Реферат: Язык и смысл

§ 1. Цель исследования.

Внастоящей работе я намерен выяснить некоторые семасиологические понятия,которые, как мне кажется, весьма важны для методологии наук и теории познания.Среди прочего я предложу дефиницию смысла выражений. Понятие «смысл»,которое я здесь имею в виду — это не понятие субъективного смысла, появляющеесяв некоторых психических актах, результатом которых является понимание этоговыражения некоторой особой. Говоря о «смысле выражения», мы будемиметь в виду нечто интерсубъективное, что присуще какому-то звуку речиотносительно языка, а не с точки зрения человеческой личности. Важность этогоинтерсубъективного понятия смысла выражений для методологии и теории познанияследует хотя бы из того, что утверждения наук являются ничем иным, как смысломопределенных предложений, присущих этим предложениям в определенном языке, апознание (в отличие от познавания), по крайней мере в своем наиболеесовершенном виде, это как раз и есть смысл некоторых предложений, а возможно ииных выражений.

Несмотряна значимость, каковой обладает понятие смысла в теории познания, это понятиенигде более, насколько я знаю, точно не было определено; большей частьюдовольствовались обращением к некоторому «усматриванию», некоторой«интуиции» того, что понимается под смыслом. На нашем пути кдефиниции «смысла» мы будем продвигаться отчасти аналитически,отчасти синтетически и безапелляционно. В частности, мы будем стараться, чтобынаша дефиниция «смысла» как можно более долго оставалась в согласии собыденным пониманием этого термина. Однако это будет возможно только донекоторой степени, поскольку мы стремимся к дефиниции, которая должна очертитьпонятие точное и четкое. Но объем привычного понятия «смысл» неявляется четко очерченным. Поэтому, стремясь четко обрисовать это понятие, мывынуждены позволить себе некоторую свободу, четко очерчивая границы его объемав размазанном контуре обычного понятия. Эту границу можно провести так илииначе, причем вследствие нечеткости обычного понятия каждый выбор будетравноправен. Однако не каждый выбор будет обладать одинаковой ценностью с точкизрения его применения, т.е. с точки зрения результатов, которые можно было бы сего помощью получить.

Предлагаемаянами дефиниция «смысла» является именно такой дефиницией, котораявлечет за собой далеко идущие последствия, ибо она в теории познания ведет кпозиции, которую мы определяем как радикальный конвенционализм. Этим следствиямрезультатов настоящей работы мы посвятим отдельную статью, которая в ближайшеевремя должна появиться в журнале «Erkenntnis» с названием«Картина мира и понятийный аппарат» [Das Weltbild und dieBegriffsapparatur].[1]

Посколькунастоящая статья должна подготовить почву под ее эпистемологическиепоследствия, то прежде всего обратим внимание на некоторые различия в процессахпознания, особенно в процессах суждения.

§ 2. Суждение и его виды.

Мыразличаем суждения в логическом и психологическом отношении. В психологическомотношении суждениями являются некоторые психические явления, о характеристикекоторых много писалось и говорилось. Мы не намерены участвовать в этом споре,но только хотим обратить внимание читателя на определенные виды процессовсуждения, отказываясь приводить точные дефиниции этих видов. Удовлетворимся ихупоминанием.

Существуютпроцессы суждения (назовем так суждения как психические явления, в отличие отсуждений в логическом смысле, которые в дальнейшем будем называть краткосуждениями), которые можно адекватно выразить предложениями некоторого языка.Такие процессы суждения назовем артикулированными процессами суждения. Воппозиции к ним существуют такие процессы суждения, которых нельзя выразитьадекватно при помощи предложений; назовем их неартикулированными процессами суждения.Рассмотрим пример, который послужит нам иллюстрацией неартикулированногопроцесса суждения: в тот момент, когда я сижу за столом и пишу эти слова, вкомнату входит служитель и вручает мне письма. Замечаю это, не прерывая работы.Это наблюдение состоит из различных переживаний [verschiedene Erlebnisse], вчастности, из определенных процессов суждения. Стремясь придать им словесноевыражение я замечаю, что какие бы для этой цели не были выбраны слова, яадекватно не выражу ими процессов суждения, которые произошли во мне. Этипроцессы имели достаточно туманный вид, тогда как процесс суждения, выраженныйоднажды в словах, обладает много более четкими чертами. Попробуем наш процесссуждения облечь в слова. Это можно было бы сделать при помощи следующих предложений:«служитель входит в комнату», «Евгений входит в комнату»,«Евгений открывает дверь», «Евгений пришел», «Онпришел» и т.д. Каждое из этих предложений пригодно для адекватноговыражения отличного от других процесса суждения, поскольку все процессысуждения, адекватно выраженные этими предложениями, отличаются между собой сточки зрения своего содержания. Но то, что я помыслил, увидев входящегослужителя, в равной степени удается достаточно хорошо выразить при помощикаждого из этих предложений, из чего следует вывод, что каждым из этихпредложений оно выражено не совсем точно. Это так, как если бы мы хотелипровести в солнечном спектре линию, отграничивающую красный цвет от оранжевого.Можно пытаться это сделать по-разному. Каждая такая попытка одинаково удачна,но поскольку она отличается от прочих попыток, то она в той же мере неудачна,как и каждая иная.

Вповседневной жизни с такими процессами суждения мы сталкиваемся на каждом шаге.Переходя через улицу и замечая приближающийся автомобиль, я высказываюсуждение, но кажется, ни одно из предложений языка точно не соответствует моемусуждению. Подобное происходит и тогда, когда мы вспоминаем о деле, котороеследует исполнить. Так случается тогда, когда при решении научной проблемыприходят первые идеи. Общеизвестно, сколько нужно положить труда, прежде чемпервая, сразу не поддающаяся выражению идея настолько не проясниться в мыслях,что ее можно будет облечь в слова.

Небудем здесь дискутировать над тем, заслуживают ли психические процессы, подведенныепод название неартикулированных процессов суждения, вообще называтьсяпроцессами суждения. Достаточно того, что мы обратили на них внимание. Длянаших рассуждений важно отметить, что в дальнейшем мы будем принимать вовнимание единственно процессы артикулированные.

Вартикулированном суждении часто (если не всегда) происходит тихое либо громкоепроизнесение (или же чтение, записывание, слышание и т.д.). Это значит, чтоартикулированное суждение является сложным психическим процессом, в которомчаще всего можно более или менее фрагментарно выделить наглядное представлениесловесного образования. Это представление путается с иными составляющими, ещене поддающимися выделению в целостное артикулированное суждение. По нашемумнению, было бы ошибкой охарактеризовать этот процесс так, будто бы в этихслучаях суждение следовало бы наглядному представлению предложения только всилу ассоциативности. Это представление сливается с процессом суждения в однопереживание и составляет, как это убедительно показал Гуссерль[2], егосущественную составную часть.

Артикулированноесуждение, существенной составной частью которого является наглядноепредставление предложения, назовем вербальным суждением. Вопрос о том,существует ли вообще артикулированное и невербальное суждение мы оставляем встороне. Научное суждение в стадии зрелости всегда совершается в вербальноммышлении. Среди тех составляющих процесса вербального суждения, которыепревышают само воображение предложения, следует выделить момент убеждения, т.е.момент асерции. Он может быть позитивным или негативным в зависимости от того,состоит ли суждение в признании или отбрасывании, причем момент асерции можетиметь различные градации интенсивности. Когда момент асерции совершенноотсутствует, то мы имеем дело с тем, что Мейнонг называет «Annahme».Процесс суждения с позитивным моментом асерции мы называем позитивнымубеждением, тогда как процесс суждения с негативным моментом асерции — негативным убеждением.

Вдальнейших выводах мы будем пользоваться оборотами «X признает предложениеZ», а также «X отбрасывает предложение Z». Первый из этихоборотов означает, что «X при помощи Z выражает позитивноеубеждение». При этом необязательно X должен высказывать или писатьпредложение Z, но он может также слышать это предложение или читать, наконец онвообще не обязан воспринимать его чувствами, а может его себе тольковоображать. Тогда X переживает всегда словесный процесс суждения сположительной асерцией, составляющей воображения которого являетсяпредставление предложения Z.

«Xотбрасывает предложение Z» это не то же самое, что «X признаетотрицание предложения Z». Отрицание является иным видом асерции, чемпризнание. Различие между отбрасыванием предложения Z и признанием предложенияZ состоит не в том, относительно чего (т.е. относительно предложения Z илиотносительно его отрицания) мы занимаем одну и ту же (а именно, позитивную)позицию утверждения. Различие между признанием предложения Z и отрицаниемпредложения Z в том состоит, что относительно одного и того же предложения мыодин раз занимаем позитивную позицию, а другой — негативную.

«Xотбрасывает предложение Z» значит: «X занимает негативную позициюотносительно того предложения, которым бы он воспользовался для выраженияпризнания предложения Z,». Отрицательное убеждение, заключающееся вотбрасывании предложения, и положительное убеждение, заключающееся в признанииэтого же предложения называются противоположными убеждениями. Приведенное вышепояснение необходимо еще дополнить следующим замечанием. Когда мы говорим, чтоX признает предложение «падает снег», то мы не имеем в виду того, чтоX выражает такое суждение, какое обычно выражает русский* предложением«падает снег». Говоря, что X признает предложение «падаетснег», мы не задумываемся над тем, пользуется ли X этим предложением так,как это ему предписывает делать русский язык, или же иначе. Таким образом,когда мы здесь говорим, что X признает предложение «падает снег», тоиз этого не следует, что X верит в то, что со словесным звучанием этогопредложения X связывает некоторое положительное убеждение. Возможно, этоубеждение, зависит от того, каким образом его вербальный состав определяетсярусским языком; возможно также, что это соответствие иного вида.

Вшколе Брентано используются предложения формы «X признает Y»,понимаемые как утверждение, что Y является тем предметом, в существованиекоторого верит X. Наши выше приведенные объяснения относительно этого оборотавыразительно показали, что мы им пользуемся в совершенно ином смысле, на чтоеще раз со всей силой обращаем внимание. И это все, что можно сказать осуждении как психическом процессе.

Обратимсясейчас к суждению в логическом отношении [logischer Hinsicht]. Под суждением влогическом отношении мы понимаем смысл [Sinn], который соответствует предложениюв некотором языке. Если мы имеем дело с артикулированным процессом суждения,который удается выразить в предложении Z языка S, тогда назовем смысл, которымэто предложение обладает в этом языке, также содержанием [Inhalt] этогопроцесса суждения. (Здесь не стоит вопрос, можно ли неартикулированнымсуждениям также приписывать нечто такое, как содержание). Суждение (влогическом смысле) может быть утвердительным либо отрицательным, однако оно неможет быть признающим или отбрасывающим, поскольку моменты асерции содержатьсятолько в психологическом процессе суждения, но не в его содержании.

