Реферат: Эволюция: Космическая, биологическая, социальная

Эволюция: Космическая, биологическая, социальная. // под ред. Л. Е. Гринина, А. В. Маркова, А. В. Коротаева. Выпуск 1. (с. 176–225). Москва: Книжный дом «Либроком». 2009.


6

Ароморфозы в живой природе
и обществе: опыт сравнения биологической и социальной форм макроэволюции*


Л. Е. Гринин, А. В. Марков, А. В. Коротаев


Введение

Среди эволюционистов уже полтора столетия не стихают споры о возможности и границах применимости эволюционной теории Дарвина к социальной эволюции (см., в частности, об этих дискуссиях в новейший период: Hallpike 1986; Pomper, Shaw 2002; Mesoudi et al. 2006; Aunger 2006; Barkow 2006; Blackmore 2006; Mulder et al. 2006; Borsboom 2006; Bridgeman 2006; Cronk 2006; Dennett, McKay 2006; Fuentes 2006; Kelly et al. 2006; Kincaid 2006; Knudsen, Hodgson 2006; Lyman 2006; Mende, Wermke 2006; O’Brien 2006; Pagel 2006; Read 2006; Reader 2006; Sopher 2006; Tehrani 2006; Wimsatt 2006). Нам уже приходилось анализировать некоторые подходы, связанные со сравнением биологической и социальной эволюции, равно как и высказывать собственные взгляды по этому вопросу (см.: Гринин, Коротаев 2007б; 2009; Гринин, Марков, Коротаев 2008: 145–152). К сожа­лению, в большинстве случаев наблюдается поляризация взглядов, либо почти полностью отрицающих ценность дарвиновской теории для соци­альной эволюции (см., например: Hallpike 1986), либо, напротив, доказы­вающих, что культурная эволюция демонстрирует ключевые дарвиновские эволюционные признаки, и поэтому структура науки о культурной эволюции должна разделять фундаментальные черты структуры науки о биологической эволюции (Mesoudi et al. 2006). На наш взгляд, сегодня рассматривать макроэволюцию только в аспектах или сходства, или отличия между биологической и социальной эволюцией – значит мыслить узко и в значительной мере контрпродуктивно. Мы считаем, что необходимы иные подходы, более конструктивные и более отвечающие духу современного стремления к междисциплинарности в науке.

Потребность в осмыслении мира в его единстве существовала едва ли не с начала появления абстрактного мышления. Что касается идей эволюции как общего порядка существования мира, то их можно обнаружить уже в философских построениях, начиная с древней Индии и до античности (см.: Воронцов 1999). Первые идеи научного подхода к эволюции, как известно, возникли только в XVIII в. В XIХ в. эволюционные воззрения стали уже частью научного мышления. Подтвержденные большим количеством неоспоримых фактов, они постепенно утвердились в геологии, космологии и фактически параллельно в биологии и обществознании (точнее, в философии, истории и близкой к ней тогда социологии), оказывая влияние друг на друга. Идея эволюции как общего хода развития природы и общества и в целом материи (а в отношении живой природы и общества вместе с идеей прогресса) в последние десятилетия XIХ в. стала одной из важнейших составляющих науки и философии. Эта идея дала возможность увидеть всю картину развития мира в целом. Однако такие подходы исходили из довольно наивной веры в линейность развития и универсальность всеобщих законов, а также из того, что «между природой и знанием существует полное совпадение» (см.: Bunzl 1997: 105). Вот почему эволюционизм позитивистской философии скоро перестал удовлетворять быстро развивающуюся науку и стал отвергаться, равно как и идея непрерывного прогресса (Парсонс 2000: 44).

Концепции эволюции, однако, не умерли, к ним вернулись на новом уровне научных знаний и активно развивали их, причем не только в биологии, но и в социологии и социокультурной антропологии1. И хотя на протяжении ряда последних десятилетий немало авторов так или иначе пытались связать биологическую и социальную эволюции, однако в целом эволюционизм в каждом из этих направлений развивается изолированно (правда, существенно более активно и продуктивно в биологии). В большинстве случаев биологи и социологи, занимающиеся эволюцией, не знают о том, что многие проблемы и идеи, над которыми они работают, являются сходными. Авторы данной статьи убедились в этом на собственном опыте, обнаружив, что решения, найденные в одной области, могут быть вполне применимы и в другой. По этой причине очень желательно создать некое общее поле эволюционистики (см. подробнее Введение к настоящему альманаху).

