Реферат: Краткий очерк зарождения и первоначального развития русского национального литературного языка (XV-XVII века)

КРАТКИЙ ОЧЕРК ЗАРОЖДЕНИЯ И ПЕРВОНАЧАЛЬНОГОРАЗВИТИЯ РУССКОГО НАЦИОНАЛЬНОГО ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА (ХV-ХVII ВЕКА)

1.Развитие русского национального языка в XV-XVII вв. выражалось в образовании, внеразрывной связи с образованием московского диалекта, московского письменногоделового языка и его орфографии, а также в распространении московского деловогописьменного языка и его орфографии в провинции.

2.Московский деловой письменный язык развивался и подвергался известнойлитературной обработке в деятельности московских государственных канцелярий. Онупотреблялся в законодательных актах московского правительства, вправительственных распоряжениях, в государственной переписке, в различныхчастных актах (духовные завещания, купчие и пр.).

3.Среди многочисленных памятников московского делового письменного языка преждевсего следует отметить ряд законодательных сводов московских великих князей ицарей, а именно: «Судебник» Ивана III (1497), «Судебник»Ивана IV (1550-1551), «Судебник» Федора Ивановича (1589). Особенноезначение имело «Соборное уложение» царя Алексея Михайловича,отличавшееся сравнительно высокой литературной формой. Оно было издано печатнымспособом в 1649 г., переиздано дважды в том же году и ходило, кроме того, вкопиях — от руки. В то время печатали книги почти исключительно нацерковнославянском языке; «Уложение» было одной из очень немногочисленныхкниг, напечатанных по-русски; его появление в свет было таким исключительнымявлением, что один из иностранцев, хорошо знавший Москву и ее жизнь, утверждалв конце XVII в., что «Уложение» будто бы было даже единственнойкнигой, напечатанной на русском языке. То обстоятельство, что«Уложение» было издано печатным способом, придавало ему особыйобщественный вес. Пользуясь авторитетом как свод законов, оно, естественно,получило большое значение и как образец письменного изложения на русском языке.

4.Очень значительную роль в литературной обработке московского письменногоделового языка сыграли посольские дьяки и подьячие, посольские переводчики, авпоследствии — специальный Посольский приказ, занимавшийся сношениями синостранными государствами. Здесь требовались особо грамотные люди и особоответственное отношение к тексту государственных бумаг.

5.В практике московских приказов складывались и орфографические нормы русскогописьменного языка. По правилам установившейся московской орфографии, аканье недолжно было отражаться на письме. Это объясняется тем, что акающие написания,вроде вада, были бы совершенно чуждыми и дикими для окающих русских, анаписание типа вода не было чуждым для акающих, потому что при изменении словаони произносили под ударением воду, воды, водный, т. е. имели в корне этогослова звук о. Это орфографическое правило отвечало, таким образом, общерусскимнациональным потребностям.

6.Такой же характер имело и правило, регулировавшее правописание буквы ять. Вподавляющем большинстве южнорусских диалектов звуки ять и е, как подударные,так и безударные, совпадают в одном звуке е; с точки зрения южнорусской можнобыло бы вовсе выбросить из алфавита букву ять. Но в подавляющем большинствесевернорусских диалектов, в том числе и в старом московском говоре, звук ятьпод ударением продолжал отличаться от е и в различных диалектах произносилсяпо-разному (ие, и, особое узкое е и др.). Написание типа лес, дело, вместо лhс,дhло было бы совершенно чуждым и диким для северноруссов и тех москвичей,которые вплоть до начала XVIII в. продолжали северно-русскую традициюпроизношения ять. Правда, написание ять под ударением затрудняло южноруссов,которые получали, таким образом, две разные буквы (е и ять) для обозначенияодного и того же звука (е); но это была гораздо меньшая беда, чем получить однубукву е для обозначения двух разных звуков. Положение южноруссов улучшалосьтем, что в безударных слогах ять вовсе не писалось; совпавшее с е во всехюжнорусских диалектах, безударное ять совпало с ним и в старом московскомсеверно-русском диалекте, а также в других диалектах севернорусского наречия.

7.Московская орфография создавалась, таким образом, как общерусская, национальнаяорфография. Она была закреплена в печатном «Соборном уложении» царяАлексея Михайловича. Орфографическим вопросам правительство придавало большоезначение, как это видно из специального орфографического указа АлексеяМихайловича. Вопросы орфографии справедливо считались государственнымивопросами.

8.Роль московских государственных канцелярий (приказов) в развитии русскогонационального языка в XV-XVII вв. была очень значительна. В то время не былоникаких учреждений или организаций (вроде академий, университетов, ученых илитературных обществ), которые бы занимались вопросами развития письменногоязыка, его норм и орфографии. В известной мере их роль выполняли церковныевласти с состоявшими при них «справщиками» — редакторами; но онизанимались исключительно церковнославянским языком, бесконечными и бесплодными«исправлениями» церковнобогослужебных текстов. Переизданная в 1648 г.в Москве грамматика Мелетия Смотрицкого была грамматикой церковнославянскогоязыка; грамматик русского языка вовсе не было. Единственным местом, гдесистематически накапливался опыт связного письменного изложения на русскомязыке, где формировались грамматические и орфографические нормы русскогописьменного языка, были государственные канцелярии (приказы). Вот почему приПетре I, стремясь писать не по-«словенски», а по-русски, указываликак на образец на приказный язык, в частности, на язык Посольского приказа.

9.Московские и провинциальные дьяки и подьячие выступают в XV-XVII вв. как новыйслой интеллигенции, соперником старой церковно-монашеской и боярской. По своемусоциальному составу, например в XVI в., даже доверенные царские дьяки были«простого» происхождения. Придворная знать их презирала, каквыскочек. Князь Курбский жалуется, что они выбирались царем «нешляхетского рода, не от благородных, но паче (по преимуществу) от поповичев илиот простого всенародства», т. е. из посадских. Аврамий Палицын в началеXVII в. указывает, что поповичи не хотели идти в священники по приказу отцов, ашли в дьяки и подьячие. При Алексее Михайловиче даже думные дьяки вербовалисьне только из московских провинциальных дворян, но и из купцов и подьячих.Московский письменный деловой язык и создавался под пером этой новойинтеллигенции.

10.Язык московских деловых документов уже с XV в. становится образцом дляпровинциальных канцелярий. Это находит яркое отражение в целом рядепровинциальных деловых документов, особенно в XVI-XVII вв. Распространяется имосковская орфография. Московский деловой письменный язык становитсяобщегосударственным. Вместе с тем он перестает быть толькоофициально-канцелярским языком. Он становится образцом для всех грамотныхлюдей, пишущих по-русски, т. е. общерусским языком письменных сношений. Этообстоятельство очень важно. Именно как общерусский язык письменных сношений, ане как официально-канцелярский язык, он и получает громадное значение вобразовании русского национального литературного языка.

11.Государственный аппарат с его бюрократией сыграл, конечно, большую роль враспространении московского письменного языка. Но неправильно было бы думать,что он навязывал его населению, что московские письменные нормы, как имосковский язык вообще, преподносились провинции как нечто постороннее, извне,сверху. Москва была символом национального единства. В московском языке виделиодно из выражений этого единства. Его распространение показывает ростнационального сознания. Провинция хотела писать и говорить по-московски по темже, в конечном счете, причинам, по которым она сплотилась под стенами Москвы вначале XVII в., чтобы освободить родину и ее столицу от польско-литовскихинтервентов.

12.В начале XVIII в. в основном завершается образование особого московскогодиалекта с его грамматическими и фонетическими нормами. Авторитет московскогодиалекта бесспорен. Именно его нормы и становятся нормами русскогонационального литературного языка. В. К. Тредьяковский в своем «Разговорео правописании» утверждает, что «московский выговор есть всех другихнаших провинциальных громогласнее и выше», «московский язык….первенствующий из всех прочих провинциальных». Ломоносов, сам попроисхождению севернорусский крестьянин, считает московский диалект«главным»; в одной из своих рукописных заметок он характеризуетмосковский диалект, как «при дворе и во дворянстве употребительный, аособливо в городах близ Москвы лежащих»; он говорит в своей грамматике,что «московское наречие не токмо для важности столичного города, но и длясвоей отменной красоты протчим справедливо предпочитается, а особливо выговорбуквы о без ударения, как а, много приятнее… .» Гениальный Ломоносовсоставил и первую научную грамматику русского национального литературного языкас «отменно красивыми» московскими нормами в его основе (1757).

13.Развитие русского национального языка в XV-XVII вв. выражается (см. § 1) и втом, что появляются литературные произведения на русском языке, которые стечением времени отражают все отчетливее грамматические и лексические нормымосковского диалекта. Однако свободное и беспрепятственное развитие литературына родном языке было ограничено и задержано тем обстоятельством, что с концаXIV в. господствующим литературным языком в строящемся русском государствестановится церковнославянский язык. Он остается господствующим литературнымязыком вплоть до реформы Петра I.

14.Развитие русского национального языка в XV-XVII вв. выражается, наконец, в том,что в творчестве бродячих народных певцов (скоморохов, гудочников, гусельникови др.) создается общерусский устный народный язык; литературным жанром, вкотором он создавался и жил, была в первую очередь народная эпическая поэзия — былины, исторические песни (см. § 100 и след.).

ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЯЗЫК В ХV-ХVI ВЕКАХ

15.Русское государство строилось как единое государство в борьбе с феодальнойраздробленностью предшествующего периода. Оно, естественно, стремилось кединому литературному языку с единой для всей страны системой грамматических илексических норм. Но в разных русских областях говорили на разных диалектах.Язык самой столицы на первых порах существования государства представлял оченьпеструю картину. Это относится ко всем классам населения Москвы и, в частности,к ее господствующему классу, боярству. Не была еще, таким образом, подготовленапочва для образования единого литературного языка на национальной основе.

16.В этих условиях церковнославянский язык, распространенный как язык церковногобогослужения и церковной письменности, во всех областях удельной Руси получаетособое значение. Он оказывается носителем языкового единства в строящемсяедином государстве. Вот почему на первых порах развития русского государствагосподствующим литературным языком становится церковнославянский язык. Егогосподство было исторически неизбежно.