§ 3. Соответствие смыслов как необходимаяхарактеристика языка.

Языкоднозначно характеризуется не только запасом слов и правилами своегосинтаксиса, но также и способом, каким словам и выражениям соответствует ихсмысл. Если бы кто-нибудь пользовался словами русского языка, но связывал бы сними иные смыслы, чем обычные, то мы определенно не посчитали бы этот языкрусским языком, но разве что каким-то криптоязыком.

Такимобразом, к характеристике однозначности языка относится соответствие между егозвуками (или же написанными знаками и т.п.) и их смыслом. Это соответствиеназовем характерным для языка подчинением смыслов. Оно еще не произведено, еслиустановлено соответствие слов или выражений языка и названных ими предметов,ибо, во-первых, не все выражения называют предметы, но среди них единственноте, которые имеют номинативный характер, т.е. имена, тогда как смыслом обладаютвсе слова и выражения языка. Во-вторых, два выражения могут называть один и тотже предмет, однако обладать различными смыслами. Так, например, выражения«самая высокая вершина в Европе» и «самая высокая вершина вШвейцарии» называют один и тот же предмет, однако имеют различный смысл.Традиционная логика не занималась смыслом всех выражений, но в своих выводахограничивалась смыслом имен, которые отождествляла с содержанием понятий,соответствующих этим именам. Тот же пример, послуживший выше выяснению различиямежду смыслом имени и предметом, который обозначен этим именем, может служить втрадиционной логике указанием на различия между содержанием и объемом понятия(номинального). Содержание понятия [Begriffsinhalt] и смысл [Sinn] имениявляются хотя достаточно и близкими, но разными понятиями.

§ 4. Правила смысла.

Еслибы мы уже захотели здесь привести дефиницию термина «смыслвыражения», то зашли бы слишком далеко.[3] Короткие замечания, которые мыпосвятили этому термину, предназначались лишь для устранения наиболееразительных недоразумений.

Вэтом параграфе мы намерены привести основополагающий для дальнейшего изложениянастоящих рассуждений тезис, который временно и еще не совсем точно можносформулировать следующим образом: смысл, которым обладают выражения языка, вопределенной степени определяет правила употребления этих выражений. Позжеэтому тезису мы придадим точную формулировку, сейчас же объясним его иобоснуем.

Смысл,который кто-нибудь связывает с некоторым выражением, зависит от типа мысли,который этим выражением представляется, или обычно представляется. Смысл,которым наделено выражение, определяет таким образом соответствие между этимвыражением и некоторого типа мыслями. Конечно, все те, кто пользуется одним итем же выражением в одном и том же смысле не обязаны нумерически связывать сним одну и ту же мысль (понимаемую как психически реальный, индивидуальныйпроцесс). Естественно, это было бы невозможно у различных личностей, а также иу одной особы, пользующейся одним и тем же выражением в разное время. Мы лишьутверждаем, что если они должны всегда пользоваться одним и тем же выражением водном и том же смысле, то они должны всякий раз связывать с этим выражениеммысли, принадлежащие к типу, однозначно очерченному смыслом этого выражения.

Здесьмы не будем пытаться очертить позицию, позволяющую выделить типы мыслей,которые ставятся в соответствие выражениям посредством их значений. Вместоэтого мы подробнее займемся последовательностью шагов, служащей обнаружениюнедоразумений. Речь здесь идет о шагах, служащих обнаружению того[обстоятельства], что кто-то связывает с некоторым выражением, например, скаким-то предложением смысл, отличный от нашего. Рассмотрим сначала примертакой последовательности шагов.

Допустим,что не совсем деликатно коснулись чьего-то обнаженного и еще чувствительногозубного нерва. Этот кто-то вздрогнул и издал крик. Без сомнения, в этойситуации было бы излишним спрашивать, почувствовал ли он боль. Однакопредставим, что такой вопрос поставлен и пациент ответил на этот вопросотбрасыванием [Verwerfung] предложения «болит». Как следует оценитьэто поведение? Во-первых, можно допустить, что пациент врал, т.е. вдействительности он не отрицал предложение «болит», а лишь делал вид,что отрицает это предложение. Во-вторых, существует возможность, что пациент неврал и действительно отрицал предложение, но вместе с тем не почувствовалникакой боли. Наконец, существует также возможность, что пациент не врал, азначит отрицал предложение «болит» и действительно почувствовал боль,но с этим предложением связывал иной смысл, чем мы. Во всяком случае мыисключаем такую возможность, чтобы кто-нибудь чувствуя боль и отрицая при этомпредложение «болит» связывал с этим предложением тот же смысл, что имы. В тот момент, когда мы убедились, что кто-то, почувствовав боль, отрицаетпредложение «болит», то из этого можно сделать вывод, что онсвязывает с этим предложением иной смысл, нежели мы.

Темсамым мы отыскали последовательность шагов, служащую обнаружению недоразумений.Ее схему можно было бы сформулировать так: намереваясь решить, использует ликто-нибудь определенное предложение в том же смысле, что и мы, находим дляэтого предложения некоторый выделенный тип переживаний тем отличающийся [отпрочих], что переживаний этого типа нам достаточно для решительного принятияданного предложения. Обнаруживши, что интересующий нас индивид, несмотря наналичие переживания указанного типа, отбрасывает соответствующее предложение,мы отсюда делаем вывод, что он с этим предложением связывает иной смысл, чеммы. Отметим также, что этот вид переживаний, соответствующий данномупредложению, является особо выделенным, а это выделение заключается не только втом, что наличие переживания этого вида совершенно достаточно ему для признанияэтого предложения; оно непосредственно должно приводить к признанию этогопредложения, т.е. переход от переживания к признанию предложения не может бытьразбит на несколько шагов. Если, например, признания некоторых посылок (этоведь тоже можно назвать переживанием) мне достаточно для принятия отдаленногозаключения, а кто-то другой, признавая эти же посылки, все же отрицаетпредложение, в котором я выражаю заключение, то я не буду это считатьдоказательством существования недоразумения между нами относительно предложений- посылок или заключения, но смогу это для себя объяснить иначе. Какойвыделенный тип переживаний в выше изложенном смысле соответствует данномупредложению — это можно от случая к случаю обнаружить на основе языковойинтуиции.

Вышеописанные шаги давали бы бесспорные результаты, если бы их применение напрактике всегда не было затруднено тем обстоятельством, что никогда совершенноуверенно нельзя утверждать, что в иной особе действительно наличествуютпереживания соответствующего вида и действительно ли она отбрасывает соответствующеепредложение, или же только создает видимость отбрасывания. Тем не менееутверждение, образующее основание этих шагов, а именно, что если кто-тоиспытывая переживание вида D отбрасывает предложение Z, то он с этимпредложением связывает иной смысл, чем мы, это утверждение являетсяаподиктически достоверно, если только этот вид переживаний оказалсясоответственно подобранным. Едва ли нужно говорить о том, что таким образомможно утверждать только существование недоразумения, но нельзя утверждать, чтопроизошло понимание. Другими словами, приведенное выше описаниепоследовательности шагов является лишь необходимым, но не достаточным критериемтого, что кто-то с некоторым предложением связывает тот же смысл, что и я.

Рассмотримеще и иной пример обнаружения недоразумений. Допустим, что некто равно признаеткак предложение «если А, то В», так и антецедент «А» этогоусловного предложения, однако отбрасывает его консеквент «В». Если ондействительно так делает, а не только делает вид, то с целью выяснения такогоповедения можно допустить, что в момент отрицания консеквента «В», онуже успел забыть о том, что признавал посылки. Однако если он помнит о них вмомент отрицания консеквента «В», то для нас это безошибочный признактого, что он пользуется по крайней мере одним из выражений «если А, тоВ», «А», «В» не в том же смысле, что мы. А именно, мысчитаем невозможным, чтобы некто пользующийся выражениями русского языка в томже смысле, что и мы, признавал предложение вида «если А, то В» и егоантецедент «А», и вместе с тем отрицал его консеквент «В».

Рассмотримвнимательнее утверждения, на которые мы опирались в обоих приведенных вышепримерах. Первое утверждение говорит, что одновременно невозможно испытывать счувством боли негативное убеждение, заключающееся в отбрасывании по-русскиправильно понимаемого предложения «болит». Таким образом, этоутверждение говорит о невозможности появления в сознании переживаний некотороговида (чувства боли) одновременно с иным переживанием (отрицательным убеждениемопределенного вида). Обозначим через «H» тип мысли, соответствующийпосредством его русского смысла предложению «если А, то В», через«V» — тип мысли, соответствующий посредством его русского смыслаантецеденту «А», а через «N» — тип мысли, соответствующийпосредством его русского смысла консеквенту «В». Тогда второеутверждение может быть сформулировано следующим образом: одновременноепереживание положительных убеждений вида H и V исключает возможностьодновременного переживания отрицательного убеждения, противоположного мыслитипа N.

Втаком представлении утверждения, составляющие основу последовательности шагов,служащих обнаружению недоразумений, звучат так, как будто речь в них идеттолько о психологическо-эмпирических истинах. Однако по нашему мнению, делообстоит иначе, поскольку оба установленных выше утверждения не былизаимствованы из опыта, но являются аналитическими. Им не угрожает опасностьбыть опровергнутыми в опыте, подобно как это не грозит, например, предложению,что нагретая при нормальном давлении до 100 С вода кипит.

Общеутвердительноепредложение вида «каждое А есть В» только тогда требует эмпирическойпроверки и только тогда оно может быть опровергнуто в опыте, если о некотором Xможно утверждать, что оно есть А без обращения к тому, что X есть В, или какихлибо иных данных, из которых можно было бы вывести, что X есть В. Если вопрос,действительно ли X есть А нельзя разрешить без предварительного утверждения (вприведенном выше смысле), что X есть В, то скажем, что свойство быть В являетсядля понятия А конституционным [konstitutiv ist]. Предложение «все петухипоют» требует эмпирической проверки и может быть опровергнуто опытом.Предложение «каждый петух является птицей» не зависит от свидетельствопыта, ибо нельзя утверждать о некотором X, что он является петухом покаместостаются сомнения, является ли X птицей. Точно так и предложение «нагретаядо 100 С при нормальном давлении вода кипит» не является эмпирическимпредложением и не может быть опровергнуто в опыте, поскольку свойство«кипеть при нормальном давлении» является конституционным для понятияводы, нагретой до 100 С.