Однако на современном уровне развития науки для того, чтобы попытаться увидеть макроэволюцию в большем масштабе, чем позволяет одна область науки, требуются такие подходы, которые, с одной стороны, хотя бы минимально обеспечили операционность используемой терминологии и законов, а с другой – не сводили бы одну форму макроэволюции к другой (например, выравнивая всех по минимальному общему знаменателю, скажем, энергии или энтропии). Задача эта очень сложна, поэтому любые серьезные попытки продвинуться в этом направлении следует приветствовать и поддерживать. В настоящей статье мы попытались представить некий научный инструментарий, который, по нашему мнению, может помочь в выработке общих подходов к биологической и социальной макроэволюции.

В своей статье мы представляем группу «правил» и «законов», которые в той или иной степени могут быть применимы к обоим типам макроэволюции. При этом, естественно, работа по объединению инструментария, годящегося для анализа обоих типов макроэволюции, не могла носить механический характер. Во-первых, мы везде стремились показать не только сходства в «работе» этих правил, но и существенные различия, возникающие при их применении к биологической и социальной эволюции. Во-вторых, помимо уже давно устоявшихся в биологии правил, мы также вынуждены были предложить вниманию читателя заново сформулированные нами правила. Некоторые из них первоначально нами были выработаны именно для социальной эволюции (об этом см. ниже).

Говоря о правилах макроэволюции, мы исходим из того, что их надо понимать не как жесткие зависимости и соотношения, которые обязательно должны иметь место в явлениях определенного класса, а скорее как некие принципы или тенденции, достаточно часто (но далеко не всегда) подтверждающиеся фактами и поэтому помогающие давать более адекватное объяснение сложным процессам и явлениям, которые без привлечения тех или иных правил объясняются хуже или менее полно (см. также: Черных 1986).

Под научным законом нами понимается некое утверждение, созданное на основе обобщения множества более или менее сходных случаев, объединенных общими подходами, выводами, ло­гикой, правилами соответствия и интерпретации. Таким образом, в нашем понимании научный закон есть особым образом оформленное утвержде­ние о том, что нечто произойдет (или не произойдет) с той или иной сте­пенью полноты при строго оговоренных условиях (см.: Гринин 2007д; Гринин, Коротаев 2007б; 2009; Гринин, Марков, Коротаев 2008: 8–9).

Все анализируемые правила связаны с переходом биологических и социальных систем и эволюции в целом на новые качественные уровни или с «новизной». Дать научное определение этого понятия сложно. В целом мы ориентируемся на следующее, которое использует А. С. Раутиан (2006, со ссылкой на: Николис, Пригожин 1979; 2003; Эйген, Винклер 1979; Эбелинг и др. 2001; Пригожин 2002; Гленсдорф, Пригожин 2003; Пригожин, Стенгерс 2003; Эбелинг 2004). Новизна – мера причинной независимости неопределенности и (если угодно, «степени случайности» связи) последующих состояний субъекта развития по отношению к предыдущим. Она обусловливает: 1) саму возможность последовательной смены предыдущих состояний последующими; 2) отсутствие строгого детерминизма – однозначного предопределения будущего прошлым.

Более полная система правил, законов и принципов представлена в нашей монографии (Гринин, Марков, Коротаев 2008). В настоящей статье мы выделяем прежде всего правила и законы макро­эволюции, ведущие, по нашему мнению, к наиболее важным изменениям (в плане расширения ближайших или отдаленных возможностей и преимуществ биологических таксонов или обществ), которые мы вслед за рядом биологов называем ароморфозами.

Биологические и социальные ароморфозы.

^ Правило ароморфоза

Как и всякое широкое биологическое обобщение, понятие «ароморфоз» неизбежно остается несколько расплывчатым; его трудно определить строго и однозначно. Первоначально ароморфоз понимался как направление эволюции, при котором биологическое процветание группы достигается посредством морфофизиологического прогресса (А. Н. Северцов 1939; 1967). При этом о степени «биологического процве­тания» группы можно судить, например, по достигнутому уровню разно­образия, численности или биомассы. Что касается «морфофизиологиче­ского прогресса», то главным его критерием А. Н. Северцов считал повы­шение энергии жизнедеятельности. В дальнейшем такой «энергетический» подход был подвергнут критике как слишком односторонний (Татаринов 1976). И. И. Шмальгаузен (1969) подчеркивал важность такого критерия (или симптома) аромофоза, как усложнение организации, неразрывно связанное с усложнением или расширением условий существования.