17.Митрополиты всея Руси еще в период феодальной раздробленности стремятсяпроводить объединение церковного управления по всем политически разъединеннымобластям. С конца XIV в. они связывают свою судьбу с Московским княжеством.Церковь с ее централизованным аппаратом становится могучим союзником московскихкнязей-собирателей. Она дает идеологическое обоснование их объединительнойполитике, «освящает» ее своим авторитетом. Эта политическая рольцеркви в высокой степени способствует, естественно, установлению господствацерковного языка в литературе.

18.В процессе образования русского государства церковь завоевывает сильнейшиеэкономические и политические позиции. Она господствует в области духовнойкультуры. Всякие выступления против официальной церковной идеологии жестококараются, а выступления против экономического и политического могущества церквиобъявляются преступлениями против веры, «ересями». Мировоззрениегосподствующего класса получает ярко выраженный клерикальный характер.Церковнославянский язык закрепляется, таким образом, в литературе как языкгосподствующего церковного мировоззрения и церковной образованности.

19.Исторически неизбежное на первых порах существования русского государствагосподство церковнославянского языка в литературе столь же неизбежно вступает впротиворечие с основным содержанием исторического развития России в XV XVIIвв., с развитием национальных связей, национального сознания и русского национальногоязыка. Поддерживаемое реакционными слоями господствующего класса и церковьюгосподство церковнославянского языка в литературе ограничивает и задерживаетразвитие русского национального языка. Это противоречие, все болееобострявшееся, разрешается лишь при Петре I в обстановке его коренныхгосударственных реформ, в условиях ломки церковного мировоззрения иобразованности.

20.Церковнославянский язык насаждался в литературе вполне сознательно и оченьнастойчиво. Даже переписчики древнерусских текстов старались заменить в нихрусские слова церковнославянскими. Так, например, в копиях и переделкахдревнерусских текстов, сделанных в XV в., русские слова оригиналов, вроде:город, переже, отвhчаша, плечи, ночь, заменялись церковнославянскими: град,преже, хощю, отвhщаша, плещи, нощь и т. п.

«Оцерковнославяниванию»подверглись в большей или меньшей степени и «Русская правда», и«Слово о полку Игореве», и древнерусские летописи, и другиелитературные произведения, написанные на древнерусском литературном языке.

21.Господство церковнославянского языка в литературе в период образования русскогогосударства развивалось в условиях сильного южнославянского влияния, котороерусская литература испытывала как раз с конца XIV в. В XIV в. русскаялитература находилась в упадке; это объясняется общим положением страны,изнуренной княжескими усобицами и монголо-татарским игом. Южнославянскаялитература с конца XIII в. и в течение почти всего XIV в., развиваясь в иныхполитических условиях, переживает значительный подъем. В это время вюжнославянских странах было сделано много новых переводов с греческого нацерковнославянский и написано некоторое количество самостоятельных произведенийна церковнославянском языке. Были упорядочены и приведены к единствуграмматические и орфографические нормы церковнославянского языка.

22.Посещавшие в конце XIV в. Константинополь и Афон русские монахи знакомились тамс произведениями южнославянской литературы, переписывали некоторые из них изаносили на родину. С другой стороны, много рукописных церковнославянских книгбыло привезено в Москву и другие русские города различными выходцами изюжнославянских стран, сербами и болгарами, бежавшими от османского нашествия вРоссию, которую они считали центром славянства и от которой ждали своего освобождения.Некоторые из этих выходцев стали заниматься самостоятельной литературнойдеятельностью в Москве. Среди них особенно известны митрополит Киприян (конецXIV-начало XV в.) и ученый афонский монах Пахомий Логофет (середина XV в.). Ихвлияние было очень значительным. Они нашли себе подражателей и продолжателейсреди русских.

23.Южнославянское влияние оказалось очень значительным потому, что оно отвечаловнутренним потребностям развития господствующего литературного языка в концеXIV и в XV в. Церковнославянский язык, унаследованный от древнерусской эпохи,выступал как носитель языкового единства по сравнению с разнообразными русскимидиалектами и исключительной пестротой языка самой Москвы (см. § 15). Но он немог не испытать на себе некоторого влияния политической и культурнойраздробленности удельного периода. В церковнобогослужебных книгах по разнымобластям наблюдались существенные разночтения, соответствовавшие и некоторымособенностям в отправлении религиозного культа. Грамматические и орфографическиенормы также колебались по разным областям; даже в церковнославянскиебогослужебные тексты проникало значительное число русских слов и форм, и этитексты носили некоторый отпечаток областных диалектов. Вот почему в поискахподлинно единых норм литературного языка русские книжники и обратились кюжнославянским книгам. Они нашли в них эти формы в готовом виде.

Южнославянскоевлияние в высокой степени способствовало укреплению господствацерковнославянского языка в литературе с конца XIV в.

24.На церковнославянском языке в XV-XVI вв. написано множество литературныхпроизведений разнообразного содержания — богословских, исторических,литературно-художественных и других.

25.Под влиянием южнославянских образцов русские авторы стали писать высокопарным ивитиеватым слогом, обремененным тяжеловесными метафорами и сравнениями, сосложным, запутанным синтаксисом. Этот слог особенно процветал в житийнойлитературе, посвященной описанию жизни и «чудес» различных«святых». «Житие» было одним из излюбленнейших жанровхудожественной литературы того времени. Но мы встречаем этот слог также и вдругих литературных жанрах. Вот пример из «Жития Стефана Пермского»,написанного монахом Епифанием Премудрым в XV в.: «Тhмъ чтемъ тя якодhлателя-винограду Христову: яко терние, востерзалъ еси идолослужение от земляПермьскиа; яко плугомъ проповадию взоралъ еси; яко семенемъ учениемъ словеськнижныхъ настялъ еси въ браздахъ сердечныхъ, отнюду же възрастаютъ класыдобродhтели, ихъ же, яко серпомъ вhры, сынове пермhстии жнутъ радостныярукояти, вяжуще снопы душеполезный, и яко сушиломъ воздержаниа сушаще, и якоцтвны терпъниа платяще...»

26.Этот стиль процветает и в XVI в. Вот, например, отрывок из заглавия«Степенной книги царского родословия», составленной под руководствоммитрополита Макария во второй половине XVI в.: «Книга степенна царскогородословия иже в Рустей земли в благочестии просиявших богоутвержденныхскипетро-держателей, иже бяху от бога, яко райская древеса насаждении приисходящих вод, и правоверием напаяеми благоразумием же и благодати возрастаемии божественной славою осияваеми явишася, яко сад доброраслен и красен листвиеми благоцветущ, многоплоден же и зрел, благоухания исполнен, велик же ивысоко-верх и многочадным рождением, яко светлозрачными ветвями расширяем,благоугодными добродетельми преуспеваем...»

27.Подобное хитроумное «плетение словес» соответствовало в представлениирусских книжников XV-XVI вв. «важности» и «глубокомыслию»излагаемого в литературных произведениях содержания и всему характеру культуры,пышности и блеску новой великой державы, «третьего Рима».

28.Однако не нужно думать, что все литературные произведения, написанные в XV-XVIвв. по-церковнославянски, изложены подобным слогом. В иных литературныхпроизведениях, которые по своей теме могли бы быть написаны этим слогом, мынаходим сравнительно более простое изложение. Язык некоторых из них отличаетсяхудожественностью и выразительностью. В качестве примера приведем два отрывка.Первый — из «Повести о новгородском белом клобуке», написанной,по-видимому, в конце XV в. Это произведение является ярким образцом одного изважнейших литературных жанров XV-XVI вв. — политической повести. Второй — из«Истории о казанском царстве» (XVI в.), в которой автор описываетисторию Казани с древнейших времен, кончая взятием ее Иваном Грозным. Обапроизведения написаны светскими, а не духовными авторами.

29.В «Повести о новгородском белом клобуке» доводами от религиознойфантастики доказывается излюбленнейшая в XV- XVI вв. мысль, что Россия является«третьим Римом», т. е. преемницей первого собственно Рима, и второго,Константинополя. Вот характерный для этой повести отрывок: «Яко же бо отРима благодать и слава, и честь отъята бысть, такоже и от царствующего града(т. е. от Царьграда, Константинополя) благодать святого духа отъимется впленение агарянское, и вся святая предана будет от бога велицей Рустей земли вовремена своя и царя русского возвеличит господь над многими языками, и подвластью их мнози цари будут от иноязычных, под властию их и патриаршеский, чинот царствующего сего града (т. е. от Царьграда, Константинополя) такожде данбудет Рустей земли во времена своя, и страна наречется светлая Росия, богу такоизволившу прославити тацеми благодарении Русскую землю, исполнити православия величествуи честнейшу сотворити паче первых сил». Составление этой повести (и вовсяком случае ее редактирование) приписывается посольскому переводчику ДмитриюГерасимову. Герасимов был образованным человеком своего времени, знал латинскийи немецкий языки, бывал за границей. Он перевел краткую латинскую грамматикуДоната.

30.Из «Казанского летописца» приведем «плач» казанцев,побеждаемых русскими. «О како падоша сильный казанцы, от русских людей,иже ни зрети колико можаху преже сего противитися нам; и ныне видим себе, акипрах валящихся под ногами их, погибающая надежда наша… и зайде красное солнцеото очию нашею, и свет померче. О горы, покройте нас. О земле мати, раздвигниуста своя ныне скоро… Приидоша бо к нам гости немалые и наливают нам пити чашугорькую смертную...» «Казанский летописец» был очень популярен встарину, и до нас дошло около двухсот списков этого памятника. Он составленнеизвестным автором, который, пробыв двадцать лет в плену в Казани, после еевзятия Иваном Грозным поступил к нему на службу.

31.В XV-XVI вв. существовала и переводная литература на церковнославянском языке.В своем большинстве это были переводы с греческого языка, но отчасти и слатинского. Среди этой переводной литературы были и копии старинных переводов,распространенных еще в древнерусский период, были и новые; очень многиепереводы, если не большинство их, были южнославянского происхождения.

32.Большинство переводных книг отличалось столь плохим качеством перевода, что онибыли вовсе не понятны для мало подготовленного, а иногда и для образованногочитателя. Это особенно относится к переводным книгам религиозного содержания, кпереводам сочинений различных «отцов» церкви, вроде Дамаскина,Златоуста и др. А между тем, переводная литература религиозного содержанияимела, как это и понятно, большое значение в системе образованности XV-XVI вв.

