Реферат: Заметки о частях речи
Богатырева И.И.
Частиречи – это фантазии лингвистов или объективно существующая реальность?
Варкалось.Хливкие шорьки
Пырялисьпо наве.
Ихрюкотали зелюки,
Какмюмзики в мове.
Глокаякуздра штеко будланула бокра и курдячит бокренка.
Неслучайно эти заметки о частях речи начинаются с вышеприведенных строчек, принадлежащиханглийскому математику и писателю Льюису Кэрроллу (в переводе Дины Орловской) ирусскому языковеду академику Л.В.Щербе соответственно. В обоих случаяхавторские изобретения основывались на принципиально одной и той же идее: кнесуществующим в языке корневым морфемам (это был плод фантазии ученых)присоединялись абсолютно реальные аффиксы (суффиксы и окончания) – каксловообразовательные, так и словоизменительные; полученные таким образом словавыстраивались в определенном (правильно заданном) для данного языка порядке, образуяграмматически верные предложения, с соблюдением принятых в данном языке законовсогласования и управления.
Понятныли эти предложения носителям русского языка? Очевидно, что да. Если же кто-тостанет утверждать, что не вполне ясен смысл этих фраз, то возражения такогооппонента будут явно сводиться к следующему: каждый из нас представляет себепо-разному куздру или зелюка, бокра или наву; «будланула» — это сделала поотношению к бокру что-то болезненное (как, например, лягнула) или, наоборот, приятное(лизнула в знак благодарности, подобно собаке или кошке); «хрюкотали» — этозвучало как неприятный раздражитель для уха или ублажало слух и т.д.
Ответитьна такого рода возражения можно, следуя той же логике: а все ли носители языка,говоря слово «собака», одинаково себе эту собаку представляют? Всем ли будетприятно, если их оближут? Может, кто-то предпочтет в таком случае, чтоб его(конечно, не очень больно) лягнули? Одни и те же звуки (например, скрипичные)вызывают у разных людей разные ощущения, эмоции и ассоциации. Если же мыотвлечемся от того, как представляются нам те или иные странные существа и ихдействия, а обратимся исключительно к описанной в этих строках ситуациях, то, бесспорно,все носители русского языка поймут и истолкуют эти ситуации и события примерноодинаково.
Почемуэто произойдет? Потому что все мы однозначно и единообразно определим массусамых разных вещей:
ктобыл субъектом (шорьки, зелюки, мюмзики, куздра), а кто объектом (бокр и егодетеныш бокренок) того или иного действия;
какимикачествами обладал субъект (был он хливкий или глокий);
действие(пырялись, будланула) или процесс (варкалось) мы легко отличим от его признака(штеко);
поймем,какое действие было длящимся во времени (хрюкотали, курдячит), а какое –однократным (будланула);
идаже увидим, при каком действии вообще не мыслим субъект (варкалось).
Иобнаружим мы всё это по той причине, что каждое придуманное слово определеннымобразом оформлено и занимает конкретное место в том или ином предложении, вступаяв те или иные отношения с другими такими же придуманными словами.
Начем основывается объединение слов внутри определенной части речи?
Такимобразом, мы сейчас убедились, что части речи – это не просто некое понятие, введенноелингвистами, удобное для описания каких-то языковых явлений, а объективно существующаяреальность, и даже выделили некоторые признаки этих частей речи, а именно:обратили внимание на общность семантики слов, относящихся к одной части речи, нате роли, которые они играют в составе предложения.
Попробуемтеперь выделить и более подробно рассмотреть принципы, или критерии, по которымслова либо объединяются вместе и считаются представителями одной и той же частиречи, либо разводятся по разным классам, относясь к разным частям речи. Дляэтого обратимся вначале к существующим в лингвистической (в том числе, иучебной) литературе определениям этого понятия. При кажущемся их разнообразиивсе они на самом деле сводятся к нескольким общим моментам. В любом определениинепременно говорится, что части речи – это некоторые классы (разряды, группы, множества)слов. Кто-то утверждает, что эти классы являются грамматическими, а кто-тоназовет их лексико-грамматическими. Отличаются же они друг от друга рядомкатегориальных признаков. Чаще всего обращается внимание на такие признаки:
1)семантический, т.е. учитывается некое общее и даже обобщённое значение, присущеевсем словам данной части речи, как правило, отвлеченное от конкретныхлексических значений конкретных слов (так, выделяется значение предметности усуществительных, признака у прилагательных, процесса у глаголов и т.п.);
2)морфологический, где принимается во внимание целая совокупность разных и дажеразнородных явлений, которые, на наш взгляд, предпочтительнее было быразграничивать и называть предельно конкретно, чтобы было ясно, что именноимеет в виду под этим словом тот или иной автор. За термином морфологическийможет скрываться три разных критерия.