Важность «экологической» составляющей ароморфоза (расширение условий существования, расширение адаптивной зоны) подчеркивалась многими авторами. В качестве примера можно привести два удачных, на наш взгляд, определения:

1. «^ Ароморфоз – это расширение жизненных условий, связанное с усложнением организации и повышением жизнедеятельности» (Шмальгаузен 1969: 409).

2. «Ароморфоз – повышение уровня организации, позволяющее ароморфным организмам существовать в более разнообразных условиях среды по сравнению с их предками, а ароморфному таксону расширить свою адаптивную зону» (А. С. Северцов 2007: 30–31).

При этом мы не согласны с позицией, что «ароморфоз» как термин совершенно эквивалентен «эволюционному прогрессу» (Давиташвили 1972: 10). Эволюционный прогресс гораздо шире, чем только ароморфные
изменения, хотя, конечно, ароморфозы являются важнейшей частью эволюционного прогресса. С другой стороны, неправомерно выглядит
утверждение Н. В. Тимофеева-Ресовского и соавторов (1969: 226–228), что если при регрессе мы наблюдаем выход в новую адаптивную зону благодаря приобретению группой каких-то новых особенностей, то тогда можно распространить понятие ароморфоза (арогенеза в терминологии Тимофеева-Ресовского, Воронцова, Яблокова [Там же: 224]) и на явления регресса группы.

Классическими примерами наиболее крупных биологических ароморфозов традиционно счи­таются: появление эукариотической клетки
(см., например: Шопф 1981); переход от одноклеточных организмов к многоклеточным (происходивший многократно и независимо во многих линиях одноклеточных эука­риот [см., например: Валентайн 1981: 149]); переход растений, членисто­ногих и позвоночных к жизни на суше (Он же 1981); происхождение млекопитающих от зверозубых рептилий (териодонтов [Татаринов 1976]); появление человека разумного и др.

Понятия «ароморфоз» или эвристически аналогичного ему в теории социальной эволюции, к сожалению, не было выработано. Мы считаем, что адаптация данного понятия для теории социальной эволюции явится важным шагом вперед в развитии как самой этой теории, так и общей теории макроэволюции. Нам кажется продуктивным пред­ложение Х. Й. М. Классена рассматривать макроэволюцию как «процесс струк­турной реорганизации во времени, в результате которой возникает форма или структура, качественно отличающаяся от предшествующей формы» (Классен 2000: 7)2.Хотя само это определение принадлежит Ф. В. Воже (Voget 1975: 862), однако именно Классен наиболее последовательно от­стаивает это определение в рамках социокультурной антропологии (Claessen, van de Velde 1982: 11ff.; 1985: 6ff.; 1987: 1; Claessen 1989: 234; 2000; Claessen, Oosten 1996 и т. д.; см. также: Collins 1988: 12–13; Sanderson 2007; Bondarenko, Grinin, Korotayev 2002). Исходя из данного определения, о социальной макроэволюции в принципе тоже можно говорить как о процессе структурной реорганизации обществ или институтов во времени, в результате которой возникает форма или структура, качест­венно отличающаяся от предшествующей формы, что, как правило, дает такому обществу определенные преимущества (в широком смысле) в его взаимодействии с природной или социальной окружающей средой в на­стоящем или будущем.

Однако без инструмента, с помощью которого можно определить эволюционную важность таких структурных реоргани­заций, их перспективность или тупиковость, понять общий ход макроэво­люции трудно. К сожалению, в работах, посвященных социальной и куль­турной эволюции, подобная классификация эволюционных изменений прак­тически отсутствует. Понятие социального ароморфоза, по нашему мнению, может помочь в создании такой типологии и классификации.

Только при введении такого понятия социальный эволюционизм ста­нет «истинно научной деятельностью по поиску номотетических объясне­ний для подобных структурных изменений» (если использовать выраже­ние Классена [Claessen 2000: 2], сделанное по другому поводу).