33.Не случайно поэтому, что даже такой образованный человек, как князь Курбский,жаловался, что «Богословие» Дамаскина «к выразумению неудобно иникому непознаваемо», а один провинциальный священник указывал позднее наполную непонятность переводов из Златоуста, которые, по его словам, «зело(очень) невразумительны не точию (не только) слышащим (т. е. слушателям), но ичтущим (т. е. читающим)… не точию от мирян, но и от священник иностраннымязыком (!!) тая Златоустого писания нарицахуся».

34.Церковнославянский язык был для русских языком чужим, он не имел корней в живойречи. Он поэтому был мало доступен, а для широких слоев населения и вовсе непонятен. Для того чтобы выучиться читать по-церковнославянски и хорошо пониматьпрочитанное, не говоря уже о письме, нужно было длительно учиться. Во второйполовине XV в. посадская масса потянулась к просвещению, к образованности, ккниге. Но церковнославянская книга была для нее закрыта.

35.Посад играл видную, хотя и не решающую роль в объединении русских земель, вобразовании русского государства. Развитие городов в связи с развитием торговлиусиливало, особенно в крупных городах, политическое оживление посада.Политическое оживление, естественно, связывалось с оживлением в умственнойжизни. Развивалось сознание своих особых посадских интересов, критическое иоппозиционное отношение к окружающей жизни. Это умственное брожениепроявлялось, как это и понятно для того времени, в форме религиозных сомнений иисканий и, особенно ярко, в образовании и деятельности различных религиозныхсект.

36.Пропаганда сектантов, естественно, волновала широкие круги посада. Вопросырелигии были очень важными вопросами в то время. К тому же сектанты неограничивались отвлеченными богословскими рассуждениями, а смело и правильнонападали на «стяжательство» церкви, — не брезговавшей никакимисредствами для увеличения своего экономического могущества, — на церковныевласти, на их жадность, пьянство и разврат.

37.Оживление умственной жизни посада вызывало тягу к книге. Именно в книгахстремились найти разрешение всех волнующих вопросов. Но церковнославянскаякнига была малодоступна, а для широкого посадского люда и вовсе не понятна.Отсюда возникает в городской среде недовольство непонятностью книг.

38.Это недовольство носило в себе в зародыше возможность переводацерковнославянских книг на русский язык и широкого развития в связи с этимписьменности на русском языке вообще. Это было бы большим событием в историирусского литературного языка. Подобное явление мы находим, например, вЛитовско-русском княжестве. В Литовско-русском княжестве переводы религиозныхкниг на белорусский язык имеются уже в XV в., а в 1517-1519 гг. выходитпечатный перевод библии на белорусский язык, сделанный Ф. Скориной. Дляхарактеристики подобных переводов приведем небольшой отрывок из переводаевангелия, изданного печатным способом Василием Тяпинским (XVI в.), где рядом сбелорусским текстом дан и церковнославянский. Прииде враг его и всея плевелыпо- Пришел ворог его и всеял куколь по-среде пшеница и отиде. Егда же про-серед пшеницы и отышел. Гды пак вы-зябе трава и плод сотвори, тогда никла траваи овощ чинила тогды явишася и плевелиа. явился и куколь.

Языкрелигиозной литературы в Литовско-русском княжестве шел в XV-XVI вв. на быстроесближение и слияние с государственным деловым языком. Любопытно, чтоновгородские сектанты конца XV и начала XVI в. пользовались книгамилитовско-русского происхождения. В Москве поггытка несколько приблизить текстцерковных книг к живой речи проявилась в одном переводческом предприятии началаXVI в.

39.В начале XVI в. в Москве была переведена с греческого языка, под руководствомспециально приглашенного ученого, афонского монаха Максима Грека, ТолковаяПсалтырь. Максим Грек, не знавший еще тогда церковнославянского языка,переводил с греческого на латинский, а приставленные к нему русские посольскиепереводчики Дмитрий Герасимов и Власий — с латинского на церковнославянский.Переводя с латинского языка на церковнославянский, наши переводчики в рядеслучаев заменяли традиционные церковнославянские слова и формы русскими иблизкими к русским. В этом, сознательно или бессознательно, проявлялосьстремление приблизить язык псалтыри к живой речи, а следовательно, сделать егодоступнее. Вот несколько примеров: вместо церковнославянских слов выну, векую,утробы, велий ставили всегда, чесо (т. е. чего) ради, почки, велик;церковнославянские формы прошедшего времени заменяли русскими с суф. -л- и вспомогательнымглаголом: вместо видяше, течаше писали видhлъ еси, текъ еси; местоименныеформы, вроде ми, ны, заменяли через мне, насъ и пр.

40.Но экономическое и политическое положение в России слагалось в отличие отЛитовско-русского княжества не в пользу городского культурного движения.Решающим событием для его судьбы была жестокая расправа с ересью так называемыхжидовствующих в начале XVI в. при Иване III. Ересь зародилась в Новгороде всемидесятых годах XV в., а затем получила широкое распространение и в Москве.Одним из политических лозунгов ереси было уничтожение монастырскогоземлевладения, которое не соответствовало духу монашества, отрекающегося отмира. В Москве к ереси примкнул один из самых близких к Ивану III людей — посольский дьяк Иван Курицын и другие дьяки; в ересь была «совращена»даже невестка великого князя. Покровительствовал еретикам сам Иван III, которыйбыл не прочь присвоить монастырские земли, и некоторые приближенные к немубояре, также надеявшиеся поживиться от церковных богатств.

41.Ивану III предстояло вступить в борьбу с церковью. Подлинной опорой для него вэтой борьбе мог быть только посад. Боярство, среди которого были очень живыудельные настроения, было ненадежно, а дворянство, как особое военно-служилоесословие, только складывалось. Но посад, несмотря на оживление городов, былслаб; промышленность стояла в нем на низком уровне; общественные отношения былимало развиты, не было необходимой внутренней организации. А церковь с ее армиеймонахов и попов, с ее огромными богатствами и политическим авторитетом быламогущественна. Церковь уже давно, в 1490 г., устами новгородского архиепископаГеннадия требовала расправиться с еретиками по способу «шпанского»короля Филиппа. После почти пятнадцатилетних колебаний Иван уступил. В 1504 г.главари ереси были сожжены, другим вырезали языки, третьих заточили. Этарасправа послужила примером и на будущее. Городское вольнодумство беспощадноподавлялось церковью и впредь. Вот почему жалобы на непонятность книг осталисьтолько жалобами, возможность перевода религиозных книг — только возможностью. Ксередине XVI в. представители церкви даже появление в книжном языке отдельныхнародных слов считали ересью. Перелома в развитии русского литературного языкаеще не произошло. Господство церковнославянского языка закрепилось.

42.Отношение руководящих церковных деятелей к вопросу о непонятности книгпрекрасно иллюстрируется позицией одного из ученых монахов XVI в., ЗиновияОтенского. В половине XVI в. получила широкое распространение очередная ересь,ересь некого Феодосия Косого. Этой ересью «соблазнились» три рядовыхмонаха старорусского монастыря и, мучимые сомнениями, пришли побеседовать сЗиновием. Монахи стали умолять Зиновия: «бога ради не отрини от себе, нескрой пользы, рцы (скажи), како спастися». Удивленный Зиновий ответил им,что путь спасения ясно указан «в книгах». Однако монахи заметили, что«книги писаны закрыто» (т. е. непонятно). Зиновий возразил, что«открыто зило (очень) божественное евангелие и отеческие словеса» (т.е. писания «отцов» церкви вроде Иоанна Дамаскина, Иоанна Златоуста идр.); тогда монахи возразили, что, может быть, книги и понятны дляпросвещенных, образованных людей, «непросвещенным же зило закрыты».Зиновий и тут упорствовал, утверждая, вопреки истине, что «писание»понятно «всякому и не ученому сущу книгам».

Такимобразом, неученые монахи не встретили никакого сочувствия у ученого Зиновия. Оностался глух к их жалобам. Это и понятно. Зиновий, как и церковь вообще,прекрасно понимал, что «открыть» книги для народа, т. е. перевести ихс церковнославянского языка на русский, — это значит в корне подорватьгосподство церкви над умами, подорвать значение священнослужителей, церковнойиерархии, которые должны были толковать народу божественное писание в духецерковного лицемерия, но не допускать народ к самим текстам, потому что, впротивном случае, для всех бы тотчас выяснились лживость и лицемериеправославной церкви.

43.Отношение Зиновия к жалобам его собеседников еще более проясняется, еслипринять во внимание его принципиальные высказывания по вопросу о книжном(церковнославянском) языке и живой речи, сделанные им уже по другому поводу.Зиновий считает, что «производить» книжный язык от «общихнародных речей» могут только «христоборцы» или «грубыесмыслом» по наущению дьявола; он полагает совершенно недопустимым«книжные (речи) народными обезчещати»; таким образом, употреблениенародного языка, русского языка, в книгах — бесчестье для книжности. К этомуследует добавить, что сам Зиновий писал тяжелым и малопонятным языком,изощряясь в изобретении таких диких словечек, как вкупетворительно,упремудроватися, правоповелителъне, палительное свегосогревание и т. п. Все этоимело, действительно, весьма малое отношение к «народным речам».

44.В высшей степени наглядно выступает противопоставление книжного языка и«простой речи» в «литературной истории» жития(жизнеописания) основателей Соловецкого монастыря Зосимы и Савватия (XVI в.).Первоначальные записи о жизни Зосимы и Савватия были сделаны со словнеграмотного монаха Германа, современника Зосимы и Савватия, который вскоре иумер. После смерти Германа этими записями пренебрегали, «не радиша описании том», потому, что они были писаны «простой речью»:«просто бо писана; яко сказоваше им Герман простою речью, тако они и писаша,не украшающе речи». Эти записи не были еще литературным произведением, ихсделали «точию (только) памяти ради». Некий священник, посетившийСоловки, унес с собой записи, сделанные со слов Германа, и монастырь осталсявовсе без жизнеописания своих основателей.

