Реферат: Петербург в творчестве поэтов-эмигрантов первой волны

<span Monotype Corsiva"">ПервухинКирилл 10 «В»

<span Monotype Corsiva"">

<span Monotype Corsiva"; text-transform:uppercase">

<span Monotype Corsiva"">

<span Monotype Corsiva"">

<span Monotype Corsiva"">Рефератпо литературе на тему:

<span Monotype Corsiva"">

<span Monotype Corsiva"">

<span Monotype Corsiva"">«Петербургв изображении

<span Monotype Corsiva"">поэтов-эмигрантовпервой волны».

<span Monotype Corsiva""> 

<span Monotype Corsiva"">

<span Monotype Corsiva"">

<span Monotype Corsiva"">«Москва2003»

<span Monotype Corsiva"">План:

<span Monotype Corsiva""> 

1.<span Times New Roman"">    

Вступление.

(Анализ общей ситуации влитературной жизни России на рубеже веков.)

1. Общая ситуация

2. Кризис символизма

3. Акмеизм

4. Футуризм

5. Вклад творчества эмигрантов в русскую культуру

2.<span Times New Roman"">    

основная часть

(Анализ стихотворений)

1.<span Times New Roman"">          

Петербург И. Бунина

2.<span Times New Roman"">     

   Петербург И.Северянина

3.<span Times New Roman"">     

   Петербург Г.Иванова

4.<span Times New Roman"">     

   Петербург С.Чёрного

5.<span Times New Roman"">     

   Петербург А.Белого

6.<span Times New Roman"">     

   Петербург В.Набокова

3.  ЗАКЛЮЧЕНИЕ

КонецXIX — начало XXвв.  в Россиибыли ознаменованы появлением большого числа талантливейших поэтов и писателей. Успешно пробующих себя как в новыхмодернистских течениях (И. Анненский, В. Брюсов, К.Бальмонт, Д Мережковский,      И. Бунин,Г. Иванов, А. Блок, Б. Бугаев (Белый), А. Ахматова, Е. Кузмин,                       Б. Пастернак.), так и всатирической поэзии и публицистики (С. Чёрный, Тэффи,          А. Аверченко.). Были и дружившие сними поэты (М. Волошин и М. Цветаева), считавшие своей специальностью, непоэзию, а жизнь и не причислявшие себя ни к одному из многочисленных течений.

«Творчество души», сотворение нового человека – вот высшая ценность иглавная цель символизма, возникшего в русской культуре в наиболеедраматический, кризисно-переломный моментотечественной истории, в 90-900-е годы. Символизм, ставящий перед собойподобную цель, был, прежде всего, культурным явлением, а не простонаправлением в литературе, театре, музыке. «Символистами» могли быть люди, несочинявшие симфоний, не рисующие картин, но «Делающие» свою жизнь по законамсимволистского вероисповедания. То есть остро переживающие «конец века»,воспринимавшийся как конец человеческой истории, вслед за которым начнётсяновая жизнь – жизнь в Вечности. Она наконец-то разрешит все противоречия, весьтрагизм человеческого существования, отданного во власть времени.

«Творчествожизни» непременно сопряжено с «откровением», с постижением тайн бытия, передкоторыми, в глазах символистов, бессильны «позитивные» науки с их частымиоткрытиями. «Творчество жизни» предполагает активное, деятельное отношениек миру. Символисты всячески противопоставляли «декадентам», жившим, как исимволисты, «на рубеже веков», так же ощущавшим приближение «конца света»,торжество хаоса. Символисты же претендовали на то, что сумеют хаос заклясть,подчинить при помощи «магии слов».

Вместе с тем они понимали, что «новый мир» и «новыйчеловек» не возникнут до тех пор, пока «старый мир» и «старый человек» не будутпринесены в жертву – именно таким жертвенным началом должно быть пронизаносознание человека-творца.  «Мы требуем отпоэта, — писал Брюсов в программной для русского символизма статье «Священнаяжертва», — чтобы он неустанно приносил свои «священные жертвы» не толькостихами но и каждым часом своей жизни, каждым чувством, — своей любовью, своейненавистью достижениями и падениями. Пусть поэт творит не свои книги, а своюжизнь. Пусть хранит он алтарный пламень неугасаемый, как огонь Весты, пусть разожжет его великий костер, не боясь, что нанём сгорит его жизнь. На алтарь нашего божества мы бросаем самих себя. Толькожреческий нож, рассекающий грудь, даёт право на имя поэта».