Во-первых,кто-то имеет в виду, что слова, принадлежащие одной части речи, характеризуютсяналичием у них общих морфологических (или грамматических) категорий и разрядов.Так, в частности, имена существительные выделяются из остальных частей речи тем,что им присущи грамматические категории рода, числа, падежа, одушевленности-неодушевленности(этот список категорий характерен для русских существительных), определенности-неопределенности(эта категория отсутствует в русском языке, но есть в подавляющем большинствеязыков романской или германской группы).
Во-вторых,говоря морфологический критерий, кто-то подразумевает наличие общих для всех словданного класса инвентарей словоформ и парадигм, проще говоря – наличиеодинаковых типов словоизменения, что проявляется в первую очередь в общих длявсех слов флексиях (окончаниях). Так, в русском языке глаголы будут выделяться,в частности, благодаря их особым окончаниям, которые отсутствуют во всехостальных частях речи: таковы, напр., показатель инфинитива –ть или –ти, личныеокончания –ешь/-ёшь/-ишь или –ут/-ют/-ат/-ят.
Третье,что может стоять за словом морфологический, — это некий инвентарь определенныхсловообразовательных средств, или, говоря по-другому, наборсловообразовательных моделей, присущих той или иной части речи и выделяющих темсамым её из ряда других. Так, в частности, суффиксы –ств-(богатство, баловство),- чик/-щик (летчик, сварщик), — тель (учитель), — их- (слониха) и др. образуютименно существительные — как от самих существительных, так и от прилагательныхи глаголов;
3)синтаксический, т.е. имеется в виду обычная, или первичная синтаксическаяфункция той или иной части речи. Так, существительные обычно выступают в ролиподлежащего и дополнения, глаголы являются сказуемым, прилагательные –определением и т.п.
Всёвышесказанное, безусловно, имеет отношение к знаменательным частям речи, т.е.тем, которые способны обозначать и называть отдельные понятия. Традиционно импротивопоставляют служебные части речи, которые не могут выполнять номинативнуюфункцию, но их специфика заключается в способности являться средством связизнаменательных слов в предложении. Особняком, как правило, стоят междометия, ничегоне называющие и не соединяющие, но выражающие чувства, изъявляющие волю, дающиеэкспрессивную оценку и т.п.
Краткийэкскурс в историю: античные грамматические теории о частях речи и членахпредложения.
Проблемараспределения слов языка по частям речи стояла перед языковедами и философамиеще в античности. В античности же были выделены как знаменательные, так ислужебные части речи, правда, без их разграничения: они задавались единымсписком. Хотя вопрос о частях речи возникал и в работах Аристотеля, и у стоиков,он как отдельная и самодостаточная проблема был рассмотрен толькопредставителями Александрийской грамматической школы, а именно в знаменитойграмматике Дионисия Фракийского (ок. 170 – ок. 90 до н.э), который в своюочередь опирался на разработки своего учителя Аристарха Самофракийского (216 дон. э.— 144 до н. э.).
Александрийцывыделили на материале древнегреческого языка 8 частей речи и задали их в видеопределенного списка со значимым порядком следования одной части речи за другой– подобно тому, как устроен ряд натуральных чисел в математике, где тройка неможет идти перед двойкой, а семерка не должна стоять после восьмерки и т.п. Напримере этого списка можно также увидеть и какого рода критерии использовалисьалександрийскими грамматистами для распределения слов по разным классам.