Нетак ли обстоит дело и с нашими выше приведенными двумя утверждениями?Рассмотрим утверждение: тот, кто правильно понимает [высказанное] по-русскипредложение «если А, то В», тот не может отбросить консеквент«В», если признает условное предложение «если А, то В» иего антецедент «А». Разве можно с какой-то долей уверенностиутверждать, что некто правильно понимает [высказанное] по-русски предложение«если А, то В», если еще не известно, сможет ли он отброситьконсеквент, признавши условное предложение и его антецедент? Или разве можноутверждать, что некто связывает с предложением «болит» смысл,сопоставляемый ему в русском языке, если еще нет уверенности в том, что онотбросит это предложение тогда, когда будет одновременно испытывать боль? Понашему мнению, это невозможно, а тем самым в обсужденных выше утвержденияхприведены свойства, конституционные для понятия употребления этих предложений всоответствии с их смыслом. В этом месте мы еще не можем точно доказать этоутверждение, поскольку наши рассуждения находятся в стадии не уточненныхпонятий, в которой еще невозможно ничего точно доказать. Однако мы убеждены вистинности нашего утверждения и склонны считать, что и читатель согласится снами. Однако более не задерживаемся на этом.

Анализшагов, служащих обнаружению недоразумений, нам показал, что существует связьмежду смыслами, соответствующими выражениям языка, и способом, каким этимивыражениями мы пользуемся, связь, которую можно сформулировать, например, вследующих правилах: лишь тот связывает с выражениями русского языка подчиненныйим в этом языке смысл, кто испытывая такого-то и такого вида чувства (например,чувство боли) готов признать некоторое предложение (например, болит). Анализвторого примера привел нас к следующему утверждению: только тот связывает свыражениями русского языка смысл, соответствующий им в этом языке, ктопризнавая предложение вида «если А, то В», а также «А»готов признать также предложение «В».

Каккажется, для каждого языка, в котором смысл его выражений однозначно очерчен,можно установить правила, сформулированные по следующей схеме: только тот сословами и выражениями языка S связывает смысл, сопоставленный им этим языком, ктов ситуациях типа L готов признать предложение типа Z (причем «Z»может оказаться функцией «L» или же составной частью «L»,как это имело место во втором примере). При этом «X готов в ситуации Lпризнать предложение Z» означает ничто иное, как: «если X в ситуацииL ответит на вопрос, представленный предложением Z со знаком вопроса, то он темсамым признает предложение Z». Далее, поскольку ответ на вопрос,выраженный предложением Z со знаком вопроса может состоять только в признанииили отбрасывании предложения Z, то можно вместо «X отвечает на вопрос,представленный предложением Z со знаком вопроса» сказать также «Xпризнает предложение Z либо X отбрасывает предложение Z». Таким образом,мы можем наше понимание этой готовности выяснить следующим: «X готов вситуации L признать предложение Z» значит то же, что «если Xнаходится в ситуации L и при этом или признает предложение Z, или отрицает его,то X признает предложение Z». Последнее пояснение совершенно исключает изэтой «готовности» мифологическое понятие психической диспозиции.

Такоготипа правила можно сформулировать для различных языков. Коротко назовем такиеправила правилами смысла. Следовательно, правила смысла устанавливаютсоответствие определенных предложений ранее названным, особо выделенным типамданных, при переживании которых отбрасывание данного предложения можетпроизойти единственно при попрании его смысла.

Однаконе для всех языков можно сформулировать все правила смысла точно и несомненно.Повод приведем позже. Однако для искусственного языка символической логики этузадачу можно решить легко и полностью. Обычное исчисление предложений спервичными знаками " " и " " обладает двумя т.н. правиламивывода. Ими являются правило отделения, которое позволяет вывести «В»из «А В» и «А», а также правило подстановки. Кроме того,правилами вывода могут быть дефиниции (если их понимать как правила заменыодних выражений другими). Все правила вывода можно легко преобразовать вправила смысла. Так, например, из правила отделения можно следующим образомобразовать правило смысла для знака " ": «только тот со знакамиязыка логистики связывает смыслы, которые подчинены этим знакам посредствомэтого же языка, кто готов признать предложение „В“, если признаетпредложения вида „А В“ и „А“. Опять же, из дефиниции знака» ", позволяющей подставлять «А В» вместо " А В"можно образовать следующее правило смысла: только тот связывает со знакамиязыка логистики смыслы, соответствующие этим знакам в языке логистики, ктоготов признать каждое предложение S, возникающее из предложения S вследствиезамены выражения вида " А В" выражением «А В», если онпризнает предложение S. Как для этого искусственного языка, так и дляестественных языков можно было бы установить аналогичные правила смысла, хотяэто предприятие встретилось бы с большими трудностями и его не удалось быпровести исчерпывающим образом.

Итак,смысл слов и выражений некоторого языка определяют обсужденные выше правиласмысла, требующие от каждого, кто пользуется этим языком, определенных действийв отношении узнавания предложений этого языка в некоторых ситуациях. Кто неруководствуется этими правилами смысла, тот тем самым доказывает, что свыражениями, принадлежащими этому языку, он не связывает того смысла, которыйим в этом языке соответствует, а следовательно не пользуется этим языком, нокаким -то другим, одинаково звучащим. Происходящие согласно этим правиламсмысла действия, подобны действиям, соответствующим правилам фонетики илисинтаксиса. Ими можно руководствоваться, хотя их и не нужно знать явнымобразом. О том, что правила смысла требуют признания данного предложения мыубеждаемся тогда, когда замечаем, что противное поведение, т.е. отбрасываниеэтого предложения вместо его признания должно быть понято как нарушениеприсущего данному языку соответствия смыслов. Происходящее согласно с правиламисмысла признание предложений, отличается четкой очевидностью и неотвратимойрешительностью. [4]

§ 4. Дедуктивные, аксиоматические иэмпирические правила смысла.

Сейчасмы перечислим некоторые виды правил смысла, встречаемые в существующих языках.Я намерен привести три вида правил, называя их 1)дедуктивными,2).аксиоматическими, 3).эмпирическими, и не претендую на полноту перечисления.

Правилосмысла, приведенное ранее по образцу правила отделения, представляет собойпример дедуктивного правила смысла. Ему можно было бы придать следующуюформулировку: только тот связывает с выражением русского языка подчиненный емув этом языке смысл, кто готов признать предложение «В», если онпризнает предложение «если А, то В» и его антецедент «А».Как уже выше упоминалось, можно рассмотреть другие примеры дедуктивных правилсмысла, исходя из дефиниции. Например, если в языке арифметики «2»определена как «1+1», то в этом языке обязательно правило: только тотсвязывает со знаками арифметики смысл, который им присущ в языке арифметики,кто готов признать предложение Z, содержащее знак «2», если онпризнает предложение, отличающееся от Z только тем, что вместо «2» внем находится знак «1+1».

Отвсякого, кто хочет пользоваться выражениями данного языка в согласии с ихсмыслами, каждое дедуктивное правило смысла требует готовности определеннымобразом выводить следствия из некоторого вида посылок. Таким образом,дедуктивное правило смысла подчиняет каждому предложению некоторого типа какпосылке предложение иного типа как заключение (либо же, если правило смыслатребует готовности вывода из нескольких посылок, тогда оно ставит всоответствие каждому классу предложений определенных типов как посылкамопределенный тип предложения как заключению).

Отсюдаочевидно, что каждое дедуктивное правило смысла определяет отношение, членамикоторого являются предложения (или же классы предложений ), но и это отношениевзаимно однозначно соответствует этому правилу смысла. Область (Vorbereich),кообласть (Nachbereich) и поле (Feld) этого отношения назовем областью,кообластью и полем этого дедуктивного правила смысла. Однако объемом (Umfang)дедуктивного правила смысла назовем класс, элементом которого являетсяупорядоченная пара предложений (или пара: класс предложений-предложение), тогдаи только тогда, когда между первым и вторым членом этой пары имеет местоотношение, определенное этим дедуктивным правилом смысла.

Вязыках аксиоматизированных систем несомненно существуют примеры того, что мыназываем аксиоматическими правилами смысла. А именно, от каждого, кто хочетпользоваться выражениями такой системы со смыслом, поставленным им всоответствие языком этой системы, требуется безусловно, чтобы он был готовбезоговорочно признать предложения, принятые в качестве аксиом. Однако ясчитаю, что такие аксиоматические правила смысла обязательны также для обычныхестественных языков. Кажется, что от каждого, кто с выражениями, например,«всякий» и «есть» связывает смысл, соответствующий им врусском языке, требуется, чтобы он был готов безоговорочно признать любоепредложение вида «всякое А есть А». Как кажется, вообще все т.н. apriori очевидные предложения указывают на аксиоматическое правило смысла,которое каждому предписывает признать предложение этого вида, кто не намереннарушать присущего языку соответствия смыслов. Подобно как дедуктивным правиламсмысла соответствует отношение между предложениями, так опять же,аксиоматическому правилу смысла соответствует класс тех предложений, которыесогласно этому правилу следует признать. Этот класс предложений назовемобластью этого аксиоматического правила смысла.

Третийкласс образуют эмпирические правила смысла. Особенность этих правил такова, чтов них приводится в виде ситуации, в которой согласно присущему в языкесоответствию выражений их значениям требуется готовность признания предложения,такое переживание, которое исключительно, или среди прочего заключается впереживании некоторого впечатления. В соответствии с этим правилом, каккажется, поступают тогда, когда признают предложение «болит» припереживании зубной боли. Если бы мы о ком-нибудь узнали, что этот кто-то присильном раздражении обнаженного чувствительного зубного нерва испытываетнормальное, с нашей точки зрения, чувство и несмотря на это не готов признатьпредложение «болит», но отбрасывает это предложение и признает,например, предложение «испытываю приятное», тогда мы усмотрели бы вего поведении, как уже было сказано, доказательство того, что он не связывает спредложениями «болит», «испытываю приятное» тот же смысл,что и мы.

Существуютдва вида эмпирических правил смысла, которые мы называем простыми и составнымиэмпирическими правилами смысла. Эмпирическое правило смысла является простым,если утверждает: только тот не нарушает присущего языку подчинения смыслов, ктоввиду переживания такого-то и такого впечатления готов признать так-то и такзвучащее предложение. С другой стороны, составным эмпирическим правилом смысланазовем такое правило, которое требует готовности признать так-то и такзвучащие предложения при выполнении некоторых условий, которые, среди прочего,состоят в переживании некоторого впечатления. Совокупность таких условий, как иотдельные впечатления, мы назовем эмпирическими данными (Erfahrungsdata). Они,например, могут состоять в наличии впечатлений и не артикулированных суждений,в которых ситуация признается «нормальной». Возможно, что составныеэмпирические правила смысла требуют признания некоторых предложений наосновании ряда следующих друг за другом впечатлений и некоторых прочих данных.Как кажется, это имеет место для т.н. предложений, относящихся к внешнему миру.Если для обычных естественных языков не удается отыскать безупречных примеровэмпирических правил смысла, управляющих нашими высказываниями о т.н. внешнеммире (а эти правила определенно не являются простыми эмпирическими правилами),то причиной этого, как кажется, является то, что т.н. естественные языки несуть языки в точном значении этого слова, поскольку присущее им подчинениесмыслов неустойчиво и изменчиво (см. последний параграф этой работы).

