Реферат: Деловая письменность в системе старобелорусского литературного языка
Приизучении истории древнерусского литературного языка среди исследователей обнаружилисьпринципиальные расхождения по вопросу о том, следует ли считать древнюю деловуюписьменность манифестацией литературного языка или же она находится за егопределами.
Впоследнее время за включение древнерусских деловых памятников в сферу литературногоязыка решительно высказался Ф.П. Филин. Он убедительно показал, что языкделовой литературы также является языком литературным, поскольку он былобработан, нормирован и выполнял важные государственные функции. В качествепримера Ф.П. Филин приводит так называемый «западнорусский» языкXIV-XVI вв., который в своей деловой разновидности был государственным языкомлитовской, молдавской и валашской держав [1].
Вбелорусском историческом языкознании традиционным стало мнение, что вписьменности Великого княжества Литовского использовался язык на белорусскойдиалектной основе. Еще Е.Ф. Карский в свое время указывал, что в основедревнего актового языка лежит народный белорусский язык, которому писцы придалинекоторую искусственность, внеся в него, хотя и не в значительной степени,стихии южнорусскую, церковнославянскую и польскую [2].
Однаконесколько позже главным образом среди зарубежных ученых проявилась тенденцияакцентировать внимание на церковнославянской стихии в составе языковых средствстаробелорусского делового языка. Польский историк С. Кутшеба утверждал, чтоязык, который в старину употреблялся в королевской канцелярии и судах Великогокняжества Литовского, был белорусский, смешанный с церковнославянским [3]. Вэтом заблуждении еще дальше пошли некоторые другие зарубежные исследователи,видевшие в языке белорусской деловой письменности церковнославянский язык, лишьв большей или меньшей мере насыщенный белорусскими языковыми особенностями [4].
Враспространении таких взглядов сказалось прежде всего недостаточное знакомствозарубежных исследователей с живой народной белорусской речью, которая как раз иотражена в старинной деловой письменности. Известную роль при этом сыграли итакие факторы, как общность географической системы и правописных нормцерковнославянской и белорусской письменности, близость их грамматическогостроя и словарного состава.
Объективныйнаучный анализ канцелярского языка Великого княжества Литовского провел в 30-хгодах нашего столетия норвежский славист X. Станг, опубликовавший по этойпроблеме две специальные монографии. Тщательно изучив язык грамот важнейшихканцелярий Великого княжества Литовского, исследователь пришел к выводу, чтопервоначально здесь существовало несколько типов актового языка, отличающихсядруг от друга некоторыми, преимущественно орфографическими и грамматическимиособенностями. В северных областях Полоцка — Витебска — Смоленска употребляласьязыковая форма, характеризующаяся цоканьем, смешением е и i, связкой есме всоставе перфекта и некоторыми другими особенностями. Таких черт нет вдокументах, исходящих из канцелярии Витовта. Язык документов Витовта сближаетсяс языком южных (украинских) канцелярий, но полностью не совпадает с ним. Средиграмот короля Казимира южноволынский тип играет уже незначительную роль,большая часть его грамот принадлежит к северноволынскому или южнобелорусскомутипу, но основное количество грамот этого времени происходит из белорусскихобластей, в которых е и ять совпадали во всех позициях. Во времена короляАлександра канцелярский язык становится более стабильным, он достигает прочной,устойчивой формы, которая отражается и в других памятниках того времени. Позже,при короле Сигизмунде Августе, южный тип актового языка исчезает полностью.Канцелярский язык Великого княжества Литовского в это время выступает как языкбелорусский, который находится в наиболее близком отношении к белорусскимговорам около Вильно. В этом языке постепенно растворился и полоцкий типактового языка, который раньше выступал в виде самостоятельной формы [5].