Вначалепросто назовем его: имя, глагол, причастие, артикль, местоимение, предлог, наречие,союз. Как легко можно заметить, знаменательные и служебные части речи не тольконе разграничены, но и идут как будто бы в беспорядке, вперемешку. Но это снашей, современной точки зрения. Там же была иная логика их следования, никакне связанная со способностью к номинации. Стоит также напомнить, что вантичности понятия части речи и члены предложения не различались и дажеименовались одним и тем же терминологическим словосочетанием: у греков ониназывались tà mérē tòu lógou, что потом былоназвано римлянами partes orationis, и откуда спустя несколько веков вышлинынешние и части речи, и члены предложения.
Итак,возглавляют список две главные части речи, они же – главные члены предложения — имя и глагол. Имя оказалось все-таки первым, т.к., по мнению античных авторов, дажеесли в предложении субъект (подлежащее) не назван, он все равноподразумевается. Многие современные синтаксисты наверняка бы поспорили с такимглавенствующим положением подлежащего в структуре предложения, поскольку имиэта роль отведена сказуемому-глаголу.
Последвух основных частей речи идет причастие, т.к. оно обладает как признаками (или,как говорили в древности, акциденциями) первой части речи (именными), так ивторой (глагольными), а именно: у причастия есть как грамматический род, число,падеж, так и время и залог.
Следующиев этом перечислении – артикль и местоимение, причем служебная часть речи стоитперед главной, знаменательной. Почему? Да потому что артикль в предложенииможет относиться ко всем первым трем частям речи, а местоимение не всепредыдущие части речи может заменять (например, не может встать вместо глагола- по определению). Сначала кажется странным, что артикль может относиться впредложении не только к имени, но и к глаголу, и к причастию. Но это вовсе нестранно, на самом деле во многих живых индоевропейских языках ситуация осталасьпрежней: и в немецком, и в французском языках можно употребить артикль перединфинитивом, тем самым переведя слово в разряд существительных. Например, изинфинитива lesen ‘читать’ можно получить существительное ‘чтение’, лишь добавивк форме инфинитива артикль среднего рода das. Или, добавив к французскомуинфинитиву diner ‘обедать’ артикль мужского рода le, мы получаемсуществительное ‘обед’. В древнегреческом можно было поступить подобным жеобразом. Также можно было, поставив артикль перед причастием, субстантивировать(т.е.перевести в разряд имен существительных) и его.
Шестоеи седьмое место в вышеприведенном списке занимают (опять «не в том порядке»)предлог и наречие. Почему предлог опередил знаменательное слово? Причинаследующая: он мог, по словам античных грамматистов, относиться и к имени, и кглаголу, а наречие обычно относится только к глаголу. То, что предлог стоитперед именем, не вызывает никаких сомнений (где ж ему еще быть, как не передсуществительным?), но вот предлог перед глаголом… И это нормально, если знать, чтов древних индоевропейских языках на определенном историческом этапе предлоги иприставки еще не разделились, а представляли собой единый класс, который потомдал нам как служебные слова, так и аффиксальные морфемы (не случайно ведь врусском языке практически все предлоги дублируются соответствующимиприставками: есть и предлоги, и приставки в, с, из, под, на и др.).
Заканчиваетже список союз, как та часть речи, которая может соединить в предложении междусобой практически любые другие, перед ним (в данном списке) стоящие части речи(они же – члены предложения).
Помимотого, что эта аргументация сама по себе довольно любопытна, в ней есть неявнымобразом представленные критерии, по которым античные авторы разделяли слова почастям речи. Видно, кстати, что в ряде случаев на первый план выходили то одникритерии, то другие. Когда-то александрийцы учитывали синтаксическое окружениеслова и его синтаксические функции в предложении, когда-то – наборграмматических категорий, присущих данной части речи (как это было с причастием),иногда опирались на общность словоизменения и на семантику той или иной частиречи (последние два момента мы сейчас не затрагивали, но это не означает, чтоэти характеристики слов не принимались во внимание Дионисием Фракийским).
Каквыделяются части речи в современном русском языке?