В 1910-е годы явственно дали о себе знатьнаправления, которые встали во враждебную позицию и к символизму, и друг кдругу: акмеизм, эгофутуризм и первые начатки футуризма. Акмеизм стал новойпоэтической школой (акмеизм от слова αχμη– высшая степень чего-либо, цвет, цветущая пора). «Всегда помнить онепознаваемом», но только «не оскорблять своей мысли о нём более или менеевероятными догадками – вот принцип акмеизма» — говорил Гумилёв.

Возникает кружок «Цех поэтов» (1911г.) во главе с Н.Гумилёвым и С. Городецким. Членами «Цеха» были в основном начинающие поэты: А.Ахматова, Н. Бурлюк, В. Гиппиус, М. Зенкевич, О.Мандельштам, В. Нарбут и другие.

Стремясь рассеять атмосферу иррационального,освободить поэзию от «мистического тумана», акмеисты принимали весь мир –видимый, звучащий, слышимый. Это течение выразило присущее определённой частирусской интеллигенции стремление укрыться от бурь «стенающего времени» в эстетизированную старину, «вещный» мир стилизованнойсовременности, замкнутый круг интимных переживаний. За программнымакмеистическим  жизнеутверждениемстояло внутреннее депрессивное состояние. Акмеисты уходили от истории исовременности, утверждая только эстетическую функцию искусства.

Специфика футуризма как течения модернистской поэзиизаключалась, прежде всего, в анархическом бунтарстве против поэтических норм и традиций в искусстве. Приверженцыэтого направления, такие как В. Хлебников, В. Маяковский и другие, стремилисьобновить, оживить слово, его глубинный смысл, вывести из него целый рядродственных значений и звучаний – всё это оказало плодотворное влияние наразвитие русского стихосложения.

Октябрьская революция разделила русских писателей ипоэтов – на тех, кто не принял революции и уехал за границу Советской России, ина тех, кто остался в стране. В результате революции и гражданской войны образовалиськак бы два потока русской литературы. За границей оказались Бунин, Цветаева,Зайцев, Северянин, Ходасевич, Мережковский, Шмелёв, Набоков, Иванов, Адамович,Куприн, Осоргин (Ильин), Глазданов, Сосинский, Гиппиус, Андреев, Замятин, Ремизов, Аверченко, Алданов (Ландау), Саша Чёрный (Гликберг),Тэффи (Лохвитская),Кузнецова, Степун, Одоевцева, Шаховская,Поплавский, Бахрах и другие.

«Ни одна эмиграция в истории не получала стольповелительного наказа продолжать и развивать дело родной культуры, как зарубежнаяРусь. И русская эмиграция, имеющая в своих рядах цвет русской интеллигенции,обладающая культурным достоянием, всегда стремилась воссоздать Россию и еёкультуру на чужой земле».

«Зарубежная русская литература есть временноотведённый в сторону поток общерусской литературы, который – придёт время, — вольётся в общее русло русской литературы, и воды этого отдельно текущего зарубежом России потока, пожалуй, больше будут содействовать обогащению этогообщего русла, чем воды внутрироссийские,» — так с некоторойполемичностью, но в целом верно определил место литературы Зарубежья вобщерусской культуре известный исследователь        Г. Струве.

География эмиграции «первой волны» — Литва,Финляндия, Чехословакия, Париж, София, Берлин, Харбин, Белград, Америка. ВАмерику русские писатели стали уезжать из Франции тогда, когда фашисты началиоккупацию Европы.

Настроения, ностальгию большинства русскихписателей-эмигрантов выражают слова великого философа И. Ильина: «Если не всемы, то, наверное, многие из нас изведали за эти тёмные, скорбные и скудные годыпространственного отрыва от русского народа, русской природы, русской земли ирусского национального быта, — тоску по родине: это своеобразноедуховное ощущение, которое приходит само, овладевает душой и, подобно голоду илюбви, неотступно требует утоления, пока не получит его. Это ощущение можнобыло передать так: всё то, что предлагают нам другие народы – их быт, их язык,их душевный строй и духовная культура – переживаются в эпоху такой тоски как нето, не отвечающее нашей душе и нашему духу; это воздух, который кажется намбезвоздушным; это пища, которая не насыщает нас; это питьё, которое не утоляетжажду; если это сон, то после него хочется опять заснуть; если этободрствование, то душа мечтает о том, чтобы приснилась её чудесная Россия».

