрительного, но и "того, которое мы называем поэзией" [29] .

Платоновская концепция искусства, включая и ее коммуникативный аспект, оказала огромное влияние на последующее развитие эстетики. Это объясняется, во-первых, наличием в ней глубоких идей, имеющих позитивное значение [30]. В интересующем нас аспекте следует отметить положительную тенденцию платоновской мысли, направленную против субъективизма, релятивизма, психологизма и формализма при истолковании коммуникативных проблем искусства. Влияние Платона объясняется, во-вторых, также тем, что он дал классическое выражение линии объективного идеализма, что в области философии искусства нашло свое выражение в его концепции символизма. Все последующие идеалистические символические концепции искусства, включая и семантическую философию искусства Пирса, Уайтхеда и др., в той или иной мере восходят к Платону.


1). См. комментарии Ф.В. Петровского в кн. "Аристотель. Поэтика". М., 1957, с. 161.

2). Ch. Morris. Signs Language and Behavior. New York, 1946, p. 285.

3). Ibid, p. 286.

1). А.Ф. Лосев. История античной эстетики. Ранняя классика. М., 1963, с. 267-268.

2). Как отмечает Е. Аничков, символизм был уже характерен и для мировоззрения пифагорейцев. (Е. Аничков. Очерк развития эстетических учений. - "Вопросы теории и психологии творчества", т. IV. Харьков, 1915, с. 14).

3). А.Ф. Лосев. История античной эстетики, с. 384-385.

4). Маковельский А. Досократики, ч. 1-3. Казань, 1914-1919, с. 324.

5). См.: E. Cassirer. Philosophie der Symbolischen Formen. Berlin, 1923. Bd. I, ss. 55-67; M.Schlesinger. Geschichte des Symbols. Berlin, 1912, s. 9, 65-94; H.Kronasser. Handbuch der Semasiologie. Heldelberg, 1952, s. 25-26.

6). Античные мыслители об искусстве. М., изд. 2-е, 1938, с. 18-19.

7). Проблемы репрезентации вообще впервые получат систематическое истолкование у Платона (см. E.Cassirer. Philosophie der Symbolischen Formen, Bd. I, s. 64).

8). Платон. Сочинения в 3-х томах. М., 1968-1971, т. 1, с. 468.

9). Там же, с. 470.

10). Там же, с. 482.

11). Там же, с. 467.

12). Там же, с. 479-480. По мнению А.Ф. Лосева, так понимаемое "подражание" у Платона означает: "интерпретирующее подражание", дающее нечто новое в сравнении с самим предметом подражания". (См. Платон. Соч., т. 1, с. 602).

13). Там же, с. 488-489.

14). B.Bosanquet. A History of Aesthetic, p. 17.

15). См. Об этом подробнее: А.Ф. Лосев, В.П. Шестаков. История эстетических категорий. М., 1965, с. 204-214.

16). E. Utitz. Bemerkungen zur altgriechischen Kunsttheorie. Berlin. 1959, s. 6.

17). А. Лосев. Символизм. - "Философская энциклопедия", М., 1970, т. 5, с. 10.

18). Платон. Сочинения, т. 3 (I), с. 422-426.

19). А.Ф. Лосев. Очерки античного символизма и мифологии. М., 1930, т. 1, с. 401.

20). См. А.Ф. Лосев. История античной эстетики (софисты, Сократ, Платон). М., 1969, с. 550; Е. Аничков, цит. произв., с. 14.

21). Платон. Сочинения, т. 2, с. 349-450.

22). Там же, т. 3 (I), с. 432. У Платона, отмечал Гегель, мысль обратилась против искусства как чувственного воплощения представления о божестве. (Гегель. Эстетика в 4-х томах, т. 1, М., 1968, с. 111).

23). А.О. Маковельский. Древнегреческие атомисты. Баку, 1946, с. 160-162; И.М. Тронский. Проблемы языка в античной науке. - Сб. "Античные теории языка и стиля", М.-Л., 1936, с. 21.

24). K. Utitz. Linguistics and Literary. New Gersey. 1969, p. 6.