Таким образом, мы считаем, что использование важных теоретических достижений биологической макроэволюционной теории, в том числе и не­которых терминов – разумеется, при творческом переосмыслении и с не­пременным учетом специфики социальной эволюции, – может оказаться продуктивным (опыт такого заимствования см.: Коротаев 1997; 2003; Гринин, Коротаев 2007б; 2008а; 2008б; 2009; Гринин, Марков, Коротаев 2008)3. Такой подход является вполне оправ­данным, поскольку социальным наукам как более поздним по вре­мени достижения зрелости вообще свойственно заимствование из естест­венных наук – от геологии до синергетики. И если в социальной науке удобный термин отсутствует, то почему бы его не взять из более развитой науки?

В процессе нашей работы по адаптации некоторых биологических терминов к описанию социоэволюционных феноменов выяснилось, что такой подход оказывается продуктивным и в плане сравнения различных аспектов социальной и биологической макроэволюции. С другой стороны, вполне реально может быть и обратное влияние. В частности, как уже выше сказано, целый ряд идей, которые были выработаны двумя из трех авторов статьи в приложении к социальной эволюции, оказались вполне подходящими и для биологической (например, правило особых/исклю-чительных условий для возникновения ароморфозов, в которое был фактически добавлен только термин «ароморфоз» вместо «новизна»; то же касается и правила ароморфной эстафеты).

Социальный ароморфоз можно приблизительно определить как уни­версальное (широко распространенное) изменение (инновацию) в разви­тии социальных организмов и их систем, которое повышает сложность, приспособленность, интегрированность и взаимное влияние обществ
(см.: Гринин, Коротаев 2007б; 2008а; Гринин, Марков, Коротаев 2008).

В результате социальных ароморфозов:

а) повышается уровень сложности обществ и увеличиваются возможности для них расширить (изменить) природную и социальную среду их су­ществования и функционирования (что проявляется, например, в росте населения и/или производства); растет степень устойчивости обществ в отношении влияния среды;

б) увеличивается скорость не разрушающих общественную систему раз­вивающих изменений, включая скорость заимствований;

в) растет степень интегрированности обществ, создаются особые стабиль­ные надсистемы (например, цивилизации, экономические и военные союзы) и надобщественные зоны, центры и особые надобщественные сферы, не принадлежащие ни одному обществу в отдельности;

г) увеличиваются темпы эволюции в направлении создания сверхсложных предельных суперсистем (мир-систем, человечества), в рамках которых каждая общественная система, оставаясь автономной, становится частью такой сверхкрупной системы и развивается в ее рамках за счет специализации и особого внутрисистемного разделения функций.

Свою роль в социальной макроэволюции играют ароморфозы всех уровней, однако, по нашему мнению, социальные ароморфозы, характеризующиеся пунктами «в» и «г», имеют особое значение, поскольку они относятся, условно говоря, к ароморфозам высшего типа, которые повлияли на ход исторического процесса в целом, а не только изменили историческую судьбу отдельных обществ.

В качестве примеров социальных ароморфозов высшего типа можно привести изобретение системы первобытного эгалитарного перераспреде­ления, способствующего лучшей адаптации к окружающей среде и устойчивости коллективов; идеологическое осмысление системы родства и свойства, создавшее универсально удобную систему социального структурирования; переход к производящему хозяйству, давшему начало мощному искусственному увеличению объема полезной для человека биомассы, а также целенаправленному использованию силы животных; создание развитых ирригационных систем, обеспечивших экономический базис первых цивилизаций и государств; появление городов (в рамках процесса урбанизации в дальнейшем в свою очередь происходили многие важные социокультурные ароморфные сдвиги); общественное разделение труда, обеспечившее развитие ремесла, торговли, управления, культуры; появление государства, в рамках которого в конечном счете качественно изменились все социальные, этнические и политические процессы; возникновение письменности, что стало основой информационного переворота, появления развитых административных систем, литературы, науки; переход к металлургии железа, после чего только и могло завершиться формирование Мир-Системы в ее основных афроевразийских границах4; появление мировых религий, позволивших культурно, идеологически и этически сблизить сотни до того чуждых друг другу обществ и народов; изобретение книгопечатания, давшего начало второму информационному перевороту; появление нового типа науки, основанной на математике, в результате чего масштабы инноваций увеличились на порядки; становле­ние развитых рыночных систем, создавших основы для промышленной революции; появление компьютерных технологий и т. д.