Итак,уже в самых первых грамматиках можно было обнаружить как классификацию слов почастям речи, так и формулировки некоторых признаков и оснований, по которымпроводилась эта классификация. И уже тогда грамматисты опирались на разныекритерии, учитывая в своих построениях какие-то из них в большей степени, какие-то– в меньшей, а про некоторые из них иногда и вовсе как бы забывали. Здесь незря стоят слова «как бы». Дело в том, что следует отдавать себе отчет в том, чтокак таковые части речи действительно объективно существуют в языке и в нашемязыковом сознании (см. примеры, приведенные в начале данной статьи). Но нельзязабывать о том, что именно от лингвиста, описывающего данный язык в данноевремя его существования, зависит количество выделенных им частей речи и ихсостав. Какие критерии будут учтены, каким критериям будет оказано предпочтение– это определит автор классификации, поскольку важно будет, с какой целью он еёпроизводит и какие перед ним стоят приоритеты. Но при этом и сам язык, егосостояние позволяет по-разному очертить границы между разными разрядами слов.
Покажемна конкретных примерах, какими принципами может руководствоваться лингвист, описываяи выделяя части речи и за счет чего можно увеличить или уменьшить число частейречи в современном русском языке. Русский язык является достаточно яркимпредставителем языка флективного, с преобладанием синтетических способоввыражения грамматических значений. Напомним, что синтетическими являются такиеспособы, которые позволяют выразить внутри слова и его лексическое значение, играмматическое. К таким относятся прежде всего:
аффиксацияразного типа (то есть, присоединение к основе как словообразовательных, так исловоизменительных служебных морфем, или аффиксов — суффиксов, префиксов, постфиксов,флексий и т.п.);
грамматическиечередования (типа лёг – ляг, избегать – избежать, где противопоставление покатегории наклонения или вида выражено только за счет мены одного звука надругой в составе корневой морфемы);
супплетивизм,т.е. объединение в пределах одной парадигмы разных основ (хороший – лучше, иду– шел, ребенок – дети, брать – взять, я- меня и др.);
редупликация,или повторы разного рода (синий-синий);
изменениеместа ударения, при котором происходит изменение грамматического значения слова(рУки – рукИ, хОдите – ходИте, приезжАя – приЕзжая и др.);
разноготипа сложение (словосложение – как, например, в словах генерал-лейтенант, ковер-самолет;сложение корней – пылесос, самокат; сложение слова с усеченной основой –зарплата, стенгазета и др.).
Дляязыков такого типа, как русский, наиболее важным оказывается словоизменительныйкритерий, поскольку во многих случаях мы именно по форме слова, а еще точнее –по наличию в нем той или иной флексии можем определить, какая перед нами частьречи. Так, в русском языке обычно именно по формальным признакам различаютсясуществительные и прилагательные: у каждой из этих частей речи есть свой наборфлексий, а зачастую и свой набор опознавательных словообразовательных аффиксов(чаще – суффиксов). В отличие от английского слова silk русские шелк и шелковыйуже в своей словарной форме содержат информацию о том, какую часть речи онипредставляют: это и разные флексии, и суффикс — ов- прилагательного. Конечно, далеконе всегда можно только по внешним признакам изолированно взятого слова понять, представителемкакой части речи оно является, хотя бы по той причине, что существуетвозможность перехода слова из одной части речи в другую. Так, некоторые русскиеприлагательные могут субстантивироваться, сохраняя при этом формальные признакиприлагательного: столовая, слепой, рабочий и т.п. В таких случаях необходимообращаться к синтаксическому критерию и, поместив слово в определенный контекст,смотреть, в какие отношения с другими словами оно вступает и каким членомпредложения становится. Иногда бывает достаточно обратиться к простомусловосочетанию (например, наша столовая и столовая ложка), в более сложныхслучаях нужно помещать слово внутрь целого предложения.
Существуют,помимо явления конверсии (т.е. перехода слова из одной части речи в другую безкакого-либо материального, внешне выраженного изменения), и другие трудности, связанныес определением части речи даже при наличии в слове формальных признаков. Однаиз таких трудностей обусловлена явлением формальной омонимии, которая когда-топроявляется только в совпадении флексий у слов из разных частей речи, а вкаких-то случаях – и в совпадении целых грамматических форм разных слов (такиеслова принято называть омоформами). И то, и другое явление делают невозможнымопределение части речи отдельно взятого слова исключительно по формальным егопризнакам.
