Реферат: Русская устная поэзия

Периодизация истории русской устной поэзии

Изучениеисторического развития русской устной поэзии в единстве с развитием литературыпоказывает, что периодизация истории русской устной поэзии, являясь (приналичном состоянии науки) менее дробной и резкой по границам, чем периодизацияистории Р. л., все же совпадает с нею во всех основных этапах.

Первоначальныеистоки поэтического творчества вообще уходят вглубь многовековой историикультуры доклассового общества. Но историю собственно русской устной поэзии мыначинаем лишь с начального периода образования древней Руси, т. е. сдофеодального периода IX—X вв. При этом, однако, приходится учитывать, что донас поэзия этого времени дошла в литературных отражениях или через традициюпоследующей феодальной эпохи, из которой она уже не может быть практическивыключена. Она рассматривается поэтому нами вместе с творчеством древней Русиследующего периода — периода феодальной раздробленности, охватывающего время сXI по серед. XVI вв.

Времяобразования московского самодержавия, открывая новый феодально-абсолютистскийпериод, накладывает свой отпечаток  и на устную поэзию, отражающую политическуюборьбу середины XVI в. Но феодально-абсолютистский период в целом (XVI—XVIII вв.)знает в свою очередь ряд этапов. Если уже XVI в. обогащает устное творчествоновой богатой тематикой, то подлинные сдвиги тематического и стилевого порядканадо искать уже в XVII в.: они связаны с окончательным оформлением классовыхпротиворечий феодально-крепостнической системы, с вызреванием в процессе остройклассовой борьбы XVII в. классовой идеологии и классовой культуры не толькокрепостнических верхов, но и самого крестьянства и посадской оппозиции.

Кризискрепостной системы еще более заострил этот процесс в XVIII в., перенося и вустное творчество отражение новых складывающихся буржуазных отношений. Вразвитии русской устной поэзии XVIII в. порождает черты переходного характера.В XIX в. мы вступаем уже в период новой истории СССР, распадающийся на 2 этапа:период разложения крепостной системы до середины XIX в. и период развитиякапиталистической системы от реформ 60-х гг. до Великой социалистичекойреволюции. Историческая грань внутри этого периода — 90-е гг., вступление царскойРоссии в систему империализма — в развитии устной поэзии непосредственноосязаемых граней не создает.

Б. Развитие старинной устной поэзии.

1.Древнейшие истоки устной поэзии. Устнопоэтическое творчество древней Руси с Xдо середины XVI в. — Русская устная поэзия в течение многих столетий, вплоть доXVI в. включительно, совершенно не фиксировалась письменно. Возникла она допоявления письменности, а затем, когда с введением христианства былазаимствована и письменность, последняя была почти целиком подчинена церкви,враждебно относившейся ко всякому проявлению «языческого» или хотя бы просто«мирского» (светского) творчества, каковым была по преимуществу устная поэзия.Наши сведения об устнопоэтическом творчестве столь отдалнного прошлогочерпаются лишь из косвенных источников. Первоначальные истоки поэтическойкультуры, на основе которых возникла русская устная поэзия, лежали в творчестведоклассового общества. Поэтическое творчество доклассового человека развивалосьв тесной связи с его отношением к природе в процессе коллективной трудовойдеятельности. Эта первобытно-коллективная трудовая основа примитивной поэзиинаиболее непосредственно и прямо выступает в жанре «трудовых» песен, назначениекоторых в ритмическом упорядочении коллективных трудовых движений. Иначе этасвязь между трудом и поэтическим творчеством проявлялась в обрядовой поэзии,развившейся на основе анимистических и магических верований, обусловленныхбессилием доклассового человека в его борьбе с природой. Сюда относятся преждевсего различные жанры обрядовой поэзии; заговоры, заклинания и пр. Во всехэтих жанрах, так  же как и в «трудовых» песнях, ярко проявляется синкретизм доклассовой поэзии. Но наряду с этими синкретическими жанрами очевидно имелиместо и жанры чисто словесные — мифические сказки (см. «Миф», «Сказка»),загадки. На последних этапах развития доклассового общества зародился игероический эпос в зачаточных формах, в котором переплетались мифические ифантастические мотивы и образы с воспоминаниями о прошлом и героизациейреальных личностей. Героический эпос получил развитие в творчестве различныхклассов феодального общества (крестьянства, княжеско-дружинного класса,купечества).