25). E. Cassirer. Philosophie der Symbolischen Formen. Bd. 1, s. 64-65.

26). B. Groce. Aesthetic as science of expression and General Linguistic. Part II. p. 172.

27). В. Татаркевич называет софиста Горгия первым выдающимся представителем риторики (W. Tatarkievicz. Historia estetiki, t. 1, Wroclaw-Krakow, 1962, s. 306).

28). В связи с этим высказыванием Горгия В.И. Ленин обращает также внимание на реальную проблему выражения чувственной реальности в языке, слове, где есть "только общее". (См. В.И. Ленин. Полн. Собр. Соч., т. 29, с. 246, 248-249).

29). Платон. Сочинения, т. 3 (I), с. 432.

30). См. об этом: А.Ф. Лосев. Жизненный и творческий путь Платона, в особенности параграф 8 "Тайна тысячелетней значимости". - Платон. Соч., т. 1, с. 65-73.


ГЛАВА I. ЭСТЕТИКА АНТИЧНОСТИ

Эстетические представления и идеи, интерес к коммуникативным проблемам искусства, по-видимому, возникли еще в странах Древнего Востока (Вавилон, Египет). Однако отчетливое теоретическое выражение эти проблемы получили главным образом в античном рабовладельческом обществе. Известные слова Ф. Энгельса о том, что в многообразных формах греческой философии имеются в зародыше, в возникновении почти все позднейшие типы мировоззрения, точно характеризуют постановку и решение семантических проблем в философии и эстетике античности.

Важнейшей категорией, посредством которой античные авторы пытались выяснить сущность искусства, было "подражание" ("мимезис"). В литературе имеются многочисленные толкования этого понятия у древних греков. Одним из бесспорных значений термина "мимезис" было "изображение" [1].

С точки зрения современных представлений проблема "изображения" имеет тот аспект ("изобразительный знак"), который позволяет ее рассматривать и как проблему семиотики. На этом основании американский семиотик Ч. Моррис утверждает, что в целом "эллинистическая" философия была сосредоточена вокруг семиотики [2]. Это утверждение является ошибочным.

Во-первых, античное "подражание" не сводится к "изображению", включая в себя ряд других важных значений.

Во-вторых, сама проблема изображения имеет не только семиотический, но и другие аспекты (гносеологический, ценностный и т.п.). Моррис в этой связи правильно пишет о том, что, например, теория изображения у Аристотеля погружена в "психологические и философские контексты" [3]. Конечно, с точки зрения семиотики как специальной научной дисциплины можно абстрагироваться от этих "контекстов", но с исторической точки зрения именно они, а не собственно семиотический анализ составляли "основное учение", как в философии и эстетике Аристотеля, так и других античных мыслителей.

Досократики. Сократ. Платон

Термин "мимезис" встречается уже у досократиков, в частности, у пифагорейцев. Музыка, например, считали они, изображает "гармонию сфер". Подражание раскрывается у пифагорейцев посредством понятия числа и таких "структурных" терминов, как "порядок", "симметрия", "соразмерность", "гармония". Уподобляя все, в том числе и произведения искусства, числу, пифагорейцы мыслили свои числа структурно, фигурно. Так, пифагореец Эврит, рассматривая всякую вещь как число, изображал ее в виде камешков, определенным образом расположенных [1]. Структурно-математический подход у пифагорейцев был составной частью их воззрений о числах как сущности вещей - воззрений античного объективного идеализма.

У Гераклита теория "изображения" трансформируется в учение о символизме [2]. Рисуя картину эстетически творящего субъекта, Гераклит говорит о том, что в творчестве человек уже не просто говорит, но "вещает", "рождает символы". Это связано с учением о том, что каждая вещь отражает на себе общие судьбы космического огненного логоса, иными словами, она - "абсолютно символична". Тут перед нами - "своего рода символический материализм... " [3].

Другому великому материалисту античности Демокриту приписывается взгляд на искусство как на деятельность, подражающую поведению живых природных существ. Так, построение жилищ уподобляется им построению гнезд у ласточек, пение заимствуется у певчих птиц [4].