Многие поэты-эмигранты, измученные ностальгическимипереживаниями, посвящали свои произведения родине и самому её сердцу — Петербургу.

Иван Алексеевич Бунин в стихотворении «На Невском»(1916г.) передаёт своё ощущение Петербурга как огромного, холодного,равнодушного, живущего своей жизнью города, где проносящиеся кареты, колёса,взрывающие снег на мостовых, зажигающиеся огни в несметных окнах, грубочернеющие баржи на канале являются живыми участниками событий, истинными жителямиэтого города. Символистскими мазками, как в вихре, передаётся динамичная инапряженная жизнь Петербурга: движением пролетающих воронов, напряженными,поджатыми губами кучера в пронёсшейся карете, описанием скульптур на Анечковом мосту:

И намосту, с дыбящего коня

И сбронзового юноши нагого,

Повисшегоу диких конских ног,

Дымились клочья прахаснегового...

Ощущение одиночества, отверженности и близостисмерти поэт, по его словам, не мог забыть всю жизнь:

Ямолод был, безвестен, одинок

Вчужом мне мире, сложном и огромном.

Всюжизнь я позабыть не мог

Обэтом вечере бездомном.

Начинавшие в 1910-е годы как эгофутуристы Игорь Лотарёв (Северянин) и его друг и соратник Георгий Иванов посвоим идейно-художественным программам заняли некую серединную позицию междуакмеизмом и футуризмом. Эклектика эстетических деклараций и поэтическойпрактики отличала эгофутуризм от других поэтических течений.

Однако, вскоре сначала Иванов, а впоследствии иСеверянин, у которого, по словам первого, «некоторые эстетические принципыакмеизма обнаружились с какой-то пародийной наглядностью», отошли от эгофутуристической концепции в своём творчестве.

Игорь Северянин в 1917 году ощущал Петербурггородом, «качающимся на топком месте», для него Петроград – город, обречённыйна разрушение для построения «на его граните» нового красавца-города каксимвола новой России. Северянин называет Петербург – «склепом для мертвецов»,«окровавленным пиратом», «живым мертвецом», возможно, именно потому, что этотгород был колыбелью революции. Северянин гневно обвиняет Петроград и обрекаетего на гибель:

…Твояпугающая близость –

Наднами занесённый нож.

Твоиболезни, голод, сырость –

Вот чем ты власть своюумножь!..

Тыпроклят. Над тобой проклятья

Тысловно шхуна без руля.

Раскройже топкие объятья,

Держащая тебя земля.

В более позднем стихотворении Северянина «В этотмай» (1929г.), описывающем майский день на стрелкеВасильевского острова, слышится то же печальное пророчество:

…Былаобречённость и гибель

Вглазах, островах, в белой жути.

И в каждой-токаменной глыбе

Был сказ о последнейминуте.

«Болотной, чахоточно-белой» кажется автору майскаясирень, «угасающими» — детские «горелки»… в тот май полумёртвый на Стрелке, гдемертвыми стали фиалки…»

Интересно, что совсем иначе описывает СеверянинМоскву:

…Вней и убогое богато,

Полнызначения пустячки:

Княгинястарая с Арбата

Читает Фета сквозь очки…

У поэта Москва ассоциируется с уютными церквушками,вечерними прогулками на тройке вдоль Москвы-реки, «кокотками», радушнымиособняками, где «московским солнышком хозяйка растапливает «невский лёд»…(«Стихи Москве» 1925г.)

Примкнув к акмеизму, в последующих своих книгахГеоргий Иванов прозрачностью стиха и чёткостью мысли поставил преграду неосимволизму, неофутуризму  и прочим «нео»,затемняющим сам смысл поэзии, уводящим её на боковые тропы, где забытаевангельская истина, что «слово – есть Бог».

Много и с очень разным настроением писал оПетербурге Георгий Иванов (стихотворения «Петроградскиеволшебства», «Видения в Летнем саду», «К памятнику). Петроград для него –прежде всего воплощение истории могущества Руси, «блеск славы давней и живой».Дома, улицы, площади, колонны, — всё пронизано памятью о русских царях,полководцах, зодчих:

Священныйсумрак белой ночи!