УстановленнаяX. Стангом 40 лет назад белорусская диалектная основа актового языка Великогокняжества Литовского не встретила возражения в лингвистической литературе и донастоящего времени остается последним словом науки по этому вопросу. Внесеннаяпозже Ю. Шерехом поправка, что основой канцелярского языка Великого княжестваЛитовского были прежде всего центральные белорусские говоры [6], по существулишь в деталях дополняет соображения X. Станга и принципиально не меняетположения, если иметь в виду соотношение белорусских и церковнославянскихэлементов в древнем канцелярском языке.
Следуетотметить, что не только белорусская диалектная основа деловой письменностиВеликого княжества Литовского, но и принадлежность деловых памятников клитературному языку у белорусских языковедов никогда не вызывали сомнения. Е.Ф.Карский одним из первых, рассмотрев причину выступления в Западной Русинародного языка в роли литературного органа, показал, как постепенно нанародной основе выработался довольно искусственный язык, который с успехомупотреблялся в государственных делах — грамотах, актах, статутах, в суде, этимязыком пишутся западнорусские летописи, хроники, жития святых, даже чистосветские беллетристические произведения [7]. В последнее время за включениеделовой письменности в круг источников истории литературного языка высказался ибелорусский исследователь Л.М. Шакун, подробно изложивший историю этого вопросав восточнославянском языкознании [8].
Впользу такого заключения можно привести еще несколько соображений главнымобразом внешнего, лингвосоциологического порядка. Прежде всего следует принятьво внимание некоторые количественные показатели по основнымжанрово-стилистическим разновидностям старобелорусского письменного языка.Выступление белорусского языка в роли государственного в Великом княжествеЛитовском повлекло за собой появление разнообразных документовобщегосударственного и местного значения типа договорных, жалованных,клятвенных, купчих, меновых и присяжных грамот, политических и торговыхдоговоров. В середине XV в. деловая письменность в Великом княжестве Литовскомобогащается новыми жанрами в виде судебников, статутов и других юридическихкодексов. С конца этого столетия в практику общественной жизни вошли такназываемые земские книги — собрания официальных документов о дарованиях ипродаже различных владений.
Созданныев конце XIV — начале XV в. в великокняжеской канцелярии актовые книги явилисьосновой большого исторического архива, известного под названием Литовскаяметрика. В состав метрики входят разнообразные по форме и содержанию документы,выдававшиеся королями, сеймами и правительственными лицами или же поступавшие кним от правительств зарубежных стран, от местных служебных и частных лиц. Вполном своем виде метрика имела свыше 550 томов и содержала материалы XIV — XVIII вв., причем документы от XIV до начала XVII в. в большинстве написаны набелорусском языке, позднейшие — на польском и латинском.
Эпохойрасцвета деловой письменности на белорусском языке является XVI в. Здесь преждевсего следует указать статуты Великого княжества Литовского трех редакций — 1529, 1566 и 1588 гг., из которых последний был даже напечатан. На белорусскомязыке в это время писались декреты сеймов и главного литовского трибунала, актыкопных, городских, земских и подкоморских судов, акты и приходно-расходныекниги городских управ, магистратов и магдебургий, реестры, фундуши и инвентариимений, староста, фольварков и деревень, завещания, частные письма и другиедокументы.
Околичестве созданного в XV-XVII вв. актового материала можно судить лишьприблизительно по позднейшим его собраниям. Так, в Виленский центральный архив,созданный в 1852 г. специально для хранения древних актов, было доставлено изгородов и местечек Виленской, Гродненской, Ковенской и Минской губерний 17767актовых книг [9]. В Витебском центральном архиве в конце XIX в. хранилось 1896актовых книг Витебской и Могилевской губерний [10]. Как и в Литовской метрике,более ранние материалы этих собраний на белорусском языке, позднейшие — напольском.
Неподлежит сомнению, что во второй половине XIX в. могла быть разыскана и взятана учет только некоторая часть старинного актового материала, так какмногочисленные войны, ареной которых часто оказывалась Белоруссия, всегдасопровождались уничтожением культурных ценностей, в том числе и письменныхпамятников. Однако даже и приведенных данных достаточно, чтобы убедиться, чтостаринная деловая письменность по своему объему во много раз превосходитбелорусскую светско-художественную и конфессиональную литературу, сохранившиесяобразцы которой едва ли насчитывают несколько десятков единиц.