Выражения,к которым относятся (существенно) эмпирические правила смысла, назовемвыражениями с эмпирическим смыслом и поделим их на выражения с простым исоставным эмпирическим смыслом в зависимости от того, являются лисоответствующие эмпирические правила смысла все составными, или же среди нихвстречаются простые эмпирические правила смысла. Выражения, являющиеся именамивнешних предметов и их свойств, кажется, должны иметь составной смысл, есливообще имеют какой-либо эмпирический смысл. Простым эмпирическим смыслом, каккажется, обладают только имена объектов, принадлежащих миру психики, и ихсвойства. Поскольку в естественных языках имена внешних предметов и именасвойств психических объектов часто звучат одинаково (так, например, говоритсяо «красной» розе и о содержании некоторого впечатления), то отсюда уне обращающих на это внимания теоретиков познания возникли различные трудностии парадоксы, которые их привели к отказу приписывать внешним предметам т.н.чувственные свойства. Но об этом лишь коротко; этим вопросом я намерен занятьсяподробнее в иной работе. Равно как аксиоматические, так и дедуктивные правиласмысла совместно назовем дискурсивными правилами смысла. Языки, в которыхобязательны только дискурсивные правила смысла (например, языки чистой логики ичистой математики) назовем дискурсивными языками. Языки, в которых обязательныэмпирические правила смысла, будем называть эмпирическими языками.

Какдля дедуктивных правил смысла, которые связывают предложения (или же классыпредложений) с предложениями, мы утверждаем, что каждому из этих правилсоответствует отношение между предложениями, так и эмпирическим правилам смысламожно подчинить отношение между данными опыта и предложениями. Область этогоотношения состоит из чувственных данных, кообласть — из предложений. Объемомэмпирического правила смысла назовем класс, элементом которого является пара<чувственные данные — предложение> тогда и только тогда, когда между членамиэтой пары имеет место отношение, сопоставленное эмпирическому правилу смысла.

§ 6. Терминологические объяснения.

Еслинекоторое предложение является 1)элементом области аксиоматического правиласмысла, или 2)элементом области дедуктивного правила либо элементом кообластидедуктивного или эмпирического правила, или 3)элементом класса предложений,принадлежащего как элемент к области дедуктивного правила смысла — тогдаскажем, что соответствующее правило смысла охватывает это предложение.

Есликакое-то выражение включено в предложение, охватываемое правилом смысла, тоскажем, что это правило смысла относится к этому выражению. Правило смысла Rдля выражения А является несущественным тогда и только тогда, когда оно вообщене касается этого выражения, или же область этого правила смысла не изменитсяпри замене во всех охватываемых правилом смысла предложениях выражения Апроизвольным выражением А того же логического типа, что и А, и vice versa. Еслиправило смысла для некоторого выражения, к которому оно относится, не являетсянесущественным, тогда скажем, что это правило смысла для этого выражениясущественно. Так, например, приведенное выше аксиоматическое правило смысларусского языка, позволяющее без оговорок признать каждое предложение вида«всякое А есть А», является существенным как для выражения«всякое», так и для выражения «есть». Ведь если во всехпредложениях вида «всякое А есть А» мы заменим выражение«есть» на «любит» (предположивши, что «любит»относится к тому же логическому типу, что «есть»), а также произведемзамену «любит» на «есть» во всех возможных предложениях, тоизменится область упомянутого правила смысла. Однако это же правило смысланесущественно для каждого имени, которое можно подставить вместо «А».Очевидно, что если некоторое правило смысла несущественно для некотороговыражения А, то оно несущественно и для всех выражений, принадлежащих к тому желогическому типу, что А[5].

Еслидва выражения А и А одновременно входят в один и тот же элемент области правиласмысла языка S, то скажем, что между А и А в языке S существуетнепосредственная смысловая связь. Если можно образовать конечную, состоящую поменьшей мере из трех членов последовательность выражений, первым членом которойявляется выражение А, последним же — В, и если между каждыми следующими друг задругом двумя членами этой последовательности существует непосредственнаясмысловая связь, то скажем, что между А и В существует опосредованная смысловаясвязь.

Короткоеще только отметим, что правила смысла языка касаются не только выражений, нотакже и синтаксических форм. Это отношение можно было бы определить подобнотому, как это было сделано для выражений. Далее, можно было бы отличатьсинтаксические формы, для которых правило смысла значимо, и такие, для которыхнезначимо. Наконец, подобно тому, как это было сделано выше, определитьотношение смысловой связности между выражениями и синтаксическими формами. Ноне будем на этом задерживаться.

§ 7. Определение правил смысла посредствомсмысла.

Давайтесейчас займемся вопросом, должно ли изменение какого-то правила смысла языкаприводить к изменению присущего языку подчинения выражениям их значений. Вышемы утверждали, что присущее языку подчинение смыслов однозначно определяет егоправила смысла. Казалось бы, что это утверждение является ответом напоставленный выше вопрос. Однако нужно устранить некоторые недоразумения. Аименно, мы не утверждаем, что присущее языку подчинение выражениям их смысловопределяет отдельные правила смысла; тем, что однозначно определено посредствомэтого подчинения является в некотором смысле совокупностью правил смысла.Представим это четче. Как уже было сказано выше, каждому правилу смыслаоднозначно подчинена его область. Области отдельных правил смысла можносуммировать, если они принадлежат к одному логическому типу. Очевидно, что этисуммы могут остаться без изменения, хотя их составляющие, т.е. областиотдельных правил смысла будут образованы различным образом. Говоря иначе,различные правила смысла могут иметь области, суммы которых идентичны.Утверждая, что присущее языку подчинение значений определяет правила смысла, мыхотели только то сказать, что это подчинение определяет сумму областей всехправил смысла.

Чтобыэто пояснить на примере, допустим, что существует язык, в котором имеютсятолько три, да и то аксиоматических правила смысла, первое из которых содержитпредложение «2 2=4», второе — предложение «1+1=2», третье — предложение «1 1=1». Сумма областей этих правил смысла — это класс,содержащий эти три предложения как элементы. Сейчас представим, что вместо этихтрех правил смысла имеется только два, первое из которых содержит в своейобласти предложения «2 2=4» и «1 1=1», а второе — толькопредложение «1+1=2». Сумма областей этих двух правил такая же, каксумма областей ранее названных трех правил. Поэтому мы не утверждаем, что этоизменение правил смысла влечет за собой изменение присущего языку подчинениясмыслов, поскольку это изменение оставляет без изменений сумму областей этихправил.

Вдальнейшем изложении для краткости будем называть совокупность сумм областейвсех правил смысла «совокупной областью правил смысла», хотя это несовсем правильно. Обратим внимание, что изменение совокупной области правилсмысла может наступить двояким образом. Или же так, что в совокупную областьвойдут элементы, содержащие выражения, которые ранее не принадлежали языку, илиже без вхождения новых выражений в совокупную область. Говоря ранее, чтоизменение совокупной области правил смысла влечет за собой изменение смыслакакого-то выражения, мы имели в виду только такие изменения, которые происходятбез введения новых выражений. Прежде чем мы займемся вторым способом изменениясовокупной области правил смысла и его влиянием на присущее языку подчинениесмыслов, следует еще установить некоторое различие между языками.

§ 8. Языки замкнутые и открытые.

Допустим,что существуют два языка S и S, причем каждому слову и каждому выражению языкаS соответствует одинаково звучащее выражение в языке S, но не наоборот[6].Кроме того, пусть одинаково звучащие выражения обоих языков будут взаимнопереводимы. Теперь допустим,. что некоторое выражение А более богатого языка S, переводимое в А в языке S, является непосредственно связанным по смыслу синым выражением А1, причем А1 не имеет перевода в язык S. В таком случаеназовем язык S открытым языком относительно языка S. Если мы захотим сказать,что некий язык является открытым относительно какого-то языка, то простоскажем, что язык является открытым. Если язык не является открытым, то назовемего замкнутым языком.

Мывыбираем термин «открытый язык» потому, что в таком языке можноувеличить запас выражений без изменения смысла выражений уже находящихся в нем.В частности, такой язык можно преобразовать в язык S посредством увеличениязапаса его выражений, не изменяя смысла входящих в него выражений. Это невсегда возможно для замкнутого языка. В открытом языке определенные правиласмысла как бы сокрыты в смысле выражений, поскольку выражение А уже в своемсмысле так подогнано к смыслу еще отсутствующего в языке S перевода выражения А, что когда этот перевод оказывается добавленным к запасу выражений языка S,выражение А вступит в соответствующие смысловые связи, не испытывая при этомизменений смысла. Но хотя эта подгонка к другому смыслу в некоторой степени ужеподготовлена, она не проявляется при использовании языка вследствие егобедности. Обратная ситуация имеет место для замкнутых языков. В этих языках всеособенности, содержащиеся в смысле их выражений, выходят на явь прииспользовании языка.

Сейчасмы можем заняться вопросом, поставленным в конце предыдущего параграфа, однаконе решенным там. Должно ли изменение совокупной области правил смысла,заключающееся во введении новых выражений, приводить к изменению присущегоязыку подчинения смыслов? Этот вопрос для открытых и замкнутых языков мы должнырассмотреть отдельно. Начнем с языков замкнутых.

Допустим,что S является замкнутым языком; увеличивая запас его выражений некоторымвыражением W мы переходим к более богатому языку Sw. Язык Sw содержит всевыражения языка S, а кроме них еще и выражение W. Совокупная область правилсмысла языка Sw содержит кроме выражений языка S — назовем их старымивыражениями — еще выражение W. Сейчас речь идет о том, могут ли все старыевыражения языка Sw иметь тот же смысл, который они имели в языке S. Здесь нужноотличать два аспекта. Или W находится в непосредственной смысловой связи состарыми выражениями языка Sw, или нет. Если да, то старые выражения в Sw немогут иметь тот же смысл, что в S, поскольку тогда S был бы открытым языком,или W имело бы смысл, тождественный смыслу одного из старых выражений, т.е. Wимело бы перевод в одно из старых выражений. Из этого следует, что старыевыражения в Sw только тогда могут иметь тот же смысл, что в S, когда, или W ненаходится в непосредственной смысловой связи со старыми выражениями, или имееттот же смысл, что и одно из них. Однако если выражение W не находится внепосредственной смысловой связи ни с одним старым выражением, то тем самым ононе находится ни в какой опосредованной смысловой связи.