Неумолкающий прибой!

Иснова вечность смотрит в очи

Гранитным сфинксом надНевой.

Томящийветер дышит снова,

Рождаясмутные мечты,

Ивдохновения былого,

Железный город, полонты!

Былое величие и красота Петергофатак близки поэту, что он «мечтает застыть в саду пустынном фонтаном, деревомиль изваянием» (стихотворение «Петергоф»).

В «Стихах о Петрограде» чувствуется, что настоящеегорода вызывает только боль и раздражение поэта: «Нева плещется гулко»,«бледное солнце сияет редко»,

Суровожелтеют старинные зданья,

Икони над площадью смотрят сердито,

Иплещутся волны, слагая преданья

О славе былого, о том,что забыто.

Петербуржцы кажутся Иванову людьми «расчётливыми,скупыми и грубыми». И даже «воспетый поэтами всадник победный глядит сосужденьем в бездушные лица». В таком настроении поэт и прошлое Россииощущает не по обыкновению могущественным и славным, а кровавым, с жестокиминеправыми судами, изменами, переворотами. В конце стихотворения прорываетсядосада и боль поэта:

Алюди проходят, а люди не видят,

О,город  гранитный, твоей красоты,

Иплещутся волны в напрасной обиде,

И бледное солнце глядитс высоты.

Совсем иначе — с удивительной лёгкостью,чувственностью, радостью описывает Иванов зимний Петербург в стихотворении«Опять на площади дворцовой…». «Блестящая серебром колонна», «покрытая ковромморозного инея мостовая», «беспечный смех», «живые лица», «залитая солнцемНева», -  всё это заставляет радостнотрепетать сердце поэта.

Саша Чёрный (Александр Михайлович Гликберг), сотрудничавший во многих сатирический журналах,едко высмеивал быт и идеалы русского обывателя, пустую жизнь ренегатствующейинтеллигенции, всё же редко поднимался до уровня политической сатиры, непосягая на социальные идеалы (сборник «Сатиры» 1910г.)

Так, в лёгкую сатирическую сказку облекает авторскучную быль петербургских окраин («Окраина Петербурга» 1910 г.):

Фонаригорят как бельма,

Липкийсмрад навис кругом

Зарубашку ветер – шельма

Лезет острым холодком.

В стихотворение «На петербургской даче» 1909 годаСаша Чёрный с великолепным юмором описывает всю бесконечную обыденность и скукупроисходящего, принимая и с юмором вышучивая своих друзей и самого себя:

Напотолке в сырой тени

Уснулимухи. Сатанею…

Какойвосторг в такие дни

Узнать,что шаху дали в шею!

--------------------------------------

Дрожу,как мокрая овца…

И нет конца, и нетконца!

В стихотворении «Санкт-Петербург» 1910 года юморЧёрного сочетается с горькой иронией, скепсисом по отношению к «прекрасномубудущему» и попыткой  принять«естественного» человека в его усиливающемся одиночестве.

 В 1914 годуСаша Чёрный уходит добровольцем на фронт и возвращается к творчеству уже в 1922в Берлине (цикл «Война»). Зарубежное творчество Саши Чёрного пронизано болью итоской по утраченной родине. Он идеализирует то, что раньше высмеивал — старыйпетербургский быт, «несуразную огромную страну свою, которая кажется емунедосягаемым миражом». Всё чаще звучат мотивы безысходности, жизненного тупика.

Сходство Петербурга Саши Чёрного и ПетербургаДостоевского особенно проявляется в стихотворении первого «Вид из окна»(1910г.).

…Тамгде-то небо спит аршином выше,

а вниз сползает серыйлюк двора…

«Чужие тени», «холодные стёкла», «колонны труб искат слинявшей крыши», «махнато-пыльные провода», всёэто вызывает у Чёрного такое же подавленное отношение к жизни, как у героевДостоевского.