45.Игумен Соловецкого монастыря Досифей приехал однажды в Новгород. Новгородскийархиепископ Геннадий поручил ему написать «житие» Зосимы и Савватия.Досифей сперва отказался, ссылаясь на свою необразованность («мне же грубусущу и недовольну смыслом и много отрицающу ми ся»); тогда Геннадийупросил его написать, как сумеет, «памяти ради». Досифей выполнилэто, но записи свои носил с собой («и держащю ми у себе писание то»),потому что в таком виде они не были еще литературным произведением и не моглибыть обнародованы. Наконец, Досифей нашел достойного «литератора» влице бывшего митрополита Спиридона, заточенного в Ферапонтовом монастыре. Онпередал Спиридону свои записи: «написанные тые (те) памяти (т. е. записки,мемуары) дах ему» для обработки и украшения. Спиридон вполне годился дляэтого дела, так как имел «писания ветхая и новая», библейские книги,послужившие ему образцом литературного изложения. Спиридон и написал«житие», т. е. переработал «памяти», написанные«простоя речью», в литературное произведение, написанноепо-церковнославянски, которое и выпустил в «общую пользу», или, какмы бы сказали, в свет.

46.В чем же состояла переработка Спиридоном «памятей» Досифея? Можнобыло бы думать, что Спиридон «украсил» записки Досифея соответственностилистическим особенностям, характерным для тогдашней литературы, особенножитийной. Но в «житии» Спиридона нет ни сложных периодов, ни пышныхсравнений и метафор, никаких собственно стилистических «украшений» внем нет. Спиридон пишет простым церковнославянским языком, короткими фразами. Всодержании своего «жития» он близко следует запискам Досифея, сообщаямного интересных бытовых подробностей и отрывочно излагая одно «чудо»Зосимы или Савватия за другим; он сохраняет подчас областные бытовые термины,как, например, в голомя — 'в открытое море', весновалник — 'звериный промыселвесною на льдах Белого моря' и др. Вот характерный отрывок: «мужие же они(эти) ихже (которых) скупость одержаше, иже (так что) не хотеша дати десятинымонастырю, вкладаше ся в суды своа (на судна, на корабли свои) и поплыша поморю; яко (когда) же отплыша в голомя, абие (тогда) прииде буря велика зело;они же много трудишася, ничто же усп'вша; и опроватишася суды их с всемдобытком их; едва сами спасошася к брегу… и обратишася во своаси тшамарукама (с пустыми руками)».

47.Единственным «украшением», которое мы находим в «житии»Спиридона, является церковнославянский язык. Спиридон тщательно выдерживаетцерковнославянские формы прошедшего времени (хотhша, вкладаше, поплыша и др.),употребляет неполногласные формы (брhг, град и т. п.), формы с щ (дщерь, нощь,хощет и др.), церковнославянские союзы, синтаксические обороты и т. д.«житие» есть, по сути дела, лишь переложение или даже перевод с«простой речи» записок Досифея на церковнославянский язык. Подобныепереложения нередки. Так, автор жития Ивана и Логгина сообщает, что он нашел«повести» об их «чудесах», «написано на хартияхневеждами простою беседою, не презрех же сие не украшено оставити».Читатель хотел получить переводы с церковнославянского на русский, а получилпереводы с русского на церковнославянский.

48.Приведенные выше материалы характеризуют взгляды духовных писателей по вопросуо взаимоотношении книжного языка и живой речи. Взгляды светских писателей избоярской среды раскрываются в высказываниях князя Курбского, образованнейшеговельможи. Они ничем, по существу, не отличаются от взглядов Зиновия. Как иЗиновий, Курбский принципиально не допускает живую речь в книжный язык. Впредисловии к сделанному им переводу одной книги религиозного содержанияКурбский замечает, что «от младости не до конца навыкох книжногословенского языка», и заранее просит извинения у читателей, если, не помня«книжных пословиц словенских, лепотами украшенных», он введет в свойтекст «простую пословицу», т. е. русское слово или выражение.

Любопытно,что свой перевод Курбский сделал уже на склоне лет, проживая в эмиграции вПольско-Литовском государстве, где были распространены даже печатные изданияпереводов книг религиозного содержания на белорусский язык. Для характеристикилитературных вкусов Курбского особенно интересно его мнение о стиле ИванаГрозного.

49.Грозный был большим начетчиком в библейской и иной религиозной литературе илюбил щеголять высокопарным церковнославянским языком. Но в острых полемическихместах в его изложение стихийно вторгается русский язык. «Послание»царя Ивана в Кириллобелозерский монастырь начинается витиеватымцерковнославянским языком с цитатами из библии, с риторическими вопросами и восклицаниями.Но когда Иван доходит до сути дела и начинает обличать монастырь в том, что онпопустительствует заточенным туда опальным боярам, устраивавшим подозрительные«сходы» (сборища), он неожиданно переходит на чистейший иэмоциональный русский язык с разговорными синтаксическими оборотами иинтонациями: «А ныне у вас Шереметьев сидит в келье, что царь, а Хабаров кнему приходит да иные черньцы, да едят, да пиют, что в миру. А Шереметьев,невесть со свадьбы, невесть с родин, россылает по кельям постилы, коврижки… ион ежь (т. е. ешь, пусть ест) в келье, да один с келейником. А сходы к нему начто? да пировати?.. то все баззаконие, а не нужа (т. е. нужда): а коли нужа, ион ежь в келье, как нищей, крому хлеба, да звено рыбы, да чаша квасу...»

50.В письмах Ивана Грозного к Курбскому на фоне длиннейших библейских цитат ярковыделяется русская бытовая лексика; русские грамматические формы перемежаютсяиногда с церковнославянскими в совершенном беспорядке. Курбский, противникИвана из боярских кругов, резко отрицательно расценивал и его«широковещательные и многошумящие», как он их называл, писания. Егораздражало, что, наряду с обильными церковнославянскими цитатами, «туто жео постелях, о телогреях, и иные бесчисленные; воистину, яко бы неистовый баббасни». Курбский считал слог Грозного «варварским» и стыдил егоза то, что он посылает такие письма «в чужую землю», «идеже (т.е. где) некоторые человеки обретаются, не токмо (т. е. не только) вграмматических и риторских, но и в диалектических и философских учениях искусные».

51.Замечательно, что Курбский, охранявший церковнославянский язык от русскогоязыка, сам уснащал без всякой нужды свои произведения различнымипольско-латинскими и польскими словечками, вроде: плювия 'дождь', аер 'воздух',эпистолия 'послание, письмо', сикованция 'обман, клевета', альбо или година'час', меский (вместо местский от польского mesto 'город') 'городской' и др.Таким образом, Курбский боролся не вообще за «чистоту»церковнославянского языка; он боролся против живой русской речи в литературномязыке, не чуждаясь сам лексикона польской шляхты.

52.Понятно, почему идеология господствующего класса всячески стремилась охранятьлитературный язык от проникновения в него народного языка, живой речи вообще.Оторванный от живой речи литературный язык как нельзя лучше выражалоторванность господствующего класса от народа и узкосословную замкнутость егокультуры. Оторванный от живой речи литературный язык отвечал объективнымклассовым интересам церковных и светских феодалов XV-XVI вв. Охраняя литературныйязык от живой речи, они этим самым «охраняли» народ от просвещения.Народная темнота была одним из главнейших оснований их господства.

53.Несмотря на господство церковнославянского языка, родной язык находил свое,хотя и ограниченное, выражение в литературе. В XV-XVI вв. появляютсялитературные произведения и на русском языке. Число их невелико, но темдрагоценнее они для нас.

54.В начале XV в. была составлена героическая поэма, посвященная одному изкрупнейших событий русской истории — Куликовской битве. Название поэмы:«Задонщина великого князя господина Дмитрия Ивановича и брата егоВолодимира Ондрhевича». Наиболее близкая копия не дошедшего до насоригинала «Задонщины», хотя в ней нет конца поэмы, относится к 1470г. Таким образом, и оригинал «Задонщины», и копия ее составлены в XVв., в самый разгар господства церковнославянщины и южнославянского влияния.Автор поэмы вдохновляется образами «Слова о полку Игореве» и народнойпоэзии, часто использует самый текст «Слова». Церковнославянские элементыв «Задонщине» незначительны. Русские полногласные формы решительнопреобладают в ней над неполногласными церковнославянскими (город, ворон,оболоко 'облако', сторожевой, хоробрый, берег, золоченый и др.); собственныеимена выступают всегда в полногласной форме (Володимер, Новгород), встречаютсятакие типичные русские образования, как вотчина, вострый, доселева, одина, есмя(мы) и др. В сжатых и энергичных выражениях автор описывает наступление татар:«выступи (ли) кровавыя оболока, а из них пашють синие молньи… сhрыевольци воють. То ти были не сhрые волци: придоша поганые татареве, хотятьпройти воюючи, взяти всю землю русскую». В образах, напоминающих былины,рисуется богатырь Пересвhт: «хоробрый Пересвhт поскакиваеть на своемь вhщемьсивцh, свистомь поля перегороди, а ркучи таково слово: лучши бы есмя сами насвои мечи наверглися, нежели намъ от поганыхъ положеным пасти». Встремительном ритме описывается битва: «тогда соколи и кречати,бьлозерскыя истреби борзо за Донъ перелетhша, ударишася на гуси и на лебеди.Грянуша копия харалужныя, мечи булатныя, топори легкие, щиты московьскыя,шеломы немецкие, боданы (кольчуги) бесерменьскыя. Тогда поля костьми насhяны,кровьми полиано...»

55.По-русски написаны путевые записки тверского купца Афанасия Никитина«Хождение за три моря» (XV в.), описывающие его путешествие в Индию,и путевые записки Трифона Коробейникова (XVI в.), описывающие его путешествие вЕгипет и другие страны. Путевые записки «Хождения» были в старинулюбимейшим литературным жанром; записки Коробейникова пользовались огромнойпопулярностью и известны больше чем в двухстах списках. «Хождение»Никитина по своему значению в географической литературе стоит на уровне самыхвыдающихся западноевропейских географических памятников XV-XVI вв.