Непустойчастичный класс (nicht leere Teilklasse) выражений языка (вместо этого будемтакже говорить — «часть языка»), элементы которого не находятся ни вкакой смысловой связи ни с одним выражением оставшейся части языка, будемназывать изолированной частью этого языка. Если язык не обладает ни однойизолированной частью, тогда мы называем его связным языком (zusammenhangendeSprache). После этого из выше изложенного можно сделать следующий вывод: еслизамкнутый язык S мы обогатим новым выражением W, не обладающим смыслом, равнымсмыслу какого-либо из старых выражений, и если старые выражения сохраняют вобогащенном языке Sw те же смыслы, которые они имели в языке S, то обогащенныйязык Sw не является связным.

Сейчасобратимся к открытым языкам и спросим, должно ли изменить свой смысл выражениетакого языка, если к этому языку присоединить новые выражения, т.е. если темсамым изменить совокупную область правил смысла этого языка? Из понятияоткрытого языка следует, что такой язык после присоединения новых выраженийможет сохранить смысл старых выражений и вместе с тем остаться языком связным,если после введения новых выражений он перейдет в язык, относительно которогоон был открыт. При таком переходе возникает обогащенный язык, в которомсовокупная область его правил смысла содержит как часть совокупную областьправил смысла более бедного языка.

Сейчас,подытоживая, скажем: изменение совокупной области правил смысла языкапосредством введения новых выражений в язык всегда влечет за собой изменениеприсущего языку подчинения смыслов настолько, что новое подчинение, кромесоответствий старых выражений их смыслам, содержит еще подчинение новыхвыражений их смыслам. Однако в подчинении смыслов старым выражениям толькотогда не наступает никаких изменений, когда: 1) новый язык является несвязным,или 2) вновь введенное выражение обладает таким же смыслом, как и одно изстарых выражений, или 3) старый язык является открытым относительно языканового.

Еслиязык S посредством присоединения одного или более выражений переходит в язык S, относительно которого он был открыт, то мы говорим, что язык S оказалсядополненным до замыкания языка S. В противном случае мы говорим: язык Sоказался низведенным до открытого языка S. Если язык S дополняется до замыканияязыка S, а язык S сам является языком замкнутым, то мы говорим: язык Sоказался полностью дополненным до замыкания языка S.

Можноли дополнить открытый язык S до замыкания различных связных языков? Конечно,это возможно, если язык не будет полностью замкнут уже посредством добавленияодного выражения. А именно, добавляя к открытому языку S выражение W, иливыражение V, или оба вместе, и дополняя его частично до замыкания языка Sw, илиSv, или Sw,v и т.д. до тех пор, покамест посредством добавления все новыхвыражений мы не придем к полностью замкнутому языку. Является ли этот путьединственным, которым можно дополнить открытый язык до связного замкнутогоязыка? Если да, то для открытого языка существовал бы один единственныйзамкнутый и связный язык, до которого его можно было бы дополнить. Это привелобы к совершенно парадоксальным последствиям. В частности, по следующей причине:допустим, что открытый язык S удается полностью дополнить до замкнутого языка Sпосредством добавления нескольких выражений, среди которых выражения W1 и W2.Пусть языку S будет присуще следующее подчинение смыслов: выражению W1соответствует смысл 1, выражению W2 — смысл 2. Рассмотрим другой язык S, в тойединственной подробности отличающийся от языка S, что в S выражению W1подчинен смысл 2, тогда как выражению W2 — смысл 1. Очевидно, что дополнениеоткрытого языка S до замыкания языка S точно также возможно, как и егодополнение до замыкания языка S. Если бы так не произошло, то это значило, чтов открытом языка, например, в языке обычного исчисления предложений спервичными терминами " " и " ", но без определяемыхзнаков, можно ввести знак " " или знак «o», с обычноприписываемыми им смыслами, но нельзя ввести эти знаки со взаимно изменяемымисмыслами. Это следствие не может быть принято, поскольку оно совершеннопротиворечит тому, что вообще понимается под смыслом. Учитывая сказанное, можнодополнить полностью открытый язык до замыкания двух различных связных языков.

Сейчасмы исследуем в каком отношении должны находится два различных замкнутых исвязных языка S и S, если существует открытый язык S, который можно полностьюдополнить до замыкания равно как языка S, так и S. В исследованном вышеслучае S возник из S вследствие обмена смыслов выражений W1 и W2.Следовательно, там мы занимались двумя взаимно переводимыми языками. Мыназываем S переводом языка S, если все выражения одного языка могут бытьвзаимно однозначно подчинены выражениям другого таким образом, что взаимноподчиненные друг другу выражения имеют один и тот же смысл. Сейчас перед намивозникает вопрос, обязательно ли должны быть взаимно переводимыми два замкнутыхи связных языка S и S, если можно полностью дополнить до их замыкания открытыйязык S?

Чтобыответить на этот вопрос, мы должны несколько ближе заняться понятием перевода.

§ 9. Синонимы и переводы.

Сначаламы установим условие равноосмысленности (Sinngleichheit) или синонимичностидвух выражений А и А одного и того же языка S. Оно звучит так: если А и Аобладают в языке S одним и тем же смыслом, то их поведение единообразно всовокупной области правил смысла языка, т.е. совокупная область правил смыслане должна претерпеть изменения вследствие того, что во всех ее элементахпроизойдет подстановка А вместо А, и А вместо А. Это значит: 1) если согласнокакому-то правилу смысла предложение Z должно быть безоговорочно признано, тосуществует аксиоматическое правило смысла, согласно которому следуетбезоговорочно признать предложение, полученное из предложения Z посредствомзамены А на А и А на А; 2) если существует дедуктивное правило смысла,согласно которому можно из предложения (или из класса предложений) Z1 вывестипредложение Z2, то существует также дедуктивное правило смысла, согласнокоторому из предложения, возникшего из Z1 посредством замены А на А и А на Аможно вывести предложение, возникшее из Z2 посредством замены А на А и А на А;3) если согласно эмпирическому правилу смысла на основании определенных данныхможно признать предложение Z, то существует также правило смысла, согласнокоторому на основании этих же данных следует признать предложение, возникшее изпредложения Z посредством замены А на А и А на А.

Заметимздесь, что равноосмысленность и эквивалентность двух выражений — это не одно ито же. Два выражения А и А эквивалентны, если каждому истинному предложению,содержащему А, соответствует истинное предложение, возникшее из негопосредством замены А на А и А на А, и наоборот. Два эквивалентные вприведенном здесь понимании выражения вовсе не должны быть равноосмысленны.Так, например, в логическом исчислении предложений Уайтхеда и Рассела выражения«a b» и " a b" эквивалентны, но не равноосмыслены,поскольку, например, существует дедуктивное правило смысла требующее готовностивывода «b» на основании «a b» и «а», тогда каканалогичного правила смысла для " a b" нет. Из приведенной вышедефиниции эквивалентности можно через абстракцию получить дефиницию[логической] валентности выражения, которая в случае, например, имен даетдефиницию области имени (в терминологии Милля — денотации).

Приведенноевыше необходимое условие равноосмысленности двух выражений одного и того жеязыка влечет за собой некоторые следствия, которые мы не хотим обойтимолчанием. А именно, речь идет о том, являются ли два выражения А и В, считающиесяпо определению равными, имеющими также один и тот же смысл. Ответ зависит оттого, как понимается дефиниция. Если дефиниция является правилом вывода,которое, например, говорит, что если какое-то предложение признается и можнотакже признать предложение, полученное из него вследствие замены А на В, инаоборот, то выражения А и В не обязаны обладать одним и тем же смыслом. Этокак минимум следует из установленного выше необходимого условияравноосмысленности двух выражений одного и того же языка.

Допустим,что в языке имеется аксиоматическое правило смысла, содержащее в своей областипредложение «F[a]», но нет аксиоматического правила смысла, котороебы в своей области содержало «F[b]». Пусть, кроме этого, обязательнодедуктивное правило смысла, основывающееся на дефиниции, которая объясненнымвыше образом признает равными знаки «а» и «b». Очевидно,что поскольку правила смысла языка опосредованно или непосредственно ведут кпризнанию некоторого предложения «Ф[a]», то они приводят также кпризнанию «Ф[b]», согласно приведенному выше (основанному надефиниции «а=b») правилу смысла, поскольку согласно этому правилусмысла везде правомерной будет замена «а» на «b». Однаконесмотря на это «а» и «b» не выполняют выше установленногоусловия равноосмысленности. Правда, существует аксиоматическое правило смысла,требующее безоговорочной готовности признания «F[a]» (как аксиомы),но нет такого, которое требовало бы безусловного признания «F[b]»(как аксиомы), хотя «F[b]» дедуктивно следует из «F[a]» икак следствие аксиомы «F[a]» является утверждением.

Совершенноиным будет ответ на вопрос, выполняют ли необходимое условие дляравноосмысленности два приравненных дефиницией выражения, когда такого видадефиниция будет понята не как правило вывода, а как утверждение о правилахвывода и аксиомах. Если мы понимаем дефиницию, устанавливающую равенствовыражений «А» и «В» как утверждение, провозглашающее:«каждое правило вывода должно (с этого момента) говорить о „В“то же, что и о „А“, и каждой аксиоме „Ф[A]“, выполняемой»А", соответствует предложение «Ф[B]», выполняемое«В», которое также является аксиомой, то уравненные так понимаемойдефиницией выражения «А» и «В» выполняют также необходимоеусловие равноосмысленности (по крайней мере в дискурсивных языках). Кажется,что по крайней мере в дедуктивных системах дефиниции никогда не понимаютсяиначе, т.е. как утверждения о правилах смысла и аксиомах, но всегда считаютсяили правилами смысла, или (что встречается реже) теоремами системы. Такимобразом, установленное нами необходимое условие равноосмысленности невыполняется двумя выражениями, уравненными дефиницией дедуктивной системы. Мыотмечаем это следствие, которое, возможно, кто-нибудь захочет понять какinstantia contraria против высказанного нами в тексте утверждения. Подвергнутоесомнению условие не составит большого труда преобразовать таким образом, чтобыосвободиться от выше приведенного следствия. Для этого нужно было бы трактоватьприведенное условие как единственную альтернативу так, что ему противопоставляласьв качестве второй альтернативы равенство по определению.