Каждый из этих социальных ароморфозов имел множество самых раз­нообразных и обычно очень важных последствий, в целом способство­вавших повышению возможностей обществ в плане их устойчивости или расширения емкости используемой ими среды.

Как общий эволюционный алгоритм в реализации и биологического, и социального ароморфоза, так и сами критерии обоих типов ароморфозов имеют важные черты сходства. Так, было отмечено, что в основе ароморфоза «лежит обычно одно какое-нибудь частное приобретение, которое... приводит к крупным преимуществам для организма, ставит его в благоприятные условия размножения, увеличивает его численность и его изменчивость... и тем самым ускоряет темп его дальнейшей эволюции.
В этих благоприятных условиях идет затем полная перестройка всей организации» (Шмальгаузен 1969: 410; см. также: А. С. Северцов 1987:
64–76). И далее, в ходе адаптивной радиации, эти изменения организации более или менее широко распространяются, порой со значительными вариациями.

Похожим образом это происходит и в социальной макроэволюции. Возьмем, например, изобретение железа. Как известно, выплавка железа эпизодически производилась еще в III тыс. до н. э., но реально процесс по­лучения низкосортной стали впервые вошел в обиход где-то в середине
II тыс. до н. э., вероятно, в Малой Азии (см., например: Чубаров 1991: 109). Особое распространение железная металлургия получила в государстве хеттов, которые охраняли свою монополию. Но сама технология производства железа была еще примитивной и не могла обеспечить подавляющего преимущества. Падение Хеттского царства положило конец этой монополии и открыло возможность для распространения металлургии железа (Граков 1977: 17; Брей, Трамп 1990: 82; Гиоргадзе 2000: 122–123; Дьяконов 2004: 400). Начался процесс, сходный с тем, что в биологии называется адаптивной радиацией. В течение первой половины I тыс.
до н. э. технологии производства и обработки железа (но с некоторыми существенными вариациями, связанными в том числе с раз­ными по качеству и составу рудами и топливом) широко распространи­лись по всему Ближнему Востоку и большей части Европы, а затем и по всей афроевразийской мир-системе (Чубаров 1991: 109, 114; Граков 1977: 21; Колосовская, Шкунаев 1988: 211–212; Дэвис 2005: 61; Златковская 1971: 47). Распространение индустрии железа вело к рево­люционным изменениям в разных сферах жизни: совершенствовалось плужное земледелие, а с ним и вся аграрная система; интенсивно развива­лось ремесло; на месте варварских обществ возникали цивилизации; фор­мировались армии нового типа, то есть массовые, вооруженные относи­тельно дешевым, но эффективным железным оружием; для поддержания существования этих армий возникли принципиально более развитые нало­говые системы, а значит, и системы сбора и обработки информации, и т. д.

Между биологической и социальной макроэволюцией существуют как большие сходства, так и большие различия, анализ которых в задачу настоящей статьи не входит (он сделан нами в других работах: Гринин, Коротаев 2007б; 2009; Гринин, Марков, Коротаев 2008). Стоит указать только на одно, едва ли не самое фундаментальное различие между ними: биологическая макроэволюция имеет преимущественно аддитивный, или на­копительный, характер, а со­циальная – в значительной степени последовательно-прогрессивный, или вытеснительный. Различия между социальными и биологическими ароморфозами при­мерно те же, что и в целом между направлениями разворачивания обоих типов макроэволюции: если развитие биологических ароморфозов обычно способствует росту биоразнообразия5, то распространение социальных ароморфозов в тенденции
(но только в тенденции!) ведет к вытеснению более простых социальных форм более сложными. Так, по мере развития железного производства его неизбежно должны были освоить все, а общества-изоляты, лишенные информации о нем, настолько отстали, что впоследствии знакомство с этими «высокими технологиями» для ряда из них стало шоком (и в большинстве случаев заканчивалось их исчезновением, распадом или поглощением иными, технологически более развитыми обществами).