АфанасийНикитин был образованным, «книжным» человеком, он печалуется о том,что когда его в дороге ограбили, то отняли и книги: «коли мя пограбили,ино книги взяли у мене», в лирических религиозных отступлениях онпользуется церковнославянским языком, но все его изложение написано простоюрусской речью, как, например: «Есть в томъ Алянде и птица гукукъ, летаетъночи (ночью), а кличетъ: „гукукъ“: а на которой хороминh съдить, тотутъ человек умретъ, а къто ея хочеть убити, ино у ней изо рта огнь выйдеть...»и т. п. В «Хождении» Никитина встречается много восточных слов, атакже целые фразы на различных восточных языках, с которыми он познакомился вовремя путешествия; одна из них в переводе на русский язык гласит: «Дасохранит бог землю русскую. Боже сохрани ее. В сем мире нет подобной ей земли.Да устроится русская земля».

56.По-русски написаны многие статьи известного «Домостроя» (XVI в.),являющегося сводом правил жизни человека, воспитания детей, домоводства.«Домострой» был составлен, по-видимому, в Новгороде. Но существуетего особая московская редакция, принадлежащая протопопу Сильвестру,приложившему к «Домострою» свое «Послание и наказание от отца ксыну». Сильвестр, духовник и ближайший советник Ивана Грозного в периодсуществования «избранной рады», был крупным торговцем и зачинателем вРоссии коммерческого образования. Значение «Домостроя» заключается,между прочим, в том, что как в самом памятнике, так и в «Послании»впервые в русской литературе появляются рассуждения, правда, очень элементарные,по экономическим вопросам. Язык «Домостроя» отличается местамизначительной живостью и выразительностью; вот как, например, наставляет хозяинсвоего слугу, посылая его к чужим людям: «А куды пошлют в добрые люди, уворот легонько поколотить; а по двору идешь, и кой (кто-нибудь) спросит:»каким дhлом идешь?" — ино того не сказывати, а отвhчать: «Не ктебе аз послан, к кому аз послан с тем то и говорить». А у сеней, или уизбы, или у кельи — и ноги грязные отерти, нос высмаркати, да выкашляться, даискусно молитва створити..." и т. д.

57.К XVI в. относится деятельность замечательного публициста Ивана Пересветова.Пересветов, русский по происхождению, побывал за границей, в Польше, Чехии,Венгрии, Молдавии и приехал в Россию из Литвы. Он был образованным человеком и,в частности, прекрасно знал современную ему русскую литературу. Острие егопроизведений направлено против «вельмож» (бояр); он выступаетапологетом абсолютизма, опирающегося на простых «воинников», навоенное служилое сословие. В публицистической повести «Сказание оМагмете-салтане» Пересветов яркими красками описывает счастливое положение«воинников» у «Турецкого царя», ставя его политику в примерИвану Грозному: (царь) «дал им волю и взял их себе в полк, и они стали уцаря храбры, лутчие люди, которые у вельмож царевых в неволи были. И как учалибыть в воле, в цареви имени, всякий стал против недруга стояти и полки недруговразрывати, смертною игрою играти и чести себе добывати...» ИзложениеПересветова отличается литературным мастерством: у него часто встречаютсясжатые афористические выражения, заметно ритмизованные и скрепленные рифмой:«как конь под царем без узды, так царство без грозы»,«поберегите меня во всем, чтобы нам бога не разгневати ни в чем»,«хотя мало царь оплошится и окротеет, ино царство его скудеет»,«кто был у них (у вельмож) богат, тот и виноват, да в напрасно у них людипрямые погибали, мученический смерти принимали», «ино таковомусмертная казнь бывает, кто цареву заповедь преступает» и др. Пересветовпользуется церковнославянскими элементами в стилистических целях; так,например, в «Сказании о Магмете-салтане» в собственных словахМагомета, отличающихся торжественностью, много церковнославянских слов:«Видите ли яко (как) они (вельможи) богати и лживы, осетили царя вражбами(ворожбами) и уловили его великим лукавством своим и козньми, диявольскойпрелестью и мудрость и счастие его укратили (укоротили, сократили) и меч егоцарский обнизили своими прелестными вражбами...» Любопытно, что,употребляя здесь церковнославянскую лексику, Пересветов сохраняет русскийграмматический строй: он, например, вовсе не употребляет церковнославянскихформ прошедшего времени (аориста), но русские формы с суффиксом -л-, он пишет,таким образом, не осетиша, уловиша и пр., как это было обычно в литературномязыке его времени, а осетили, уловили и пр. Пересветов писал по-русски непотому, что он не умел или не мог писать по-церковнославянски, а потому, что онхотел писать именно по-русски. Выражая прогрессивные для своего времени идеи,Пересветов выражал и передовые тенденции в развитии литературного языка.

О ЯЗЫКЕ НАРОДНОЙ ЭПИЧЕСКОЙ ПОЭЗИИ ВХV-ХVII ВЕКАХ

58.Среди бесконечно разнообразных произведений русского народного творчества особоважное место занимает народная эпическая поэзия. В ней с необычайной мощью, взамечательных художественных образах отражены исторические судьбы русскогонарода. В XV-XVII вв. народная эпическая поэзия переживает замечательныйрасцвет. На основе былинной традиции, идущей еще из седой старины, создаетсяновый эпический жанр, историческая песня с ее острой политическойнаправленностью.

59.Народное эпическое творчество в XV-XVII вв. отнюдь не было местным, областным.По своему содержанию оно было не «калужским» или«вологодским», а общерусским, национальным. В исторических песняхXVI-XVII вв. получают свое отражение и оценку крупнейшие события отечественнойистории — и «взятие Казани и Астрахани в плен», и сибирские походыЕрмака Тимофеевича, и народная борьба с польско-литовским нашествием, ивосстание Степана Разина. Народное эпическое творчество было общерусским и посвоему распространению; песни о Степане Разине пелись, например, по всей Россиидалеко за пределами тех областей, которые были непосредственной ареной егоборьбы.

60.Народное эпическое творчество XV-XVII вв. не было «калужским» или«вологодским» и по языку. Творцами и распространителями былин,исторических песен были народные певцы и музыканты, скоморохи, гудочники,гусельники и др. Вышедшие из народа, они несли свои песни в народ. Это былибродячие певцы. Они рассеивались по стране в поисках новых впечатлений и новыхслушателей. Их гнали по миру преследования властей и церкви. Они бывалиповсюду; их слушали везде; они пели для всех. И в языке своих произведений онистихийно принуждены были избегать и избегали резких областных черт, даже тех,которые были свойственны их собственному говору. Язык народной эпической поэзииXV-XVII вв. строился как общерусский.

61.Власти преследовали народное искусство, потому что в нем был силен элементсоциальной сатиры и протест против господствующих классов. Церковь преследоваланародное искусство, потому что его полнокровное «мирское» содержаниепротиворечило церковному мировоззрению.

62.Уже при Иване Грозном на церковном соборе в 1551 г., наряду с другими«бесовскими прелестями», осуждалось и проклиналось народноеискусство, а скоморошьи «ватаги» приравнивались к бандам разбойников.При Алексее Михайловиче преследование народных певцов превратилось в подлинноежестокое гонение; их ловили, разбивали и сжигали их музыкальные инструменты, асамих ссылали в отдаленнейшие области, на окраины государства.

63.Спасаясь от преследования властей и церкви, народные певцы и сами уходили вглухие, отдаленные от центра места, на далекий север, в Сибирь. Отчасти онипродолжали еще свою «бродячую» деятельность. Но это становилось всеболее трудным. Они оседали на местах, сливались с местным населением. Средиместного населения они находили учеников и продолжателей, которым передавалисвое поэтическое мастерство. Эти их уже «оседлые» ученики ипродолжатели и. были родоначальниками крестьянских сказителей былин иисторических песен, сохранивших и обогативших искусство народных певцов XV-XVIIвв. и донесших его до наших дней.

64.Количество записей народной поэзии, сделанных до XVIII в., ничтожно мало. Всеони относятся к XVII в. Некоторые из этих записей не вполне удовлетворительны;они являются скорее пересказами, чем собственно записями; в них нарушенстихотворный размер, в текст внесены книжные слова. Наилучшим качествомотличаются записи, сделанные в 1619-1620 гг. для английского путешественникаРичарда Джемса. По этим и по другим записям мы можем себе составитьпредставление о языке народной поэзии в XVII в.

65.Среди других текстов, записанных для Джемса, имеется отрывок исторической песнио смерти князя Михаила Скопина-Шуйского, события, почти современного записи.Скопин-Шуйский завоевал славу народного полководца в борьбе спольско-литовскими интервентами. Он был отравлен на пиру у князя Воротынского;в смерти Скопина-Шуйского народ обвинял бояр, завидовавших его славе. Вототрывок исторической песни, записанной для Джемса:

Иночто у нас в Москве учинилося:

Сполуночи у нас в колокол звонили.

Аросплачутся гости москвичи:

«Атепере наши головы загибли,

»Чтоне стало у нас воеводы,

Васильевичакнязя Михаила!"

Асъезжалися князи-бояре супротив к ним,

Мстиславскойкнязь, Воротынской,

Имежду собой они слово говорили,

Аговорили слово — усмехнулися:

«Высоко,сокол поднялся и о сыру матеру землю ушибся».

Аросплачутся свецкие немцы б,

Чтоне стало у нас воеводы,

Васильевичакнязя Михаила.

Побежалинемцы в Новгород

Ив Новегороде заперлися,

Имногой мир-народ погубили,

Ив латынскую землю превратили

66.Словарный состав этой песни имеет общерусский характер. В нем нет ничегоспецифически местного, областного. Некоторые слова, встречающиеся в песне,например: гость — 'купец', немец — 'иностранец вообще', свецкий — 'шведский',ныне вышли из употребления, но в свое время они были общераспространенными изасвидетельствованы в многочисленных памятниках письменности. С современнойточки зрения мы могли бы отнести к областным, диалектным словам такие слова,как тепере — 'теперь' и супротив (о) — 'напротив, в противоположность', но этислова широко распространены в народе и считаются нами диалектными потому, чтоне вошли в современный литературный язык. Подавляющее большинство слов ивыражений песни существует и в современном литературном языке, а это, косвеннымобразом, доказывает их общерусский характер.

67.Такой же общерусский характер носит и грамматический строй песни. Мы готовыбыли бы посчитать «диалектизмом» подчинение причинного придаточногопредложения главному посредством союза что:

Атепере наши головы загибли,

Что(потому что) не стало у нас воеводы.