Теория "мимезиса" была тесно связана и с языковыми проблемами словесного (главным образом, поэтического) искусства. В работах о философских проблемах языка, семиотики, семантики, семасиологии - о том, как они ставились и решались в истории античной философии, - зафиксировано, что интерес к названным проблемам можно обнаружить уже у милетцев, Пифагора, Гераклита, а позже - у элеатов, Демокрита, софистов и др. [5]. Поскольку наиболее полную картину античных воззрений на философские проблемы языка и семантики дают диалоги Платона, в особенности его "Кратил", вернемся к ним позже при изложении взглядов самого Платона.

Прежде, чем переходить к Платону, остановимся на некоторых моментах сократовского понимания "мимезиса".

По свидетельству Ксенофонта, Сократ ставил вопрос, может ли живопись и скульптура, подражая природе, изобразить не только "то, что мы видим" (предметы вогнутые и выпуклые, темные и светлые, жесткие и мягкие, неровные и гладкие и т.п.), но и то, что совершенно невидимо - "духовные свойства". И отвечает утвердительно: изображая глаза, выражение лиц, жесты, искусство "должно во всех произведениях выражать состояние души" [6]. Из этих рассуждений видно, что, по Сократу, выражение "состояние души" в изобразительных искусствах возможно путем изображения видимых симптомов, или выразительных проявлений.

Сократовское учение об искусстве и подражании движется в направлении к объективному идеализму, что найдет свое классическое выражение в эстетике Платона, в его символической интерпретации "мимесиса".

Посмотрим сначала, как освещается Платоном "подражание", понимаемое как изобразительная репрезентация [7]. В "Кратиле" уже намечается та классификация изображений - по предмету, средствам и способу, - которая в развернутой форме будет дана в "Поэтике" Аристотеля. Так, музыка подражает звучанию, живопись - очертаниям и цвету; по-иному, о чем будет сказано позже, подражает искусство наименования и поэзии [8]. Всякое "изображение требует своих средств" [9], "никто не смог бы сделать то, что мы теперь называем рисунком, подобным какой-либо из сущих вещей, если бы от природы не существовало средств, из которых складывается живописное изображение, подобных тем вещам, каким подражает живопись" [10]. Платон различает изображение и выражение. "Таким образом, - пишет он, - выражение чего-либо с помощью тела - это подражание тому, что выражает тело, которому подражаешь" [11]. Изображение не должно быть тождественным объекту подражания. Вовсе не нужно "воссоздавать все черты, присущие предмету, чтобы получить образ": чего-то может недоставать, чего-то будет в избытке. Изображение, абсолютно тождественное предмету, бесполезно, в этом случае будут не Кратил и изображение Кратила", а два "Кратила [12]. Изучать самое изображение, "хорошо ли оно изображает (предмет), а также истину, которое оно отображает", надо не по изображению, а из самой истины [13].

"Господствующей идеей эллинской философии, - пишет Бозанкет, - было метафизическое допущение, что сущность искусства и красоты заключается не в символическом отношении к невидимой реальности, лежащей "позади" объектов чувственного восприятия, но в простом имитативном отношении к ним" [14]. В этом высказывании в несколько пренебрежительной форме ("метафизическое допущение", "простое имитативное отношение") Бозанкет признает тот факт, что в основе античной эстетики лежит принцип отражения объективной реальности в искусстве, принцип "мимезиса". И, несмотря на то, что античный принцип "подражания" отнюдь не сводился к "простому имитативному отношению" [15], он был тесно связан, как правильно замечает Е. Уттитц, с "предметным" характером античного искусства и античной науки [16].

Взгляды Платона на искусство развиваются в русле античной теории "подражания", но по своей философской сущности они представляют идеалистический символизм. Как отмечает А.Ф,Лосев, детально исследовавший проблему символизма в философии и эстетике Платона, последний не употребляет слова "символ", однако повсюду руководствуется принципом символизма - тем принципом, который в последующей идеалистической традиции обозначался именно этим термином.