Захватанныекопотью и пылью,

Туманами,парами и дождём,

Громадыстен с утра влекут к бессилью,

Твердя глазам: мы ничегоне ждём…

 

В поэтической прозе А. Белого (роман «Петербург»1927г.) город фактически является одним из героев произведения. Он предстаётперед нами то промозгло-серый с «хвостатой и виснущей копотью под серымикамнями набережных перил», то с залитым ярким лунным светом каналами и куполом Исакия, то с высвеченными багряным вечерним солнцем «аметистово-дымными кружевами» зданий, причудливымивыступами и карнизами, балконами и кариатидами.

В Петербурге А. Белого есть не только дворы-колодцы(«по квадрату на обывателя»), но и дворцы, построенные Растрелли, бережнохранящие историю с Петровских времён; Летний сад, хоть и утративший былуюкрасоту, но любимый и охраняемый; бурная, лижущая гранит, Нева; Мойка,окружённая светлыми домами, украшенными милыми львиными головами и, конечно,Невский проспект. Невский, величие которого превращает отдельного человека «викринку», уносящий людей в едином мыслительном потоке, в единой бессмысленнойфразе. И эта бессмысленная толпа, эта «многоножка» пробегает по Невскомустолетиями, разрушая временные пределы. Особенно дорога А. Белому необъятнаяпрямолинейная упорядоченность параллельных Питерских проспектов, пересечённыхсетью улиц под прямым углом. «Успокаивала его фигура – квадрат».

«Есть бесконечность бегущих проспектов сбесконечностью бегущих пересекающихся призраков. Весь Петербург – бесконечностьпроспектов, возведённая а энную степень. За Петербургом – ничего нет». Так дляА. Белого Петербург стал символом, раздвигающим границы времени и пространства.

Символизм Бориса Бугаева (А. Белого) активный, жизнеутверждающий, заставляющий хаосотступить перед магией структуры, слова, символа, разнообразия ролей и масок,превращающих жизнь в мистерию, театрализацию, несущую в себе глубинные тайныбытия.

Величайший писатель-интеллектуал нашего времениВладимир Владимирович Набоков, живя в Америке, не находит там ничего «райского,никакой Аркадии», несмотря на всю её красоту и даже на возможное сходство срусской природой. Бродя «в светлом лабиринте памяти», он даже в европейскихпейзажах видел «густую еловую опушку русского парка».

Только словом, «изогнутым как радуга», мечтает поэтвернуться в «полыхающий сумрак России…» Почти во всех его произведениях звучитнадежда вернуться на родину. Одна мысль об этом возвращении сопряжена длярусских изгнанников с ощущением страха, памятью о бегстве:

Бессмертноесчастие наше

Россиейзовется в веках,

Мыкрая не видели краше,

А были во многих краях,

Нашдом на чужбине случайной,

Гдемирен изгнанника сон,

Какветром, как морем, как тайной,

Россиейвсегда окружен.

                                           (1927г.)

Всю жизнь Набоков вспоминал, думал и писал оПетербурге:

Мнечудится в Рождественское утро

Мойлёгкий, мой воздушный Петербург…

                                                                    /поэма «Петербург»/

Хранимые памятью всю жизнь картины постоянно оживаютв его стихах:

А вгородском саду – моём любимом

МеждуНевой и дымчатым собором,

Сияющие, лёгкие виденья…

Неизбежно живёт в нём память о России, и о городе:

Санкт-Петербург– узорный иней,

Exlibrisбеса, может быть,

Нодивный… Ты уплыл и ныне

Мне не понять и незабыть

Возвращение, даже бегство в прошлое, постоянно звучит в его поэзии и «его Россия» чащевсего означает для него Петербург:

ВПетровом  бледном небе – штиль,

Флотилиятуманов вольных,

И наторцах восьмиугольных,

Все та же золотая пыль.

Вероятно, та боль и гнев, с которой описываютпоэты-эмигранты был связан с постоянным желанием и невозможностью оказаться тамвновь. Хочется закончить словами Осипа Мандельштама, который осуществил своёжелание уже в 30ом году, после долгих лет странствий по России:

Явернулся в мой город, знакомый до слёз,

До прожилок, до детскихприпухлых желёз.

Тывернулся сюда, — так глотай же скорей

Рыбий жир ленинградскихречных фонарей.

Узнавайже скорее декабрьский денёк,

Где к зловещему дёгтюподмешан желток.

---------------------------------------------------

Петербург, я ещё не хочуумирать…

еще рефераты
Еще работы по литературе, лингвистике