Действительно,в современных диалектах такая конструкция встречается. Но в песне онасвидетельствует лишь о более ранней стадии развития сложноподчиненногопредложения в русском языке, когда еще не выработана была окончательно тасложная система подчинительных союзов, которая существует в современном языке,хотя в письменных памятниках XVII в. уже появляются и специальные причинныесоюзы потому что, для того что. Общераспространенной в то время была иконструкция типа «многий народ (погубили)», вместо которой мы говорим«много народа». Местоименная форма оне, встречающаяся теперь лишь вдиалектах, раньше существовала наряду с они и в том же значении.

68.Аналогичный характер имеет и язык других, записанных в XVII в. былин иисторических песен. Приведем отрывок из «Сказания о киевскихбогатырях»; это сказание представляет собою запись былины, сделанную,однако, с частым нарушением ритма и не совсем точно:

ВзговоритИлья Муромец своим товарыщем…

Отимайтилошади богатырские,

Убейтетатар без милости,

Садитесьна кони без седла,

Накони богатырские, на добрые.

(Пришлибогатыри к конем)

Нептички соловьи рано в дубраве просвистали,

Свиснулигаркнули богатыри богатырским голосом.

Дасвиснули палицы булатные

УИльи Муромца с товарыщи

Полетелиголовы татарские… и т. д.

69.В XV-XVII вв. в творчестве народных певцов создается общерусский устныйнародный литературный язык. По своему происхождению он связан, конечно, снародным творчеством прошлого, но по своим лексическим и грамматическимособенностям он явился обобщением живых русских диалектов XV-XVII вв.порождением той эпохи, когда складывалась русская народность и ее язык. Егообразование было одним из ярких проявлений развития русского национальногоязыка в XV-XVII вв.

70.Этот народный литературный язык, сложившийся в основных чертах в XVII в. какобщерусский, продолжал, как мы видели, существовать и развиваться в устахкрестьянских сказителей былин и исторических песен. В новых условияхсуществования он мог подвергаться и, действительно, подвергался некоторомувлиянию местных диалектов. Здесь, в глухих местах, былины и старины пелисьсказителями-мастерами для «своих», для своей деревни, Для своейнебольшой округи. Здесь народный литературный язык, развивающийся, какобобщение областных диалектов, как бы возвращался в известной степени на лонодиалектной ограниченности.

71.Но в высшей степени замечательно, что, по наблюдению многих ученых, изучавшихнародные диалекты и народный фольклор, язык былин и исторических песен частоотличается от разговорного языка сказителя и при этом как раз в направлении кобщерусскому, иногда он отличается даже по фонетическим признакам, так,например, в разговорной речи сказитель окает, а в былине акает. Этосвидетельствует о том, что, подвергаясь в большей или меньшей степени влияниюдиалекта, народный литературный язык, сложившийся в XVII в., все же сохранилсяпри передаче от поколения сказителей к поколению, как и художественные приемынародно-эпического творчества.

72.Народная поэзия оказала некоторое незначительное влияние на книжную литературуXV-XVII вв. Это влияние наблюдается изредка даже в литературных произведениях,написанных по-церковнославянски, как, например, в «Истории о казанскомцарстве» (Ср. § 30). Некоторые переводные повести, ставшие популярными, подверглисьобработке приемами народно-поэтического творчества, как, например,«Сказание про Бову», «Повесть о Еруслане Лазаревиче» инекоторые другие.

73.Резкая противоположность между господствующим литературным языком и языкомнародной поэзии очень ярко выступает в «Писании о преставлении и опогребении князя Михаила Васильевича Шуйского, рекомаго Скопина».«Писание» написано по-церковнославянски, но в него механическивставлен отрывок из исторической песни о смерти Скопина. Язык этого отрывкарезко контрастирует.с языком остального изложения.

74.Вот образец языка исторической песни. Мать Скопина узнала об отравлении сына:

Ивосплакалася горько мати его родимая,

Иво слезах говорит ему слово жалостно:

«Чадомое, князь Михаиле Васильевич.

»Длячего ты рано и борзо с честного пиру отъехал?

«Люботобе в пиру место было не по отечеству?

»Илибо тобе кум и кума подарки дарили не почестные?

«Акто тобя на пиру честно упоил честным питием?

»Ис того тебе пития век будет не проспатися..."

75.А вот как продолжает автор плач матери: «И паде князь Михаиле на ложисвоем, и нача у него утроба люто терзатися от того пития смертного. Он же наложе в тосках мечущеся и бьющеся и стонуще и кричаще люте зело, аки зверь подземлею, и желая отца духовного...»

76.Народная поэзия не могла, естественно, оказать сколько-нибудь значительноевлияние на книжную литературу XV- XVII вв. В боярских и дворянских кругахнародным искусством в лучшем случае потешались. В церковнокнижной среде егоотрицали и гнали: скоморох попу не товарищ, как говорит народная пословица.Даже название народного певца — музыканта — плясуна, скомороха — сталопрезрительным и бранным.

77.Еще долго церковь, дворянская спесь и мещанское чванство преграждали народнойпоэзии дорогу в книжную литературу. Но росла и крепла русская нация, и лучшиеее сыны, лучшие русские писатели постепенно разрушали эти преграды. Наконец,великий Пушкин, наш первый, подлинно народный поэт, воскресил для новой жизнибезымянное творчество народа. Пропасть между книжной и народной литературойисчезла. Народная поэзия обогатила, обогащала и продолжает обогащать творчестволучших русских писателей.

ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЯЗЫК В XVII ВЕКЕ

78.В XVII в., особенно во второй его половине, в Москве наблюдается подъем науки иобразованности. Несколько оживляется школьное дело, а с 1687 г. начинаетсуществовать Славяно-греко-латинская академия. Увеличивается изданиецерковно-сла-вянских печатных книг. Получают распространение церковнославянскиекниги, издаваемые в значительном количестве на Украине, присоединившейся впятидесятых годах XVII в. к России.

79.В этом подъеме науки и образованности значительную роль сыграло влияниеУкраины. Многие украинские ученые монахи обосновались в Москве и играли виднуюроль в общественной Жизни.

80.В XVII в. появилось много переводов с латинского языка на церковнославянский. Кконцу века в русский язык входит значительное количество латинских попроисхождению слов. Многие из этих слов продолжают существовать в нашем языке ипоныне (циркуль, глобус, градус, вертикальный, фундамент, дистанция, форма,фамилия и др.).

81.Однако наука и образованность по-прежнему сохраняют церковно клерикальныйхарактер. Они остаются служанками богословия. Больше того, клерикальныйхарактер науки и образованности проявляется теперь в более яркой и совершеннойформе под влиянием западноевропейской схоластики с ее более разработаннойсистемой понятий и более тонкими способами рассуждения. К росткам подлинногозападноевропейского «светского» просвещения относятся еще с величайшимнедоверием, отрицательно.

82.В XVII в. церковнославянский язык продолжает господствовать в литературе.Языком науки и образованности остается церковнославянский язык. Книг на русскомязыке почти не печатают. Краткую, но в основном правильную характеристикулитературной жизни Москвы в самом конце XVII в. дал один иностранный ученыйГенрих Лудольф, побывавший в Москве в это время и хорошо изучивший русскийязык. Лудольф издал в 1696 г. в Оксфорде (Англия) на латинском языке первуюрусскую грамматику, в предисловии к ней он и дает свою характеристикулитературной жизни Москвы.

83.Лудольф указывает, между прочим, что знание церковнославянского языканеобходимо, по его мнению, русским не только потому, что библия и другиебогослужебные книги существуют только на церковнославянском языке, но и потому,что «невозможно ни писать, ни рассуждать по каким-нибудь вопросам науки иобразования, не пользуясь славянским языком». Лудольф ссылается на мнениесамих москвичей, что «говорить надо по-русски, а писать по-славянски».Лудольф отмечает также, что многие примешивали церковнославянский язык даже кобычной речи, желая показать свою ученость, «хотя, — прибавляет он, — некоторые посмеиваются над теми, кто злоупотребляет славянским языком в обычнойречи».

84.Некоторый расцвет схоластической науки и образованности во второй половине XVIIв. вызывает, соответственно, и расцвет церковнославянского языка. Создается икультивируется характерный для второй половины XVII в. «ученый»церковнославянский язык, исполненный «философического» глубокомыслияи риторических украшений. Он питается соками современной греческой и особеннолатинской ученобогословской литературы. Латинское влияние, носившееположительный характер, поскольку оно обогащало русский язык новыми терминами,прививало, с другой стороны, церковнославянскому языку чуждые для русскихсинтаксические обороты (например, конструкцию предложения с глаголом на конце,не свойственный русскому языку порядок слов и т. д.). Это обстоятельство ещеболее отдаляло церковнославянский язык от живой русской речи.

85.Однако живая русская речь стихийно проникала в церковнославянский язык. Онапроникала и в его грамматический строй. Здесь было еще труднее оберегать«чистоту» книжного языка, чем в такой области, как лексика (словарныйсостав). Некоторое «обрусение» грамматического строяцерковнославянского языка. происходило и ранее, но в XVII в. принялозначительные размеры. Это обеспокоивало блюстителей церковнославянской«чистоты». Приведем небольшую иллюстрацию из области склонениясуществительных.

86.В системе русского склонения существительных произошло много изменений посравнению с более древним периодом развития русского языка. Так, совсем исчезлиособые формы двойственного числа, употреблявшиеся, когда шла речь о двух или парныхпредметах: например, вместо формы (им. пад., двойств, ч.) руцh (две руки илипара рук) стали употреблять (им. пад., множ. ч.) Двh руки. Вместо старых форм(им. пад., множ. ч., муж. р.) столи, апостоли, ученицы стали употреблять новыеформы столы, апостолы, ученики. Вместо старых форм (дат. и предл. пад., ж. р.)руцh, нозh стали употреблять формы рукh, ногh'. Эти старые формы существовалинекогда в старославянском и продолжали по традиции употребляться вцерковнославянском. Но новые живые русские формы стали проникать вцерковнославянский язык, что и замечалось более образованными и искусными вграмматических наблюдениях людьми.