Посмотрим, что можно считать главными критериями биологического ароморфоза и насколько эти критерии подходят к социальному аромор­фозу. Такими критериями, по-видимому, можно считать:

1) повышение уровня (~ усложнение) организации, часто сопровождающееся ростом «общей энергии жизнедеятельности», – морфофизиологический или структурно-функциональный критерий;

2) расширение условий существования, рост независимости организма от колебаний внешних условий (в исторической перспективе это более или менее соответствует расширению адаптивной зоны) – экологиче­ский критерий;

3) биологическое процветание, или биологический прогресс по А. Н. Се-верцову, достигаемый благодаря первым двум пунктам. Биологический прогресс можно оценить по росту разнообразия (морфологического, таксономического и экологического), численности и суммарной биомассы группы. Благодаря биологическому прогрессу приобретенные ароморфным таксоном свойства получают широкое распространение – биологический критерий.

Ясно, что все эти критерии являются довольно нестрогими, а два послед­них обычно применимы только в ретроспективе.

Все три критерия соответствуют многим социальным ароморфозам. Можно взять в качестве примера создание эффективных ирригационных систем, которые обеспечили базис цивилизации, государств (и их аналогов) в долинах крупных рек сначала Ближнего Востока (с конца IV тыс.
до н. э.), а потом и в других регионах (III–II тыс. до н. э.). Хорошо известно, что на этой базе наблюдался мощный демографический рост и произошло качественное усложнение структуры общества (критерий 1).

Ирригация обеспечила создание запасов продовольствия, систем социального обмена (и в какой-то мере страхования). Все это расширило условия существования, радикально повысило степень независимости общественных организмов от колебаний внешних экологических и даже социальных условий (критерий 2). Свидетельство этому – длительное существование ближневосточных (и других ирригационных) цивилизаций и некоторых государств.

Наконец, на базе этих критериев мы видим несомненное процветание и экспансию ирригационных цивилизаций (критерий 3), которые можно оценить по целому ряду объективных критериев: скажем, росту культурно-хозяйственного разнообразия социальных единиц и образований
(таких, например, как храмовые, городские, торговые), росту населения или площади контролируемой ими территории.

В отношении социального ароморфоза можно добавить еще один важный критерий (он применим и к биологическому ароморфозу, но в весьма ограниченной степени, поскольку последний способен широко распространяться только в рамках определенного таксона, но не за его пределами). Этот критерий можно назвать критерием диффузии (степени распространимости и соответственно адаптивности), то есть широты возможности заимствовать ароморфные инновации и использовать их в новых условиях6. В отношении многих социальных ароморфозов этот критерий становится едва ли не важнейшим (как выше мы видели в отношении заимствования технологии выплавки и обработки железа). Чем шире способность ароморфоза распространяться и адаптироваться к различным условиям, тем слабее конкурентные возможности тех обществ, которые все же не захотели или не смогли его принять. Таким образом, это свойство социальных ароморфозов обеспечивает тенденцию к сближению линий социальной макроэволюции и в заметной степени придает последней вытеснительный характер. В то время как в биологической макроэволюции ароморфозы хотя и распространяются достаточно широко, так, чтобы дать начало новому типу или подтипу (например, такой важнейший ароморфоз, как появление позвоночника), однако это не ведет к вытеснению других крупных таксонов, неспособных к такой модификации и не имеющих для этого побудительных факторов.

Если вернуться к классификации качественных изменений в рамках биологической макроэволюции, то в случае, когда к данному эволюционному изменению неприложим критерий 2 (развитие идет в пределах старой адаптивной зоны или происходит смена адаптивной зоны без ее расширения), говорят об алломорфозе7; сужение адаптивной зоны, в том числе сопровождающееся выработкой пусть и весьма сложных и совершенных, но частных приспособлений, называют экологической специализацией. Для эволюционных событий, удовлетворяющих критерию 2, но не критерию 1 (расширение адаптивной зоны без усложнения организации), предложен термин эпектоморфоз (Иорданский 2001). Примерами эпектоморфозов являются появление кожного дыхания у земноводных, раковины – у моллюсков, возникновение особого осевого скелета и мускулатуры у змей (Там же: 361)8. Что касается биологического прогресса (критерий 3), то он может достигаться множеством неароморфных путей, в том числе за счет морфофизиологического регресса (упрощения организации), экологической специализации, алломорфоза, эпектомор­фоза и т. д. (Шмальгаузен 1939; 1969; Матвеев 1967; А. С. Северцов 1987; Иорданский 2001; Тимофеев-Ресовский и др. 1969 и т. д.).