Сейчасобратимся к вопросу равноосмысленности двух выражений, принадлежащих разнымязыкам. Если выражение А обладает в языке S тем же смыслом, что и выражение А вязыке S, то назовем выражение А переводом А из языка S в язык S. Отношениеперевода является рефлексивным, симметричным и транзитивным отношением.Допустим, что какое-то выражение А является переводом выражения А из языка S вязык S. Пусть выражение А в языке S находится в разнообразных непосредственныхсмысловых связях с прочими выражениями А1, А2, ..., Аn определенныхсинтаксических форм и, возможно, также с некоторыми чувственно воспринимаемымиданными. Как кажется, формулируемое следующим образом утверждение полностьюсоответствует повсеместно принятому понятию перевода: «если выражение Аявляется переводом выражения А из языка S в язык S, и если А в языке Sнаходится в непосредственных смысловых связях с А1, А2, ..., Аn, и выраженияА1, А2, ..., Аn также переводимы в язык S (обозначаемые соответственно А 1, А2, ..., А n ), то А также должно находится в S в аналогичных непосредственныхсмысловых связях с А 1, А 2, ..., А n как А с выражениями А1, А2, ..., Аn вязыке S. Таким образом, если, например, аксиоматическое правило смыслабезоговорочно предписывает признать предложение, построенное из выражения А ипрочих выражений А1, А2 в соответствии с синтаксической формой К, и если Адолжно быть переводом А, то поскольку имеются также переводы А1 и А2(обозначаемые А 1 и А 2 ), а также перевод синтаксической формы (обозначаемой К), то для языка S должно быть обязательным правило смысла, согласно которомуследует безоговорочно признать построенное из А, А 1, А 2 предложение всоответствии с синтаксической формой К. Допустимые в языке синтаксическиеформы составных выражений определены синтаксическими правилами языка и присущиязыкам также, как и их запас слов, а поэтому подлежат переводу как и слова[7].

Подобноаксиоматическим оставшимся правилам смысла языка также должны соответствоватьаналогичные правила смысла в другом языке, если выражения одного языка, ккоторому относятся эти правила смысла, должны быть переводимы на другой язык.Прежде чем мы это утверждение сформулируем точнее, отметим следующее. Ранее мыустановили условие переводимости А в выражение А из языка S в S с тем, что еслиА находится в непосредственной смысловой связи с А1, А2, ..., Аn, то и Анаходилось бы в аналогичных смысловых связях с переводами выражений А1, А2,..., Аn из языка S в S, если такие переводы существуют. Сужение этогоутверждения замечанием „если переводы выражений А1, А2, ..., Аn в язык Sсуществуют“ только тогда необходимо, когда мы не ограничиваемся замкнутымиязыками, но принимаем во внимание также открытые языки, поскольку из дефинициизамкнутого языка S непосредственно следует, что в случае существования в немперевода выражения А из языка S, существуют в нем также переводы всех техвыражений, с которыми А находится в S в непосредственных смысловых связях.Таким образом, если речь идет о замкнутых языках, то упоминавшееся ограничениеустановленного выше утверждения можно опустить.

Ранеемы говорили, что если выражение А в языке S находится в непосредственныхсмысловых связях с некоторыми выражениями А1, А2, ..., Аn, то перевод А изязыка S в S должен находится в аналогичных смысловых связях с переводамивыражений А1, А2, ..., Аn. Поскольку смысловые связи отображаются в областяхправил смысла, а следовательно также в их совокупной области, постольку мыможем — ограничиваясь замкнутыми языками — придать упоминаемому утверждениюследующую формулировку: если А является переводом А из языка S в S, а также Sи S суть языки замкнутые, то все элементы совокупной области правил смыслаязыка S, содержащие А, должны быть образованы из элементов совокупной областиправил смысла языка S, содержащих А, таким образом, что в области, названнойпоследней, заменится везде А на А, а остальные, содержащиеся в них выражения(и синтаксические формы) — их переводами[8].

Сейчасмы займемся языками взаимно переводимыми и взаимно непереводимыми. Мы всегдабудем иметь в виду дословные переводы, т.е. переводы выражения в выражение, ане только предложение в предложение. Два языка назовем взаимно переводимымитогда и только тогда, когда каждому выражению одного языка соответствует одноили несколько выражений другого языка, являющиеся его переводами с одного языкана другой, и vice versa.

Мыутверждаем следующее: если два языка S и S являются оба замкнутыми и связными,и если в языке S имеется выражение А, являющееся переводом выражения А изязыка S в S, то оба языка взаимно переводимы. Если бы было иначе, то в Sсуществовало бы выражение Аn, которому в языке S не соответствовал бы ни одинперевод, или vice versa. Однако, если определенное выражение замкнутого языканепереводимо на другой замкнутый язык, то и все непосредственно связанные с нимпо смыслу выражения должны быть непереводимыми. Пусть, например, Аx будетвыражением непосредственно связанным по смыслу с Аn. Если Аn из языка Sнепереводимо на S, то и Аx должно быть непереводимо, ибо если бы Аx имело свойперевод в S, то и непосредственно связанные по смыслу с Аx выражения, а срединих Аn, должны были бы иметь свои переводы в S (поскольку согласнопредположению S является замкнутым языком). Однако Аn, как мы предположили, непереводимо. По этой же причине не будут переводимы всяческие возможные Аy,непосредственно связанные по смыслу с Аx. Далее, можно было бы доказать, чтовыражения, непосредственно связанные по смыслу с непереводимыми Аy, опять женепереводимы и т.д. Однако все эти выражения являются одно- либомногоступенчато опосредованно связанными по смыслу с Аn. Таким образом, еслиАn непереводимо, то все непосредственно и опосредованно связанные по смыслу сАn выражения непереводимы.

Сейчаспримем во внимание класс выражений языка S, связанных по смыслу с Аn (обозначимего S1 ), и класс оставшихся выражений языка S (обозначим его S2 ). Первыйкласс состоит исключительно из непереводимых выражений, а поэтому не содержитвыражение А, поскольку оно, вследствие допущения, переводимо. Таким образом,класс S2 не пуст. Ни одно из принадлежащих ему выражений не может находится всмысловой связи с каким-либо выражением из класса S1, поскольку оно тогдавступило бы в связь по смыслу с Аn и принадлежало бы S1. Итак, если выражениеА переводимо, тогда как Аn — нет, то отсюда следует, что класс выражений языкаS можно разделить на два непустых класса, причем между выражениями обоихклассов не возникают никакие смысловые связи, т.е. язык S не является связным.Однако это противоречит предположению, которое мы сделали относительно языка S.

Темсамым мы доказали, что если S и S являются языками связными и замкнутыми инекоторое выражение одного языка переводимо в другой язык, тогда все выраженияэтого языка переводимы на другой.

Сейчасмы можем вернуться к вопросу, может ли открытый язык быть дополнен до замыканиядвух замкнутых и связных, взаимно непереводимых языков? На основании сказанноговыше ясно, что так быть не может. Если бы так было, то существовало бы двазамкнутых и связных языка, в которых некоторые выражения были бы переводимы (аименно, выражения, общие с открытым языком), другие же нет. Это противоречиттолько что доказанному утверждению.

Извыше приведенных рассуждений следует, что каждый смысл, который мы находим взамкнутом и связном языке, можно обнаружить и в каждом языке, который с даннымязыком взаимно переводим, однако кроме этого [языка, упомянутый смысл] ненаходится ни в одном другом замкнутом и связном языке. Система всех находящихсяв замкнутом и связном языке смыслов не пересекается ни с одной другой такойсистемой. Такую систему смыслов назовем понятийным аппаратом(Begriffsapparatur). Нельзя пользоваться ни одним языком, в которыйодновременно входят смыслы из двух различных понятийных аппаратов без того,чтобы перейти тем самым к несвязному языку.

§ 10. Попытка определения»смысла".

Донастоящего времени мы в рассуждениях поступали таким образом, что не вводядефиниции термина «смысл» и опираясь на общепринятое его понимание,выводили некоторые относящиеся к смыслу утверждения, из которых в дальнейшейпоследовательности рассуждений выводили последующие заключения на основаниибезапелляционных дефиниций нескольких технических терминов. Сейчас мы предложимдефиницию термина «смысл», на основании которой все выше высказанныеутверждения удастся четко обосновать. Эту дефиницию мы не будем«доказывать», т.е. показывать ее согласованность с общепринятымпонятием смысла, ибо «общепринятое понятие смысла» является весьма изменчивымпонятием. Именно по этой причине невозможно совпадение четко разграничивающейдефиниции с такого вида понятием. Поскольку мы стремимся к четко очерченномупонятию, то для нас вовсе не желательно, чтобы наша дефиниция полностьюсоответствовала обыденному понятию смысла. Тем не менее мы хотели бы, чтобы учитателя сложилось впечатление, что установленная нами дефиниция, по крайнеймере, в своем объеме соответствовала бы существеннейшей из всевозможныхинтенций, скрывающейся под именем «смысл». Добавим также, чтопредлагаемую дефиницию мы едва очертим, не претендуя на полноту и совершенство.И еще одно замечание: говоря в дальнейшем изложении о языках, мы будемпринимать во внимание только языки замкнутые и связные, поскольку ранееназванные открытые языки являются собственно фрагментами языков замкнутых,которые единственно и заслуживают называться полным языком. Несвязные языкитакже не являются языками в собственном смысле, но произвольными отпечаткаминемногих связных языков.

Сейчасмы начнем очерчивать нашу дефиницию. Языком мы называем образование, однозначноопределенное классом знаков и матрицей (Matrix), образованной из этих знаков, атакже, возможно, чувственных данных (матрице соответствует ранее обсуждавшаясясовокупная область правил смысла). Элементы этого класса знаков, совместноочерчивающие язык, мы назовем выражениями языка. Матрица языка — это таблица,составленная из трех частей, одна из которых соответствует сумме областей всехаксиоматических правил смысла, вторая — сумме областей всех дедуктивных правилсмысла, а третья — сумме областей всех эмпирических правил смысла. Первая частьсостоит из строк, каждая из которых является последовательностью. Отдельныечлены этой последовательности образованы из всех выражений, входящих в некоторуюаксиому этого языка (т.е. в предложение, принадлежащее к областиаксиоматического правила смысла), в том числе и из самой аксиомы. Принципупорядочивания, согласно которому эти выражения следуют друг за другом встроках, зависит от синтаксической роли выражений в предложении и являетсяодним и тем же во всех строках. Этот принцип можно сформулировать так: сначалавсё выражение, потом его главный функтор, затем первый аргумент этого функтора,затем второй аргумент и т.д. Согласно этому принципу упорядоченные выражения,входящие в конъюнкцию предложений, например, «Иван любит Марию и Иосифлюбит Анну» образовывали бы следующую последовательность: 1) «Иванлюбит Марию и Иосиф любит Анну», 2) «и», 3) «Иван любитМарию», 4) «любит», 5)«Иван», 6)«Марию» 7)«Иосиф любит Анну», 8) «любит», 9) «Иосиф», 10)«Анну». Или, например, символы предложения «p q… p q»cогласно этому принципу были бы упорядочены так:

1) «p q… p q», 2) " ", 3) «p q»,4) " ", 5) «p», 6) «q», 7) " p q", 8)" ",

9) " p", 10) " ", 11) «p»,12)«q».