Отбелорусской светско-художественной и религиозной литературы деловаяписьменность заметно отличается не только своим интенсивным, но и экстенсивнымхарактером. Если, например, в старину центрами религиозной книжности вБелоруссии было лишь несколько монастырей, где в тишине монастырских келий надперепиской книг трудились монахи-одиночки, то в создании деловой письменностипринимали участие крупные государственные деятели, должностные лица разныхрангов, судьи, подсудки и писари, которые служили в королевской канцелярииКракова и Варшавы, в столице Великого княжества Литовского Вильно, в центрахвоеводств, уездов и в других городах и местечках. Современная наука пока нерасполагает даже приблизительными сведениями о штатах низовых государственныхучреждений и о количестве лиц, принимавших участие в составлении документов, номожно не сомневаться, что их было во много раз больше, чем переписчиковрелигиозных книг.
Большуюобщественную роль старобелорусской деловой письменности очень хорошоохарактеризовал в свое время известный исследователь истории Великого княжестваЛитовского И.И. Лаппо. Он обоснованно упрекнул филологов, которые, выдвигаязначение языка литературного, меньше обращают внимания на государственное егозначение. На примере ряда стран И.И. Лаппо показал, что их общий языквырабатывался не только писателями, но и государственными учреждениями, судьямии самыми различными должностными лицами, осуществлявшими различные функцииобщегосударственной власти в законодательстве, судах, канцеляриях, войске, навсем протяжении территории государства. По убеждению И.И. Лаппо,государственное значение языка должно быть поставлено рядом с литературным его значениемв его выработке и превращении из живого народного говора, разноместного и частоочень несходного, в сильный и развитой государственно-литературный язык,постоянно развивающийся и совершенствующийся, питающийся притоком различныхнародных элементов, вырабатывающий новые слова и термины теоретической иотвлеченной мысли, душевных эмоций, права и администрации, искусства, ремесла итехники, промысла и торговли и делающий это путем переноски или осмыслениясоответствующих слов и выражений из других языков или выработки своихсобственных [11].
Еслисопоставить роль старобелорусского литературного языка в областисветско-художественной и религиозной литературы с его значением и функциями вобщественно-политической и экономической жизни, то неизбежно приходится делатьвывод, что старинная деловая письменность эпохи Великого княжества Литовскогокак раз и была основной, важнейшей сферой применения старобелорусскогописьменного языка.
Существеннымтакже является вопрос об отношении актового языка к разговорной речи различныхсоциальных слоев старобелорусского населения. Основу тогдашнего населениясоставляло крестьянство, поголовно неграмотное, и его диалектная речь,естественно, была далекой от письменного актового языка с его специфическимсинтаксисом, канцелярскими штампами и юридической терминологией. Что жекасается тогдашней интеллигенции и вообще высшего класса, то их повседневнаяречь в значительной мере носила наддиалектный характер и была, несомненно,ближе всего к той форме, которая применялась в деловой письменности. На это уженеоднократно и совершенно обоснованно указывали исследователи в прошлом [12].
Приоценке роли старобелорусского актового языка надо принимать во внимание и тотфакт, что белорусский язык (по терминологии того времени — «рускийязыкъ») изучался в тогдашних школах, особенно в православных братскихучилищах конца XVI-начала XVII в. На это, в частности, указывают королевскиежалованные грамоты монастырям и братствам, где обыкновенно отмечается почтистереотипный штамп «А для науки детей народу христiанского всякого стануку оздобе и пожитку Речи Посполитое позволяем им мети школу греческого,латинского, полского и руского языка и людей учоных в тых школах волно ховатидуховного и свецкого стану» [13].