87.Автор одного из так называемых азбуковников (т. е. толковых словарейнепонятных, главным образом, иностранных слов) возмущается этим явлением. Онзаявляет: "… мы, славяне, много погрешаем мнози и пишуще, и глаголюще,не ведуще истинословия своего словенского языка — в глаголаниях различиятонкости; еще кое есть различие, еже рещи или написати: апостоли Христови илиапостолы Христовы или ученики Христовы или ученици Христови. И паки, кое естьразличие еже писати или глаголати: руцh твои и руки твои… и ина многа, ихже всей книге… вписахом ради рачителей разумного остроумия..." К серединеXVII в. очень остро стоят вопросы церковнославянской орфографии, постояннонарушаемой на практике; им уделяется большое внимание в предисловии к«Псалтыри», изданной в Москве в 1645 г.

88.Вот это разложение грамматической и орфографической системы церковнославянскогоязыка под напором живой речи и вызвало необходимость специального московскогопереиздания в 1648 г. церковнославянской грамматики Мелетия Смотрицкого,впервые изданной близ Вильны в 1619 г. Правда, московские издатели вынужденыбыли кое в чем уступить живому употреблению, и это очень симптоматично; они,например, в склонении слов типа сноха в дательном и предложном падежах писалиснохh, и не сносh. Но все же это была грамматика церковнославянского языка. Онасыграла во второй половине XVII в. громаднейшую роль. Ее нормы считалисьобразцовыми. Грамматика Мелетия Смотрицкого очень сильно способствоваласохранению господства церковнославянского языка во второй половине XVII в.

89.Таким образом, старая церковнофеодальная культура во второй половине XVII в.,т. е. накануне своего падения, как бы мобилизуется и напрягает все свои силы.Но это напряжение лишь способствует еще большему обострению противоречия междунею и всем ходом исторического развития страны.

90.В XVII в. значительно усиливаются экономические и политические связи России сЗападной Европой. Увеличивается количество иностранцев, посещающих по различнымделам Москву и другие города. Значительно увеличивается иностранная колония вМоскве, так называемая немецкая слобода. Она пополняется военнымиинструкторами, различными мастерами, лекарями и проч. Отдельные, правданемногочисленные, русские ездят за границу. В России начинают ближе знакомитьсяс западноевропейскими обычаями и просвещением.

91.В XVII в. в русский язык проникает некоторое количество слов, заимствованных иззападноевропейских языков. Заимствуются слова, относящиеся к военному делу,как, например, солдат, вахта, шпага, карабин, мушкет, рота и др.; слова,относящиеся к искусству: музыка, танец, фиоль (виоль — музыкальный инструмент), а также различные отдельные слова, вроде: аптека, карета, фляга, табак, бунт,политика и др.

92.Все больше развивается сознание возможности писать и издавать книги на родномязыке. Этому способствует и пример Западной Европы, где в это время существуетбогатейшая литература на национальных языках. Просвещенные иностранцы,интересовавшиеся русскими делами, как, например, Лудольф, убеждали русских втом, что «только к пользе и славе русской науки может послужить то, чтоони, по примеру других народов, начнут культивировать собственный язык ииздавать на нем хорошие книги».

93.Сознание возможности издавать книги на русском языке можно иллюстрировать напримере одного неизвестного москвича, решившего издать сборник народныхпословиц, расположенных в азбучном порядке. В состав сборника должен был войтиимевшийся в распоряжении составителя сборник пословиц, собранных еще в XVI в.,а также пословицы, собранные и им самим. До нас дошла рукопись этого сборника;в предисловии автор высказывается по его содержанию и языку, опасаясь, очевидно,и притом с полным основанием, отрицательного отношения со стороны руководящихлитературных кругов. Для того чтобы опасения составителя были более понятными,приведем несколько примеров из собранных им пословиц: «ах да рукою мах ина том реки не переехать», «аптекам предаться — деньгами нежаться», «аз пью квас, а коли вижу пиво, не пройду его мимо»,«аркан не таракан, хош зубов нет, а шею ест», «артамоны едятлимоны, а мы, молодцы, едим огурцы» и т. п.

94.Составитель указывает, что если кто-нибудь скажет, что «писана зде»,т. е. записанные им пословицы, «не суть писана от божественныхписаний», то это будет неправильно; многое «писано согласно святомуписанию, точию (только) без украшения, как мирстии жители (миряне, не духовные)простою речью говорят». Соглашаясь с тем, что, как это и установленоисстари, не следует привносить просторечие в «божественные писания»,составитель, с другой стороны, отстаивает права просторечия; по его мнениюсовершенно не нужно «мирстии сии притчи (пословицы) божественного писанияречениям приподобляти»; он утверждает, что обе области, т. е.«божественная» и «мирская», имеют свое право насуществование: «обоя… своя места держат». Доказывая полезностьсвоего сборника, составитель ссылается, и это очень симптоматично, на примерзападноевропейских стран, которые «имут мирския сия притчи своим ихтекстом в типографиях живописательне исследованы, яко же из них некия моимавидех очима».

95.Реформа литературного языка в XVII в. не осуществляется. Однако во второйполовине века, за вычетом собственно учено-богословской литературы, намечаютсянекоторые новые направления в развитии литературного языка. Ничуть не разрешаявопрос о реформе литературного языка, все они, однако, свидетельствуют о том,что господствующий литературный язык перестает отвечать потребностямобщественного развития, и подготовляют его реформу. Первое из этих направленийпредставлено, например, в литературной деятельности монаха Симеона Полоцкого.

96.Симеон Полоцкий был белорусом по происхождению; образование он получил восновном в Киеве, как и большинство других ученых монахов, насаждавшихсхоластическую науку в Москве второй половины XVII в. Он писал богословскиесочинения против раскола, проповеди, торжественные речи. Язык этих егосочинений мало чем отличается от языка других руководящих церковных деятелейего времени. Он пишет традиционным «ученым» церковнославянскимязыком, темным и высокопарным, так, что не случайно один провинциальныйсвященник задумал переложить некоторые из этих его сочинений более простымслогом, утверждая, что их «простейшим людям за высоту словес тяжка бытьслышати».

97.Но от других ученых деятелей своего времени Симеон Полоцкий отличался тем, чтобыл в гораздо большей степени «европейцем». Поэтому в патриаршихкругах к нему относились подозрительно, обвиняли в «латинстве», и отпрямого обвинения в «ереси» его спасали лишь придворные связи: он былвоспитателем детей Алексея Михайловича. Симеон Полоцкий был первым по временипридворным поэтом в России, писал торжественные оды, нравоучительныестихотворения, драматические произведения в стихах. В своих художественныхпроизведениях он вдохновлялся и библейскими мотивами и классической древностью;в его панегирике «Орел Российский», поднесенном им АлексеюМихайловичу, встречается свыше пятидесяти названий всяких древнихмифологических и исторических персонажей. В своих сочинениях Симеон Полоцкийвыступал по вопросам организации системы образования, причем высказывал немалопрогрессивных для своего времени идей. Заслуги Симеона Полоцкого в историирусской литературы и русского просвещения XVII в. очень значительны.

98.Во многих своих стихотворных произведениях Симеон Полоцкий стремился сделатьсвой язык более доступным для читателя. Вот, например, отрывок из егопанегирика «Орел Российский»:

Тма(тьма), мрак без солнца. Без истины тоже.

О!утверди мир в правде, Христе боже!

Трупсмрадный — тело без души бывает:

Царствобез правды вскоре растлевает.

ВЕгипте древле истину писаху —

Образбез руку (без рук) без ушес (ушей) ставяху.

Судийучаще да не дароемлют (т. е. не брали бы даров, взяток).

Ниплача винных (виновных) в ушеса приемлют.

Царскихчресл сыну о то ся потщиши,

Даправду в мире твоем утвердиши.

Сиесотворив примеши от бога

Здравие,щастье на лета премнога.

Слававо веки твоя просияет,

Якоистина выну (всегда) пребывает!

99.Эта особенность литературной деятельности Симеона Полоцкого обращала на себявнимание современников; так, Генрих Лудольф, по-видимому, со слов москвичей,говорит, что «не так давно… некий монах, Симеон Полоцкий, перевелславянскими стихами Псалмы Давида и издал их… он избегал, насколько мог,употребления трудных славянских слов, чтобы быть понятным для большинствачитателей...», но, прибавляет Лудольф, «тем не менее язык у негославянский, и много таких слов и выражений, которые в народной общей речинеизвестны». Эта характеристика Лудольфа совершенно справедлива.

100.То направление в развитии литературного языка, которое представлено влитературной деятельности Симеона Полоцкого, стремление приблизитьцерковнославянский язык к пониманию читателя, было очень серьезным знамениемвремени. Под пером Симеона Полоцкого церковнославянский язык как бы пытаетсяприспособиться к новым общественным потребностям и, таким образом, удержать своегосподство в литературе. Но эта попытка была заранее обречена на неудачу. Дажеприближенный к пониманию читателя церковнославянский язык не мог большегосподствовать в литературе. На очереди стоял вопрос о литературе на родномязыке и о ее свободном и беспрепятственном развитии.

101.Второе направление в развитии литературного языка в XVII в. представляло влитературной деятельности замечательного писателя Аввакума. Сын сельскогосвященника и дочери сельского кузнеца, Аввакум был одним из главарей раскола,старо-обрядничества. Страстный обличитель церковных властей, фанатическийсторонник «старой веры», он претерпел жестокие преследования и в 1681г. был сожжен живым «за великия на царский дом хулы». Особенностилитературного языка Аввакума свойственны и некоторым другим литературнымдокументам раскола, старообрядчества.

102.Аввакум выступает в литературе XVII в. как яркий противник господствующего вученобогословской литературе высокопарного и витиеватого церковнославянскогоязыка. Литературному красноречию он противопоставляет свое просторечие. Корнилитературного красноречия он видит в греческом и латинском языках и призываетписать на «природном» языке.

103.Аввакум писал «простою речью» совершенно сознательно. Он сподчеркнутым пренебрежением называет свой стиль «вяканьем». Он знал,что за пользование простой речью его будут считать невеждой, но он не смущалсяэтим и заявлял: "… аз есмь ни ритор, ни философ, дидаскальства илагофетства не искусен, простец человек и зело исполнен неведения..."