Втаких ситуациях мы, зачастую не отдавая в том себе отчета, т.к. русский языкдля нас родной, обращаемся в первую очередь к семантике данного слова иучитываем даже не его обобщенное значение (предметности, признаковости и т.п.),а опираемся на знание его конкретного индивидуального значения. Особенно этокасается случаев совпадения одних лишь флексий. Так, носители языка даже необращают внимания на флексии-омонимы типа –у в словах нес-у и вод-у, — ой всловах больш-ой и голов-ой, — и в словах крич-и и земл-и и т.п. Знаяиндивидуальные значения этих слов, мы сразу же опознаем в них нужные частиречи. А как быть иностранцу, не очень свободно владеющему нормами русскогоязыка и не знающему значений отдельно взятых слов? Если он будет опиратьсятолько (или главным образом) на формальный критерий, то он может обнаружить внеизвестных ему словах несуществуюшие там аффиксы (по аналогии с частотными иему хорошо знакомыми) и отождествить эти аффиксы не с той частью речи, котораяему встретилась. Так, он может выделить в слове какаду (или кенгуру) флексию –уи по аналогии со словами иду (или беру) увидеть в этих существительных форму 1лица единственного числа и начать спрягать их следующим образом: я какаду, тыкакадешь, он какадет, мы какадем и т.д. С подобным же успехом можно увидеть вслове кефали глагол в форме прошедшего времени множественного числа, если незнать, что кефаль – это рыба.
Именнос такого рода трудностями сталкиваются представители прикладной лингвистики, работающие,например, в области лингвистического обеспечения разного рода поисковых системили же занимающиеся машинным переводом текстов с одного языка на другой. Врусском предложении Он видел их семью своими глазами человек-носитель языка, опираясьна синтаксический контекст и знание семантики увидит лишь один смысл иинтерпретирует словоформу семью как винительный падеж существительного, которыйв этом предложении продиктован наличием переходного глагола видел. Машина жеможет распознать семью как числительное, которое здесь согласовано с формойглазами, т.к. она опирается главным образом на знание морфологии и синтаксиса.
Иногда,конечно, омоформы сознательно обыгрываются создателями разных текстов иявляются причиной языковой игры. Есть немало анекдотов, построенных именно наэтом, – на совпадении форм разных частей речи (в нижеприведенных примерахсовпадают формы существительного и глагола):
1.Из окна дуло. Штирлиц выстрелил, и дуло исчезло.
2.– Какую поэзию любит Андропов?
— Больше всего он любит Пушкина за его слова «Души прекрасные порывы!»
Этасторона вопроса прекрасно представлена в книге В.З.Санникова «Русский язык взеркале языковой игры».
Итак,мы увидели, что хотя для русского языка и является наиболее существеннымсловоизменительный критерий, но в некоторых ситуациях мы должны опираться и назнание семантики, и на синтаксическое окружение и связи данного слова, а иногдаи на знание экстралингвистической ситуации в целом. На этом мы закончимобсуждение того, какие критерии и почему могут выходить на первый план приописании системы частей речи в русском языке. И попробуем показать, как ихиспользование может зависеть от лингвиста и в итоге привести либо к однойклассификации, либо к другой.
Чтозадается языком, а что определяется лингвистом?
Вначалестоит посмотреть на исторические факты, чтобы убедиться в справедливостивышеприведенного утверждения. Итак, приблизительно в один и тот же историческийпериод существования русского языка несколько, бесспорно, талантливых ивыдающихся российских языковедов обнаружили в одном и том же языке такой состави такое число частей речи.
1).Алексей Александрович Шахматов (1864-1920) выделил 14 частей речи, которые распределялисьу него следующим образом:
кзнаменательным частям речи были отнесены существительные, прилагательные, глаголыи наречия (с оговоркой, что все имена в этой группе должны быть неместоименнымии нечислительными);
кнезнаменательным частям речи были причислены местоименные существительные, местоименныеприлагательные, местоименные наречия и числительные;
этимдвум классам слов противостоят служебные части речи, среди которых предлоги, связки,союзы, префиксы (приставки), частицы и как отдельная группа представленымеждометия.