Термин "символ" этимологически связан с греческим глаголом ???????? - соединяю, сталкиваю, сравниваю. "Уже эта терминология, - отмечает А.Ф. Лосев, - указывается на соединение двух планов действительности..." [17]. У Платона эти два плана - мир чувственных вещей и сверхчувственных идей, причем последние понимаются как онтологически первичное по отношению к вещам. Чувственные вещи - это не адекватные копии идей и не произвольные знаки их, а символы, намекающие на идею. Произведения искусства, подражая вещам, суть подобия символов, вторичные символы [18]. Таким образом, объективно-идеалистическое учение Платона об идеях, которое в сущности своей было и учением о бытии (или онтологией), - есть "принципиальный и окончательный символизм" [19], на основе которого Платон "создал величественное здание философского эстетического символизма" [20].

Платоновская символическая философия искусства лишала последнего познавательной ценности и рассматривала его как препятствие на пути познания истинно сущего мира - мира идей. Отсюда его утверждение в "Софисте" о том, что обширная часть живописи и вообще искусства подражания создает даже не подобие истинной красоты, а "призраки" [21] - об этом же он пишет в "Государстве": подражательное искусство "творит произведения, далекие от действительности, и имеет дело с началом нашей души, далеким от разумности; поэтому такое искусство и не может быть сподвижником и другом всего того, что здраво и истинно" [22].

Этот вывод подкрепляется в отношении словесного искусства платоновским истолкованием языка. Наиболее полно оно представлено в "Кратиле" на широком фоне всех основных течений досократовской философско-лингвистической мысли античности.

По мнению ряда исследователей, как советских (О. Маковельский, И.М. Тронский) [23], так и западных (Р. Филипсон, Э. Гааг и др.), Платон излагает в "Кратиле" в основном демокритовскую концепцию "имен" - наиболее продуманную и глубокую теорию античности. Демокрит не приемлет ни учения Протагора о том, что имена "от природы", ни субъективистской теории софистов, по которой имена - условные, произвольные знаки вещей. Он различает первые слова, которые являются отображением самих вещей ("звучащими статуями") и позднейшие ("сложные"), имеющие условное значение "по установлению", но не являющиеся абсолютно произвольными. В VII письме, написанном в конце жизни, Платон решительно подчеркивает свое согласие с теорией "договора". Платон был одним из первых крупных теоретиков, исповедующих символический (знаковый) взгляд на природу языка [24]. Коренное отличие от его Демокрита и других материалистов заключалось в том, что этот взгляд он использовал с целью ограничить познавательную ценность языка. Все языки, по Платону, репрезентируют определенные "значения" с помощью чувственных "знаков", но физически-чувственное содержание слова является лишь носителем идеального значения, которое не ограничивается процессами языка, а лежит по ту его сторону. Язык и слова стремятся выразить чистое бытие, идею, но они никогда не достигнут этого. Звуковая форма слова выражает идею еще меньше, чем чувственные вещи или образ. Все это делает язык, а значит и словесное искусство, неспособным к отражению высшего, истинно философского содержания познания [25].

Взгляды досократиков и Платона на язык не могли не оказывать влияния на их теорию словесного искусства. Большинство сочинений Демокрита (напр., "О поэзии"), софистов, писавших об искусстве, известны лишь по ничтожным отрывкам и упоминаниям о них у древних авторов. Б. Кроче в своей "Истории эстетики" утверждал, что размышления о языке имели тесную связь со спекуляциями о природе искусства, начиная с софистов [26]. Такую связь можно констатировать, по-видимому, значительно раньше, но правильно то, что софисты действительно занимались этим вопросом. Они придавали особое значение человеческому слову, у них был культ слова. Интерес к слову объясняет свойственный их эстетике интерес к риторике (27), к использованию слова для различных жизненных целей. Софист Горгий говорил, что он считает и называет свою поэзию в целом речью, обладающей размером. Горгий, как и все софисты, подчеркивал в речи момент многозначности и произвола д
еще рефераты
Еще работы по разное