104.Особенно ярко Аввакум высказывает свои взгляды на литературный язык впредисловии к своему лучшему сочинению, автобиографии, известной под названием«Житие протопопа Аввакума, им самим написанное». Предисловиеначинается обычнейшей формулой, встречающейся у многих других авторов:"… аще что речено просто, и вы (т. е. читатели)… не позазритепросторечию нашему", т. е. не осудите за употребление простой речи; нопродолжение этой формулы совсем не соответствует традиции; Аввакум продолжает: «понеже(потому что) люблю свой русский природный язык. Виршами философскими не обыкречи красить, ни латинским языком, ни греческим, ниже еврейским, ниже инымкаким ищет от нас говоры господь… того ради (потому) я и не брегу (т. е.пренебрегаю) о красноречии и не уничижаю своего языка русского...», вдругом месте он говорит о том же: "… не подобает своего языка уничижатьи странными (иностранными) языки (языками) украшать речи", попрекая царяАлексея Михайловича за употребление модного тогда греческого выражения кириелейсон(господи, помилуй), он пишет ему: «ты, ведь, Михайлович, русак а не грек.Говори своим природным языком...».

105.Сам выходец из народа, Аввакум своею «простою речью» пишет для«простого» люда. Установка Аввакума на широкого, непросвещенногочитателя или слушателя очень ярко проявляется в одной мелкой, но характернойособенности его литературного изложения. Аввакум часто поясняет или переводитна русский язык отдельные церковнославянские слова и выражения, которые, по егомнению, могли бы остаться непонятными для его читателя. Так, например, онговорит: «восхитил Авраама выспрь, сиречь на высоту, к небу»,"(бог) сотвори человека… яко (как) скудельник, — скуделю еже (что) естьгоршечник горшок", «бысть же я… приалчен, сиречь есть захотел»и т. п.

106.Подобные переводы-пояснения появляются в XVII в. и у других авторов, тожеписавших для более широкого круга читателей, например у некоторыхсевернорусских составителей «повестей о чудесах», различных«святых», «несурядное житие сиречь буяческое», «рукоятныедрева сиречь колотки» (т. е. костыли), «дружина или просто рещиартель» и т. п. Любопытно, что эти авторы систематически подчеркивают,ссылаясь на свою недостаточную образованность, что они пишут«простонаречием», «простым русским диалектом» и даже«поместною беседою».

107.Аввакум пишет, в основном, по-русски; по своим грамматическим особенностям егоязык почти ничем не отличается от современных ему московских норм. Ноцерковнославянский язык занимает в произведениях Аввакума значительное место. Этои понятно. Аввакум находится целиком во власти церковнорелигиозногомировоззрения. Он борется с схоластической «философией» и«риторикой» не с точки зрения подлинного просвещения, а с точкизрения отсталого старомосковского правоверия. Он борется не с церковнославянскимязыком вообще, а с тем конкретным учено-богословским языком, которыйгосподствовал в его время в области науки и образования.

108.Церковнославянский язык, которым пользуется Аввакум, — это обычныйцерковнобогослужебный язык, многие слова и даже формы которого бытовали,по-видимому, и в разговорной речи духовенства. Аввакум прибегает кцерковнославянскому языку или отдельным его формам при цитировании илиизложении библейских или иных церковноучительных текстов, в рассуждениях набогословские темы, в стилистических целях — для выражения торжественности.

109.Часто церковнославянские слова и формы выступают у Аввакума без видимыхоснований, как бы механически примешиваясь к изложению на русском языке. Сдругой стороны, при пользовании церковнославянским языком Аввакум очень частоупотребляет и слова из живой народной речи, ставит рядом церковнославянские инародные слова. Все это придает языку Аввакума пестрый и неорганизованныйхарактер. Но эта пестрота очень симптоматична. Она свидетельствует о том, чтопод пером Аввакума, в столкновении просторечных и церковнославянских элементов,разрушалась обособленность и замкнутость системы церковнославянского языка.

110.Основная заслуга Аввакума как писателя заключается в том, что в лучших своих произведенияхон дает замечательные образцы художественно преображенной живой народной речи сее красочной лексикой, с ее здоровой конкретной образностью, с выразительнымразговорным синтаксисом. Вот, как, например, описывает он страдания работников,отданных на произвол царского воеводы Пашкова: «Лес гнали, городовой ихоромной, есть стало нечего; люди стали мереть с голоду и от водяныя бродни.Река песчаная, засыпная; плоты тяжелые, приставы немилосердные, палки большие,батоги суковатые, кнуты острые, пытки жестокие… Люди — голодные; лишо станутбить, ано и умрет, — без бития насилу человек дышит. С весны по одному мешкусолоду дано на десять человек на все лето. Да пять (опять же) работай, никудына промысел не ходи; и вербы — бедной! — в кашу ущипать сбродит и за то палкойпо лбу; не ходи, мужик, умри на работе».

111.Вот какими словами обличает Аввакум двух виднейших церковных иерархов,Крутицкого митрополита Павла и рязанского архиепископа Иллариона; ссылаясь направедную жизнь библейского Мелхиседека, он говорит: «Друг мой Илларион,архиепископ рязанский! Видишь ли, как Мелхиседек жил? На вороных в каретах нетешился, ездя… Вспомни-тко, Яковлевич, попенок! В карету сядет, растопырится,что пузырь на воде, сидя на подушке, расчесав волосы, что девка; да едет,выставя рожу, по площади, чтобы черницы-норухи… любили. Ох, ох, бедной!Некому по тебе плакать… На Павла митрополита что глядишь? Тот не живалдуховно, — блинами все торговал, да оладьями; да как учинился попенком, так побоярским дворцам блюдолизать научился...»

112.Третье направление в развитии литературного языка в XVII в. представлено влитературных произведениях, которые в своем словарном составе и вграмматическом строе отражают разговорный язык образованных москвичей,свободных от узости церковного мировоззрения и груза схоластической учености,восприимчивых к веяниям европейской образованности. В качестве примераостановимся на сочинении подьячего Посольского приказа Григория Котошихина«О России в царствование Алексея Михайловича».

113.Церковнославянский язык, как таковой, не играет сколько-нибудь значительнойроли в сочинении Котошихина. Пользоваться церковнославянскими словами ивыражениями для стилистических целей ему почти не приходится; сочинения егоносят, главным образом, описательный, протокольный характер; в нем нет нялирических отступлений, ни торжественных высказываний, где пригодился быцерковнославянский язык. Особняком стоит лишь первая глава, озаглавленная«О царях и царицах и о царевичах и о царевнах...» Здесь, повествуя остоль важных с точки зрения автора лицах, он употребляет очень многоцерковнославянских слов, так, например, царских дочерей он называетпо-церковнославянски дщерями, хотя вообще пользуется русским словом дочь,царскую сорочку срачицей и т. п. Вообще же Котошихин не примешивает к своейречи церковнославянских слов, как это делали, по словам Лудольфа, некоторыемосквичи, желая показать свою ученость.

114.Однако и в других главах сочинения Котошихина имеется значительное количествоцерковнославянских по происхождению слов. Но это такие слова, которыесуществовали и в разговорном языке образованных москвичей его времени. Это былислова, уже переставшие быть собственно церковнославянскими, вошедшие в обиходрусского языка, обрусевшие, русские. Вот, например, для иллюстрации переченьнеполногласных (церковнославянских по происхождению) слов из второй главысочинения Котошихина: поздравлять, поздравление (но здоровье), преж (ср.современное прежде), пред (но и перед, наперед, передний), прежний, по-прежнему,без применения (но перемена; ср. современное непременно при перемена), время,власть, владеть, завладеть, праздник, празднество. Это типичный и для всего (заисключением первой главы) сочинения Котошихина перечень. Легко заметить, чтоперечисленные церковнославянизмы существуют и в современном русском языке.

115.В сочинении Котошихина мы находим и ряд западноевропейских по происхождениюслов, которые также бытовали в разговорном языке образованных москвичей:музыка, танец, герб, карета, мушкет, рейтар и др.

116.Как письменный язык язык Котошихина тесно соприкасается с московским деловымписьменным языком. Этим определяется и синтаксический строй, и стиль егопроизведения. Вот, например, как описывает Котошихин расправу АлексеяМихайловича с московским народным бунтом: «И того же дни около того села,повесили со 108 человек, а достальным всем был указ, пытали и жгли и по сыскуза вину отсекали руки и ноги, и у рук и у ног пальцы; а иных, бив кнутьем, иклали на лице на правой стороне признаки, разжегши железо накрасно, апоставлено на том железе „буки“ (т. е. буква б), то есть бунтовщик,чтобы был до веку признатен… а иным пущим вором того же дни, в ночи, учиненуказ: завязав руки назад, посадя в большие суды, потопили в Москве-реке...».

117.Синтаксический строй этого отрывка, характерный и для всего сочинения, оченьоднообразен и не гибок; сложные предложения и их части как бы прилепляются другк другу посредством сочинительных союзов и, а; весь стиль изложения носитрегистра ционный протокольный характер. В изложении Котошихина не чувствуешьлица писателя, взволнованного описываемыми событиями, оценивающего их; в немчувствуешь, скорее, руку подьячего, пишущего донесение по начальству. Лишьизредка нарушает он свое бюрократическое спокойствие; впрочем, и в этих случаяхон не повышает особенно голоса.

118.К концу XVII в. все более назревали предпосылки реформы литературного языка. Новесь строй жизни того времени в России был косным и отсталым. Населениеогромной страны почти сплошь было неграмотным. Даже в столице государства,Москве, школ и грамотных было мало. В государственной и общественной жизнигосподствовали верность традиции, боязнь нового, рутина. Реформа литературногоязыка могла быть осуществлена лишь в связи с преобразованием всех сторон жизнистраны.

119.Передовые представители господствующего класса начинали видеть необходимостьэтого преобразования. Опыт грандиозных народных восстаний и волнений,тянувшихся на протяжении всего века, необходимость усиления обороны страны отвнешних врагов, пример Западной Европы, с которой знакомились все больше,убеждали их в необходимости коренных государственных реформ, распространенияпросвещения в своей среде и создания достаточно широкого слоя образованныхлюдей вообще. В обстановке этих реформ при Петре I осуществлялась и реформалитературного языка. Она была громадным шагом вперед в развитии русскогонационального языка. При Петре I литературный язык получает русскуюнациональную основу.

Список литературы

Л.П.Якубинский. КРАТКИЙ ОЧЕРК ЗАРОЖДЕНИЯ И ПЕРВОНАЧАЛЬНОГО РАЗВИТИЯ РУССКОГОНАЦИОНАЛЬНОГО ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА (ХV-ХVII ВЕКА).