Конечно,обращает на себя внимание то, что Шахматовым был установлен особый, фактическисловесный статус префикса. И следует подчеркнуть, что главным принципомвыделения частей речи был провозглашен синтаксический (в сочетании сморфологическим), что проявляется даже в названии работы, в которой эти частиречи были названы, – это знаменитый «Синтаксис русского языка».
2).Александр Матвеевич Пешковский (1878-1933) главным принципом при выделениичастей речи считал формальный, причем в узком понимании этого слова – когдаформальными признаками слова признаются только те, что заключены внутри этогослова), выделил 7 частей речи:
глагол,имя существительное, имя прилагательное, наречие, причастие, деепричастие иинфинитив.
Следуетотметить, что такая картинка предлагалась А.М.Пешковским в первом издании егоглавного труда – «Русского синтаксиса в научном освещении». В третьем издании вэту классификацию были внесены некоторые коррективы.
3).Василий Алексеевич Богородицкий (1857-1941) в «Общем курсе русской грамматики»опирался главным образом на синтаксические и семантические признаки слов иразличал слова самостоятельные и подчиненные, а также имеющие собственноезначение и не имеющие его.
Так,к словам самостоятельным с собственным значением относятся существительные, глаголыи личные местоимения;
словас меньшей степенью самостоятельности (подчиненные), имеющие при этом своёсобственное значение, — это прилагательные и причастия, числительные, определительно-указательныеместоимения, наречия и деепричастия;
словабез собственного значения –это предлоги и союзы;
междометияне относятся ни к какой из вышеобозначенных групп, поскольку это «восклицания, относящиесяк области эмоциональной», а все остальные слова относятся к «области умственныхпредставлений».
4).Лев Владимирович Щерба (1880-1944) в статье «О частях речи в русском языке»разграничил «две соотносительные категории: категорию слов знаменательных икатегорию слов служебных», первые наделены самостоятельным значением, а вторыеслужат средством выражения отношений между предметами мысли.
Знаменательныеслова – это глаголы, существительные, прилагательные, наречия, количественныеслова, категория состояния (наречия в предикативной функции);
служебныеслова – это связки, предлоги, союзы (разных типов), частицы;
междометияи звукоподражательные слова не относятся ни к первой, ни ко второй группе.
Итак,почему же мы видим настолько разные классификации слов по частям речи у этихученых, предложенные примерно в одно и то же время применительно к одному итому же языку?
Очевидно,что основной причиной является выдвижение на первый план разных критериев, апри наличии нескольких принципов классификации – учет их в разной степени исвоеобразное к ним отношение самих авторов. Не останавливаясь конкретно нахарактеристике какой-то одной (или каждой) из них, попробуем показать некуюобщую идею, лежащую в основе всего этого возможного многообразия.
Прижелании мы можем какие-то группы слов отнести либо к одной части речи, либо кдругой, либо вообще выделить их как самостоятельные разряды слов. Такова вполнеклассическая ситуация с причастиями и деепричастиями в русском (и не толькорусском) языке: если я выдвигаю в качестве главного критерия синтаксический, тологичнее будет отнести причастия к прилагательным, а деепричастия – к наречиям,поскольку их синтаксические функции и роли в предложении будут одинаковыми.
Приучете морфологического критерия картина будет непростой, т.к. и в понятиеморфологического критерия вкладываются разные (или многие) смыслы, о чемговорилось выше, и противоречиво эти моменты проявляются в причастиях идеепричастиях, что не позволяет однозначно ответить на вопрос, на кого онибольше похожи – на прилагательные или на глаголы (и соответственно на наречия илина глаголы).
Еслив качестве решающего признака выдвигать словоизменительный, то причастияокажутся вместе с прилагательными (общий набор флексий, одинаковый типсловоизменения), а деепричастия – с наречиями (как слова, у которых вообщеотсутствует словоизменение).
Еслипосмотреть на их словообразование, то окажется, что разумнее их отнести кглаголам в силу наличия регулярных и достаточно стандартныхсловообразовательных моделей (к тому же, с сохранением глагольной семантики).