Внастоящее время очень мало известно об учителях и о методике школьного изучениябелорусского языка, об учебных пособиях и иллюстративном материале в них. Номожно считать, что в церковных, братских и частных школах основным объектомизучения была та разновидность письменного языка, которая характеризует именноделовую письменность. Из этих школ выходили многочисленные писари канцелярий,судов и других государственных учреждений. Удивительное единообразие деловогоязыка не только на территории этнической Белоруссии, но и в канцелярияхКракова, Варшавы и Вильно обязано, несомненно, специальному тщательномуизучению его в училищах. Это единообразие проявляется не только в строгойнормированности орфографической и грамматической систем, в специфичностисинтаксиса и лексики, но и в незначительности отражения деловыми памятникамиместных диалектных особенностей. Черты местных говоров в белорусской деловойписьменности отражаются в гораздо меньшей степени, чем в рукописной религиознойлитературе на белорусском языке.
Вотпочему применительно к старобелорусскому периоду не может быть никакогосомнения относительно правомерности рассматривать деловую письменность каксоставную часть источников старобелорусского литературного языка.
Список литературы
1.. Филин. Об истоках русского литературного языка. — ВЯ, 1974, № 3, стр. 9.
2.Е.Ф. Карский. Белорусы. Введение к изучению языка и народной словесности.Вильна, 1904, стр. 347.
3.S. Kutrzeba. Historiaustroju Polski w zarysie. t. II. Litwa. Lwow, 1914, стр. 72.
4. J. Jakubowski. Studia nad stosunkami narodowosciowymi na Litwieprzed Unio Lubelska. Warszawa, 1912, стр.11; M. Rudzmska. Charakterystyka jezyka urzedowego Wielkiego KsiestwaLitewskiego. «II Miedzynarodowy zjazd slawistow (filologow slowianskich).Ksiega referatow. Sekcja l. Jezykoznawstwo». Warszawa, 1934, стр. 100; A. Martel. La langue polonaise dansles pays ruthenes, Ukraine et Russie Blanche. Lille, 1938, стр. 38-44; И.И. Лаппо. Литовский статут 1588 года, т. I, ч. 2. Каунас, 1936, стр. 341- 342.
5. Chr.S. Stang. Die westrussische Kanzleisprache desGrossfurstentums Litauen. Oslo, 1935, стр.19-20, 52, 163; Die altrussische Urkundensprache der Stadt Polozk. Oslo, 1939, стр. 147.
6. Yury Serech. Problems in the Formation of Belorussian.«Supplement to Word, Journal of the Linguistic Circle of New York»,vol. 9, December, 1953, стр. 59.
7.Е.Ф. Карский. Белорусы. Том III. Очерки словесности белорусского племени. 2.Старая западнорусская письменность. Пгр., 1921, стр. 9.
8.Л.M. Шакун. Помiм дзелавой пiсьменнасцi як крынiцы гicтоpыi беларускайлiтаратурнай мовы. «Лексiкалогiя i граматыка. Зборнiк артыкулау пабеларускай i рускай мовах». Мiнск, 1969.
9.«Энциклопедический словарь». Под ред. И. Е. Андреевского, т. II, СПб,1890, стр. 262.
10. К. Mienicki. Archiwum aktdawnych w Witebsku. Warszawa, 1939, стр.23- 24.
11. И.И. Лаппо. Литовский статут 1588 года..., стр.337-338. 189.
12.Е.Ф. Карский. Что такое западнорусское наречие? «Труды по белорусскому идругим славянским языкам». М., 1962, стр. 258-259; И.И. Лаппо. Литовскийстатут 1588 года.., стр. 357-358.
13.См.: А. Коршунов. Афанасий Филиппович. Жизнь и творчество. Минск, 1965, стр.114.
14.А.И. Журавский. ДЕЛОВАЯ ПИСЬМЕННОСТЬ В СИСТЕМЕ СТАРОБЕЛОРУССКОГО ЛИТЕРАТУРНОГОЯЗЫКА.