Втораячасть матрицы, соответствующая дедуктивным правилам смысла, состоит из строк,каждая из которых является упорядоченной парой последовательностей. Вместе стем, эти последовательности определены на области, или же соответственнокообласти, дедуктивных правил смысла так же, как строки, образующие первуючасть нашей матрицы, определены на области аксиоматических правил смысла.

Третьячасть матрицы состоит из пар, каждая из которых содержит в качестве первогочлена данное опыта, тогда как в качестве второго — последовательность выраженийпредложения (а также само предложение), подчиненного этому данному опытапосредством эмпирического правила смысла.

Привестипример матрицы фактически существующего языка было бы чрезвычайно трудно.Однако мы изобразим язык, в котором существует небольшое количество выражений(допустим, одиннадцать), обозначенных первыми одиннадцатью литерами алфавита.Ограничим количество данных опыта, существенных для этого языка, до трех иобозначим их,,?.. Тогда матрица этого языка могла бы иметь такой вид:

Изэтой таблицы видно, что в этом языке имеется только пять предложений, а именно- a, d, e, h, i; при этом предложение а содержит выражения b, c; предложение e- выражения f, g; h является предложением, образованным из одного слова, dявляется предложением, соединяющим предложение а с предложением е при помощифунктора k; наконец предложение i содержит выражения j и b.

Изэтой матрицы также видно, что 1) аксиоматические правила смысла содержат всвоей области два предложения, в частности а и d, т.е. нужно быть готовымпризнать эти два предложения, невзирая на обстоятельства, если нет намерениянарушать подчинения смыслов, присущих этому языку; 2) дедуктивные правиласмысла требуют готовности выведения предложения e из предложения а, предложенияi из предложения d и предложения h из предложения e, если не должно бытьнарушено присущее языку подчинение смыслов; и наконец 3) эмпирические правиласмысла требуют готовности признать предложение h равно как относительно данныхопыта, так и ?, а также признания предложения е относительно данных опыта,если имеющиеся в языке смыслы не должны быть нарушены.

Сейчасмы устанавливаем дефиницию переводимости двух языков, причем для упрощения небудем принимать во внимание такие языки, в которых имеются синонимы. Дефиницию,принимающую во внимание такие языки, мы приведем ниже мелким шрифтом.

ЯзыкиS и S являются взаимно переводимыми посредством отношения R тогда и толькотогда, когда R есть одно-однозначное отношение, которое каждому выражению Sставит в соответствие выражение S, и наоборот таким образом, что матрица S(или же S ) переходит в матрицу S (или же S), если в ней заменить все выражениявыражениями, подчиненными им посредством R.

Двавыражения языка мы называем синонимами, когда они являются изотопами в матрицеязыка, т.е. когда матрица [с точностью] до порядка строк остается неизменной,если мы совершим взаимный обмен обоих этих выражений.

Дефиницияпереводимости, принимающая во внимание также и языки, содержащие синонимы,звучала бы так: S и S взаимно переводимы с учетом R тогда и только тогда, когда1) S и S суть языки и классы всех их выражений можно поделить на два подклассатак, что выражения из первого подкласса ни в коем случае не являются междусобой синонимами, а каждое выражение второго подкласса (который может оказатьсяпустым классом) является синонимом какого-то выражения первого подкласса; 2) Rявляется одно-однозначным отношением, которое каждому выражению первогоподкласса языка S ставит в соответствие выражение первого подкласса языка Sтаким образом, что если в матрице языка S (или же S ) заменить каждоепринадлежащее области отношения R выражение языка S (или же S ) выражениемязыка S (или же S), сопоставленное ему R, то получится матрица, которая отличаетсяот матрицы языка S (или же S) не более, чем изотопными выражениями. Мы говорим,что матрица отличается от другой матрицы не более чем изотопными элементами,если обе матрицы можно преобразовать в одну матрицу следующей операцией:выбираем в каждом классе взаимно изотопных элементов один из них, положим а, ивычеркиваем в матрице все строки, содержащие изотопный с а элемент, нооставляем незачеркнутыми те строки, которые содержат а, но не содержат ниодного изотопного с а элемента.

Сейчасмы приводим дефиницию: А в языке S обладает тем же смыслом, что А в языке Sтогда и только тогда, когда А является выражением языка S, А — выражением языкаS и существует отношение R, с учетом которого S переводимо в S и А находится вотношении R к А.

Определенноевыше отношение равноосмысленности является отношением равенства, т.е.рефлексивным, симметричным и транзитивным; следовательно, на основе этогоотношения можно определить смысл как семейство классов (свойств) абстракции поотношению равноосмысленности. На основании этой дефиниции можно сказать: смыслА в языке S — это то свойство А в языке S, которое присуще некоторому А в языкеS тогда и только тогда, когда А в S равноосмысленно с А в S.

Посколькуможно взаимно отобразить матрицы всех взаимно переводимых языков, то можносказать, что все такие матрицы изоморфны, или же, что они имеют одну и ту жеструктуру. С целью более выразительного представления структуры матрицыобозначим последовательности выражений, находящиеся в строках матрицы,номерами, и сделаем это следующим образом: последовательности, входящие встроки первой (аксиоматической) части обозначим арабскими цифрами, начиная с«1». Последовательности, находящиеся в строках второй (дедуктивной)части, также обозначим, начиная с «1», арабскими цифрами, нопоследовательность, находящуюся в этой строке на первом месте, получит этуцифру с одним штрихом (например, 2 ), тогда как последовательность, находящаясяна втором месте, получит эту же цифру с двумя штрихами (например, 2 ).Последовательности выражений, находящиеся в третьей (эмпирической) частиобозначим римскими цифрами, опять же начиная с «I». Находящееся вначале строки данное опыта получит эту же римскую цифру с добавлением с правойстороны нуля, отделенного от римской цифры запятой (например, пусть«II,0»).

Кромеэтого, пусть выражения каждой последовательности будут одно за другимпронумерованы (независимо от оставшихся последовательностей) арабскими цифрами,начиная с «1». Для однозначной характеризации места, занимаемогокаким-либо выражением в нашей матрице, достаточно привести номерсоответствующей последовательности (содержащей это выражение), а также номер,соответствующий этому выражению в последовательности. Таким образом, каждаяпозиция в матрице однозначно определена парой номеров. Если, например, мы хотимпривести все позиции, которые занимает выражение е в выше приведенной матрице,то делаем это при помощи следующих пар номеров:

(2,6) (1, 1) (2, 6) (3, 1) (II, 1).

Сэтого момента эти пары номеров будем называть позициями матрицы. Допустим, чтомы кого-то проинформировали, как это сделано выше, о смысле этих пар номеров.Проинформируем еще, какие позиции нужно заполнить одинаково звучащимивыражениями. Это можно сделать следующим образом: поделим все позиции матрицына классы так, что позиции, принадлежащие одному классу, должны быть заполненыодним и тем же образом, тогда как две позиции, принадлежащие разным классам,должны быть заполнены различным образом. Во-вторых, скажем еще, какими опытнымиданными следует заполнять позиции типа: «римская цифра, ноль».Проинформированная таким образом особа сможет запроектировать различныематрицы, которые однако будут между собой разниться не более, чем словеснымзвучанием отдельных выражений и которые можно будет взаимно свести друг к другупосредством соответствующего одно-однозначного словарного отношения. Наосновании приведенной информации можно запроектировать матрицу всех языков,переводимых на данный язык. Такая информация содержала бы всё и только то, чтообще матрицам всех языков, переводимых на данный язык, но умалчивала быисключительно их индивидуальные свойства.

То,что обще всем таким матрицам, мы назовем их структурой. Что содержит нашаинформация? Мы привели класс позиций, которые должны быть заполнены одинаковозвучащими выражениями и подчиненность некоторых данных опыта позициям типа«римская цифра, ноль». Итак, можно сказать: «совокупность[9](Zusammenfassung) всех классов позиций выражений, которые должны быть заполненыодинаково звучащими выражениями (короче: классы равных позиций), и соответствиймежду данными опыта и позициями типа „римская цифра, ноль“ — этоструктура матрицы. Смыслом А в S мы назвали то свойство, которое имеет А в Sобщим со всеми равноосмысленными А в S и только с ними. Из того, что сказановыше ясно, что это свойство заключается в занятии в матрице с данной структуройодной из тех позиций, которые принадлежат к данному классу равных позиций.Данный смысл однозначно определен заданием класса равенств позиций и структуройматрицы. Можно было склоняться к высказыванию, что смысл — это пара „классравенств (Gleichklasse), структура“. Если приведена структура матрицы, тотем самым однозначно очерчен класс всех пар „класс равенств,структура“, а тем самым — класс всех смыслов, присущих выражениям языка сэтой структурой. Но [верно] также и обратное.

Вышемы ввели термин „понятийный аппарат“, понимая под этим класс всехсмыслов, принадлежащих выражениям замкнутого и связного языка. Относительнотого, что сказано выше, можно сформулировать следующее: структура матрицы ипонятийный аппарат взаимно определимы.

Сейчаснапрашивается вопрос, который мог бы кто-нибудь задать в отношении матрицы,если ему действительно предъявили бы все классы позиций выражений, которыеследует соответствующим образом заполнить, но вместо соответствий между местамитипа „римская цифра, ноль“ и данными опыта предъявить только классыпозиций типа „римская цифра, ноль“, которые следует заполнить такимже образом. Матрицы, которые могли бы быть образованы на основе этих данных,отличались бы не только словесным звучанием выражений, но могли бы на одних итех же местах типа „римская цифра, ноль“ содержать иные опытныеданные. Тогда это не были бы матрицы взаимно переводимых языков. Однако все этиязыки отличались бы между собой не более, чем эмпирическими правилами смысла,тогда как в дискурсивных правилах смысла (так были названы, как ужеупоминалось, все неэмпирические правила смысла) они были бы согласованы. Классвсех классов, к которым принадлежат позиции выражений, которые должны бытьединообразно заполнены, т.е. класс классов равенств будем называть дискурсивнойструктурой языка. В отличие от этого класс всех классов позиций типа»римская цифра, ноль", которые должны быть одним и тем же образомзаполнены, мы назовем эмпирической структурой языка.