Явление частичного социального прогресса на фоне определенного регресса и упрощения организации нередки в социальной макроэволюции. Так, распад крупной империи может вести к прогрессу местной жизни, образованию местных феодализированных государств и династий, росту городов и т. п., чему дает множество примеров история Западной Европы, Руси или отдельные периоды истории Китая.

Многочисленные примеры эволюционных преобразований, удовлетворяющих критериям 1 и 2, но не 3, можно наблюдать в периоды становле­ния новых крупных таксонов. Например, в ходе «маммализации» (то есть приобретения черт млекопитающих) многие группы зверозубых рептилий параллельно приобретали прогрессивные «маммальные» признаки, что сопровождалось расширением их потенциальной адаптивной зоны, но лишь одна из этих линий сумела в полной мере реализовать свои потенции и стала ароморфной, дав начало млекопитающим (Татаринов 1976).

Подобные примеры могут быть приведены и для социальной макроэволюции. Так, в период позднепервобытного усложнения обществ усили­лись процессы политогенеза, в результате чего общества разных типов приобретали сходные признаки, способствующие функциональной дифференциации и социальной стратификации социумов, отделению власти от большинства населения и концентрации ее в руках отдельных групп, а также расширению возможностей административного управления социумом. Типов таких сложных обществ было много, но только одна из линий сумела в конечном счете в полной мере реализовать свои потенции и стала ароморфной, дав начало развитию государственной организации
(см. подробнее: Гринин, Коротаев 2009; Grinin, Korotayev 2009; Grinin 2009).

Поскольку роль ароморфозов в эволюции биосферы очень высока, некоторые исследователи прямо говорят о правиле прогрессивной эволюции или ароморфоза. По мнению А. С. Раутиана (1988а: 103; см. также Раутиан 1988б), ароморфоз обычно сопровождается проникновением в ранее недоступную адаптивную зону или образованием новой адаптивной зоны путем принципиальной реорганизации отношений с ранее эксплуатировавшимися факторами среды. Комплексность и взаимная согласованность прогрессивных изменений повышает общее организационное превосходство обладателя ароморфоза над средой, что позволяет более разнообразно, активно и, главное, избирательно относиться к факторам среды. Организационное превосходство – наиболее общая предпосылка выработки специфической адаптации к факторам среды, основанная на росте жизнеспособности, а не плодовитости в общем балансе приспособленности (Шмальгаузен 1939; 1968).

Но, как мы видели, и в социальной макроэволюции не менее важна роль социальных ароморфозов. Поэтому можно говорить о едином пра­виле ароморфоза (биологического и социального) в макроэволюции, смысл которого заключается в том, что в ходе макроэволюционного про­цесса время от времени в отдельных группах систем происходят такие потенциально значимые изменения (инновации), которые в конечном счете (но не единовременно) оказываются способными обеспечить радикальную качественную реорганизацию больших групп организмов (биологических и социальных), в результате которой: 1) появляется возможность использования новых адаптивных зон и ранее неиспользуемых ресурсов (или радикальное расширение использования старых зон и ресурсов); 2) достигается повышение устойчивости организмов; 3) повыша­ется уровень организации системы; 4) организмы получают другие по­тенциально важные эволюционные преимущества. Эти преобразования ведут к «процветанию» групп и дальнейшему эволюционному прогрессу, а в социальной макроэволюции – к ускорению развития и повышению сте­пени надсоциумной интеграции.

Что касается механизмов появления крупных ароморфозов, то, на наш взгляд, их целесообразно рассматривать в двух аспектах.

^ Первый – аспект общего эволюционного контекста. Эволюционно перспективная ароморфная «модель» появляется как один из многих ти­пов качественного изменения в процессе реакции на изменившиеся усло­вия и усложнившиеся задачи. А в этом плане и эволюционно проходные, и эволюционно тупиковые решения, если они вели к важным изменениям, решениям назревших эволюционных задач, можно рассматривать как равноправные. Этим дополнительно объясняется сложность разделения таких понятий, как ароморфоз, алломорфоз, эпектоморфоз и т. п., по­скольку все они обозначают варианты эволюционных решений в ответ на изменившиеся условия или обстоятельства, и «китайской стены» между теми или иными видами эволюционных решений нет. Иными словами, на пути к новым ароморфозам нет заданности, кроме того что имеется объ­ективная потребность в «поиске ответа» на изменившиеся условия или новые проблемы и вызовы.