Еслиже акцент ставить на наличии у этих групп слов определенных грамматическихкатегорий, то тогда надо решать вопрос так, как это делали александрийскиеграмматисты, — выделять их в отдельную группу, поскольку у тех же причастийесть как именные признаки (род, число, падеж), так и глагольные (время, залог, вид),и такое сочетание грамматических категорий имеется только у этой группы слов.
Какэто ни странно, но если учитывать главным образом синтаксические иморфологические особенности слов, мы можем не выделять в русском языке такиечасти речи, как числительные и местоимения. Ведь какая-то их часть объединитсяс существительными (например, некоторые количественные числительные или личныеи некоторые вопросительные местоимения), какая-то часть будет причислена кприлагательным (например, порядковые числительные или притяжательные, указательные,некоторые неопределенные и др. местоимения), а оставшиеся подмножества этихчастей речи можно отнести к наречиям (это местоименные наречия, как здесь, там,туда и др., а также слова типа вдвоём, трижды и др.).
Чтоже тогда позволит нам сохранить эти части речи как отдельные и самостоятельныев современном русском языке? По всей видимости, для них чрезвычайно важнымоказывается критерий семантический. Ведь именно указание на число или количествообъединяет вместе столь разнородные разряды числительных, что мы имеем сейчас внашем языке. А что касается семантики и вообще природы местоимений, то она уних настолько своеобразная, что действительно выделяет местоимения из всехостальных слов языка – у них особый способ, или тип, номинации, не похожий нина что другое, представленное в остальных знаменательных частях речи.
Действительно,местоимения не называют какой-либо предмет или лицо, не дают им какой-либохарактеристики, а лишь указывают на них или на их отношение к иным предметамили явлениям неязыковой действительности. Как правило, значение местоименияпроявляется и конкретизируется в процессе общения (во время конкретного актакоммуникации): так, личные местоимения первого лица указывают на говорящего (я,мы), местоимения второго лица обозначают собеседника, или адресата речи (ты, вы),возвратные местоимения называют субъекта данного высказывания (себя), неопределенныеместоимения отсылают к объекту, неизвестному как минимум адресату речи, акогда-то неизвестному и самому говорящему (кое-что, что-то, некто) и т.п.
Местоименияуказывают на некую сущность без описания и определения качества этой сущности.Вот этот особый тип номинации, реализуемый местоимениями в языке, обычно иявляется главным признаком местоимений как отдельной, особой и уникальной частиречи.
Такимобразом, мы видим, что части речи представляют собой определенную систему, вкоторой есть, в частности, и своя иерархия (что проявляется, как минимум, вналичии знаменательных и служебных частей речи), и своя логика, но эта системане является чем-то жестко структурированным и строго определенным, раз инавсегда заданным. Она подвижна и изменчива, между разными частями речи нетнепроходимой стены, что вовсе не говорит об отсутствии этих категорий в языкевообще.
Отнесениетого или иного слова к той или иной части речи определяется целым рядом разныхфакторов, многое может выясняться только в конкретном контексте с учетомконкретной ситуации и требовать иногда довольно тонкого анализа языковогоматериала.
Изакончить статью мне бы хотелось словами Л.В.Щербы, которые он произноситименно в работе, посвященной частям речи в русском языке, но эти словазамечательны тем, что могут относиться не только к интересующему нас вопросу, адолжны быть неким жизненным принципом в самых разных ситуациях: «Идеалом быладля меня всегда замена схоластики, механического разбора – живой мыслью, наблюдениемнад живыми фактами языка, думаньем над ними. Я знаю, что думать трудно, и темне менее думать надо и надо, и надо бояться схоластики, шаблона, которыеподстерегают нас на каждом шагу, всякий раз, как мысль наша слабеет. Поэтому неследует прельщаться легким, простым и удобным: оно приятно, так как позволяетнам не думать, но ложно, так как скрывает от нас жизнь, бесполезно, так какничему не учит, и вредно, так как ввергает мысль нашу в дремоту».
Список литературы
Дляподготовки данной работы были использованы материалы с сайта www.portal-slovo.ru/