Вязыках сугубо математических систем (например, геометрии) их структурапокрывается (deckt sich) дискурсивной структурой, поскольку для них необязательны никакие эмпирические правила смысла. Каждый язык, обладающийэмпирической структурой, но в своей дискурсивной структуре согласованный соструктурой математической системы, образует эмпирическую интерпретацию языкаэтой системы.

§ 11. Обыденное понятие «языка».

Многиеиз наших утверждений, на которых основаны наши рассуждения, читатель можетпосчитать ложными, если под «языком» будет понимать то, что имеется ввиду, когда говорят о «языке немецком», «языкефранцузском», «языке польском» и т.д. Возьмем одно из первыхутверждений, которое говорит, что двое людей не пользуются одним и тем жеязыком потому, что с одними и теми же выражениями они связывают различныйсмысл. Допустим, что две личности, пользуясь языком, не нарушают ни русскойфонетики, ни синтаксиса, но один из них под «звездой» понимает толькопостоянные звезды, второй — также планеты, тогда как прочими выражениями онипользуются в одном и том же смысле. Разве мы скажем, что один из них говоритпо-русски, а второй не говорит по-русски? Мне кажется, что нет! Если двеличности пользуются одними и теми же выражениями, но связывают с ними различныесмыслы, то мы скажем о них, что они не говорят одним и тем же языком лишьтогда, когда эти расхождения достаточно значительны. Если смыслы, которые онисвязывают с выражениями, хотя несколько и разнятся, однако весьма подобны,тогда мы скажем про обоих, что они говорят одним языком, если выражение«язык» мы будем понимать обыденным образом.

Изэтого следует, что обыденное понимание «языка» изменчиво в тойстепени, что и понятие «достаточно значительного подобия». Поэтомудля таких семасиологических рассуждений, какие мы проводим, обыденное понятие«языка» так же неупотребительно, как понятия «горячий» и«холодный» для физики, или «большой» и «малый»для математики. То понятие языка, которое мы имели в виду, в качестве образцаиспользует понятие обыденного языка таким же образом, как, например, понятие«воды» в химии использует понятие «воды» в обыденной жизни.

Мыпонимаем язык так, что для его однозначной характеристики не достаточно болееили менее установленного соответствия между словом и смыслом, но требуетсясовершенно точное соответствие смыслов. Придерживаясь этого точного понятияязыка мы не сможем сказать, что существует один русский язык, но должныутверждать, что существует много русских языков, звучащих одинаково, ноотличающихся — хотя не очень значительно — соответствием слов и смыслов.Фактически можно насчитать несколько русских языков (опуская различные диалектыи исторические фазы); существует несколько одинаково звучащих естественныхрусских языков, существует русский язык физики, русский язык медицины и т.д. Отом, что в обычном смысле слова язык не является единственным языком (в нашемсмысле), но в точном смысле множественностью (Mehrheit) языков, об этомзабывают теоретики познания, и это неоднократно приводило к пагубнымпоследствиям. Согласно нашей терминологии, в соответствии с которой дляоднозначного определения языка необходимо однозначное подчинение выражениям ихсмыслов, ни в одном языке нет двузначного выражения. Одно единственноедвузначное выражение указывает на существование двух одинаково звучащих языков,отличающихся только единственным — соответствием между выражениями и смыслами.

Еслимы не забудем о различии между нашей трактовкой термина «язык» и тем,что обычно понимается под этим термином, то, возможно, исчезнут предостереженияотносительно утверждения, что в каждом языке имеются однозначно очерченныеопределенные правила смысла. Поскольку для «языка» (здесь выражениевзято в обычном смысле) соответствие смыслов установлено не точно, то и правиласмысла, в которых проявляется это соответствие, не являются однозначноочерченными. В понятых таким образом языках правила смысла так же изменчивы,как и соответствие смыслов. Не встречаем мы этого там, где соответствиезначений точно определено, например, в языках сугубо дедуктивных систем, впервую очередь, в языках символической логики. Правила смысла для этих языковможно легко привести на основании аксиоматики и правил вывода. Таким образом,язык логической системы является в точном значении этого слова языком, хотяязыком почти всегда открытым.

К.Айдукевич,Перевод с немецкого Б.Домбровского.

Списоклитературы

Erkenntnis IV B. 1934; Verlag von Felix Meiner in Leipzig; Spracheund Sinn, S.100-138.

* Sprache und Sinn. «Erkenntnis IV, 1934, S.100-138.

[1] Das Weltbild und die Begriffsapparatur. „Erkenntnis“IV,1934,S.259-287.

[2] E.Husserl. Logische Untersuchungen. Halle, Niemeyer, 1913.II.Bd., I.Teil, Unt. I: Ausdruck und Bedeutung. * В тексте оригинала, очевидно, „немец“. Вдальнейшем замена слов „немец“, „немецкий“ делается безоговорок.

[3]Я пробовал дать такую дефиницию в статье „О смысле выражений“ (Oznaczeniu wyrazen),- Lwow 1931. Ksiega pamiatkowa Polskiego Towarzystwa Filozoficznego we Lwowie.

[4]Недавно Р.Карнап обратил внимание на связь между смыслом выражения и критериямидля предложений, в которое входит это выражение. См. „Uberwindung der Metaphysik durchlogische Analyse der Sprache.“ Erkenntnis,Bd.2,H.4, S.221. В месте цитирования Карнап ссылается нааналогичные взгляды в Tractatus logico-philosophcus (1922) Виттгенштейна,который должен был сказать: „Смысл предложения заключается в его критерииистинности“. Я допускаю, что этот „критерий истинности“родственен нашим правилам смысла.

[5]Допустим, что Z есть предложение языка S, в котором для Z нет реально значимогоправила смысла. Является ли такое предложение разрешимым в принципе?Предложение языка назовем разрешимым в принципе, если оно или положительно, илиотрицательно разрешимо. Скажем, что предложение языка разрешимо в принципе положительно,если это предложение принадлежит объему аксиоматического правила смысла, илипринадлежит как элемент к кообласти эмпирического правила смысла, или жеобразует второй член в паре, принадлежащей как элемент объема дедуктивногоправила смысла, и в этой паре первый член состоит только из предложений,разрешимых в принципе положительно (кажущегося порочного круга в этомопределении можно избежать, превратив его в определение-цепь(Ketten-Definition). Если отрицание предложения является положительноразрешимым в принципе, то назовем предложение отрицательно разрешимым впринципе. Если бы предложение Z, для которого ни одно правило смысла данногоязыка не является значимым, было бы однако разрешимо в принципе, то каждоепредложение этого языка должно было бы быть или положительно, или отрицательноразрешимо в принципе в зависимости от того, является ли Z положительно, илиотрицательно разрешимо. Так должно быть потому, что все правила смысла,относящиеся к этому предложению, были бы тогда для него несущественны и темсамым говорили бы о нем то же, что и о всех прочих предложениях. Языки сотрицанием, в которых все предложения разрешимы однонаправленно, являютсяпротиворечивыми языками. Если мы проигнорируем языки, в которых все предложенияразрешимы однонаправленно, то должны сказать, что предложения, для которых ниодно правило смысла не является значимым, должны быть неразрешимы в принципе.Однако обращение этого утверждения не верно, поскольку для некоторогопредложения может не быть, например, значимо ни аксиоматическое, ниэмпирическое правило смысла, но дедуктивное, которое трактует это предложениетолько в своей области и иначе, чем все прочие предложения. Такое предложениебыло бы в принципе неразрешимо, хотя определенное правило смысла является длянего значимым. Если предложение, для которого ни одно правило смысла незначимо, мы назовем предложением, лишенным смысла (выражение мы называембессмысленным, если к нему вообще не применимо ни одно правило смысла; в этомслучае оно не принадлежит языку), то вынуждены сказать, что каждое предложение,лишенное смысла, неразрешимо в принципе, но не каждое неразрешимое в принципепредложение лишено смысла. Разрешимости в принципе противопоставляетсяфактическая разрешимость. Эту всегда следует — по нашему мнению — релятивизировать к определенной области опытных данных. Дефиниция фактическиразрешимого предложения с учетом области G опытных данных звучала бы аналогичнодефиниции в принципе разрешимого предложения; единственно вместо альтернативы»предложение принадлежит к кообласти эмпирического правила смысла"нужно было бы сказать:" предложение образует второй член пары,принадлежащей к области эмпирического правила смысла и содержащей в качествепервого члена данные опыта области G".

[6]С этого момента под «выражением» будем также понимать отдельныеслова, а не только составное выражение.

[7]Существуют логические языки исчисления предложений, в которых некоторые ихфункции высказывания пишутся таким образом, что в середине находится знакфункции, слева от него — ее первый аргумент, справа — ее второй аргумент(например, «p p»). Существуют также другие логические языки, которымтакой способ построения чужд и в которых, в отличие [от упомянутых], имеютсявысказывательные функции, когда сначала пишется знак функции, следующий первым,а затем второй аргумент (например, в нотации Лукасевича «Cpq» -см. Jan Lukasiewicz. PhilosophischeBemerkungen zu mehrwertigen Systemen des Aussagenkalkul. Warszawa1930,«Comptes rendus des seances de la Societe des Sciences et de Lettresde Varsovie» ,Classe III.). Один способ построения является переводом второго и тогда«pFq» есть перевод «Fpq».

[8]В настоящем исследовании мы понимаем «перевод» как переводсовершенный или дословный. Однако можно говорить также о несовершенномпереводе, например, тогда, когда можно перевести все предложение, исключаявозможность перевода отдельных образующих его слов. Чтобы учесть это понятие,мы должны были бы несколько либерально сформулировать установленное вышеусловие того, что выражение было бы переводом иного выражения, уже не требуя,чтобы все, относящиеся к этому единственному выражению в языке S смысловыесвязи, отражались бы в языке, на который мы это выражение переводим, ноограничивая это требование до нескольких смысловых связей, которые тогда нужнобудет определить точнее. Однако заняться этой темой подробнее мы здесь неможем.

[9]Мы выбираем точно не определенный термин «совокупность» вместо«класс», поскольку соответствие (т.е. упорядоченная пара) непринадлежит к тому логическому типу, что класс и поэтому нет класса, которыйсодержал бы в качестве элементов классы и соответствия. Вместо«совокупность» мы могли бы говорить об упорядоченной паре, т.е. оботношении, область которого имела бы один элемент, а именно — класс всехклассов позиций выражений, которые должны быть таким же образом заполнены, акообласть в качестве единственного элемента содержала бы класс всех вышеназванных соответствий.