^ Второй аспект – аспект особости, исключительности (см. ниже правило исключительных условий для совершения ароморфоза). Лишь одно конкретное изменение (модель) из очень многих оказывается достаточно перспективным и универсальным, когда оно доказывает свои конкурентные преимущества и постепенно начинает распространяться, заим­ствоваться, передаваться, навязываться. Причины такой исключительно­сти необходимо в каждом случае исследовать отдельно, но это уже вопрос второго порядка. Иными словами, общий ответ на то, почему реализова­лась некая особо важная ароморфная трансформация, изменившая после­дующий ход макроэволюции, будет таким: она произошла как одна из многих реакций на произошедшие средовые, ресурсные, структурные, факторные или иные существенные изменения. Но у разных таксонов и в разных обществах реакция на выросшие задачи (изменившиеся условия) была очень разная и по содержанию, и по эволюционной перспективно­сти. В дальнейшем из многих моделей перспективными ока­зались только некоторые. Однако их преимущества проявлялись далеко не сразу, и длитель­ное время разные модели могли конкурировать между собой.

Таким образом, можно согласиться, что ароморфоз – это качественное по своим последствиям преобразование, не сопровождающееся качественно специфическими формами эволюции (Раутиан 2006). Иными словами, утверждение об отсутствии специфичности у ароморфоза справедливо только в плане механизмов его возникновения и первичного закрепления, но не в плане его эволюционных последствий.

Н. В. Тимофеев-Ресовский, Н. Н. Воронцов и А. В. Яблоков пишут: «Итак, нет сомнения, что мы вправе разделить все адаптации на два больших типа по широте и эволюционной потентности: на адаптации ча­стного характера, ведущие к специализации, и на адаптации общего ха­рактера, ведущие к расширению эволюционных возможностей группы и переходу в новые адаптивные зоны9. Между этими крайними типами не­легко провести четкую грань, но эта “смазанность” границ естественно вытекает из сложности и многообразия природных условий» (Тимофеев-Ресовский и др. 1969: 253). Нам остается добавить, что указанные адаптации общего характера, собственно, и есть ароморфозы.

Далее мы более подробно останавливаемся на механизмах и правилах формирования и распространения ароморфозов в живой природе и обществе.

^ 1. Правила, связанные
с характеристикой ароморфозов

Правило ароморфной «эстафеты»

Одна и та же группа организмов или обществ не может постоянно быть эволюционным лидером, все время рождать цепь ароморфозов. Ароморф­ные потенции ограничиваются множеством обстоятельств, в том числе структурой самого организма (общества), условиями внешней среды, сте­пенью специализации и др. Очевидно, что «неопределенно длительный и направленный прогресс адаптации невозможен в силу возникающего при этом конфликта устойчивости (приобретенного уровня адаптации) и сво­боды творчества (перспектив будущей адаптации)» (Раутиан 1988а: 104).

Любое направление адаптации может исчерпать себя вследствие накоп­ления груза инадаптивности (поскольку каждая адаптация представляет со­бой компромисс, см. ниже). В этом случае говорят о «тупике специализа­ции». В конечном итоге это обычно ведет к упадку, то есть биологическому регрессу (сокращению разнообразия, численности, биомассы). Однако затем ситуация иногда способна измениться, и может возникнуть новый цикл адаптации (прогрессивной специализации) в сходном направлении, «начальные этапы которого, естественно, будут уступать по уровню спе­циализации конечным звеньям предыдущего цикла» (Раутиан 1988а: 100).

В отношен
для возникновения ароморфозов

Первичный, непосредственный переход к ароморфозу совершается, образно го­воря, в узких местах (на очень ограниченном количестве систем)11. Однако речь идет не о том, что ароморфозы возникают среди
систем-изолятов. Напротив, для появления ароморфозов необходимо большое разнообразие взаимодействующих систем (см. ниже). Мы имеем в виду, что среди мно­жества форм только немногие совмещают в себе
в определенный момент времени все условия (в том числе нередко и уникальные), необходимые для ароморфного преобразования12. Много интересных мыслей и даже расчетов приводит по этому поводу Э. Майр (1974: 403–411).

Возьмем для примера первичный переход к земледелию. Самостоятельное изобретение земледелия, какие бы растения ни культивировались, происходило лиш