Нефиксировавшееся письменно поэтическое творчество древних славян (скрещивавшеесяс творчеством других племен) послужило тем художественным наследством, наоснове которого создавалась устная, а в известной мере и письменная поэзиядревней Руси. Устная поэзия древней Руси по своему составу вообще представляласобой теснейшее переплетение явлений нового порядка, вызванных к жизни новымисоциальными отношениями, с поэтическим наследием доклассового прошлого. Приэтом, понятно, с установлением классового общества диференцировалась и традициядоклассового творчества, различно преломляясь в культуре господствующего классаи эксплоатируемой массы.

Традицияэта при известных осложнениях и изменениях оставалась весьма прочной средисельского трудящегося населения в эпоху феодализма, особенно в первые века; этообусловливалось низким уровнем натурального хозяйства, благодаря чемусохранялись власть стихий природы над человеком и следовательномагическо-мифологические верования; они закреплялись угнетенностьюкрестьянства, забитостью, недоступностью для него просвещения и культуры,религиозной пропагандой, проводившейся среди него духовенством. Тем самымтакого рода факты, как вера в магию и колдовство, в леших, домовых и пр. исоответствующие устнопоэтические произведения в условиях классового обществастановятся явлениями классового порядка. В то же время устойчивость бытованияэтого фольклора в крестьянстве связана с его трудовой основой, указанной выше.О большом развитии обрядовой поэзии в древней Руси говорит ее широкая традиция,дошедшая до наших дней (конечно с изменениями и привнесениями позднейших эпох).

Имеетсяряд прямых свидетельств в древнерусской письменности о соответствующихпраздниках и обрядах, соблюдавшихся в древней Руси (в «Поучении новгородскогоепископа Ильи — Иоанна XII в. — о колядовании, в «Правиле» митрополита КиприанаXIII в. — о масленице, в Ипатьевской летописи под 1174, 1177, 1195 и 1262 гг. —о «русальной неделе» и «купале», в «Послании игумена Панфила от начала XVI в. —о купальских обрядах, в «Стоглаве» серед. XVI в., в «Густынской летописи» XVII в.— о купале и троицином дне и в др. памятниках). Насколько устойчивыми остаютсяна протяжении веков некоторые явления такого рода, можно видеть хотя бы изсопоставления распространенного еще недавно и известного по описаниям П. В. Шейнаи др. обряда прятания домохозяина за кучу пирогов на святках с описанием тогоже обряда у древних славян, данным Саксоном Грамматиком в XII в. Как показалиисследования А. Н. Веселовского, А. А. Потебни и др., традиция обрядовой поэзииидет и к местным исконным истокам доклассового творчества, и к связям с древнейгреко-римской культурой, и к христианско-церковным влияниям. Эти влиянияперерабатывались и вплетались в исконную традицию в одних случаях в силу ихродственности местным верованиям, обрядам, культам, в других — под давлениемцеркви. Крестьянство же в свою очередь наполняло новые, навязанные емухристианские обряды старым, языческим содержанием: Введение христианстванередко имело результатом лишь внешнюю замену персонажей языческой религии —христианскими: так, место «скотьего бога» Велеса занял Власий (или Егорий),место Перуна — Илья-пророк и т. п. Теснейшая связь всех подобных представленийи соответствующих им обрядов и поэтических текстов с хозяйственно-бытовыминуждами крестьянства здесь опосредствована системой анимистических и магическихверований. Сюда относятся различного рода песни, сопровождавшие обряды,связанные с с.-х. трудом в различные моменты года («календарная обрядоваяпоэзия»). В известных нам «веснянках», «егорьевских песнях», «жнивных песнях» ит. п. мы находим традицию древнейших жанров, при всех изменениях и осложненияхсохранивших свой магико-анимистический характер. Наиболее типические по своейтрадиционности образцы этой поэзии носят заклинательный, магический характер,имея своей целью воздействие на силы природы в желательном для человеканаправлении. Конечно на протяжении столетий (особенно с XV—XVI вв.) поэзия этавсе более осложнялась элементами христианизации, мотивами более поздних стилей,тематикой, отражавшей классовую диференциацию феодального общества, так чтопесенный позднейший репертуар, входящий в обряд, становится чрезвычайнопестрым. Однако анализ позволяет выделить в нем образцы наиболее традиционныепо своему характеру (см. напр.: Шейн, «Великорусс», т. I, вып. 1, №№ 1263,1273, 1175, 1178, 1179, 1032 и др.; о календарной обрядовой поэзии см.«Обрядовая поэзия»).

Ктой же линии фольклора относятся далее заговоры, заклинания, «обереги» и т. п.,имеющие своим объектом предметы с.-х. труда (охотничьего, земледельческого,скотоводческого и т. п.) и также оставившие пережитки в позднейшей традиции.Несомненно имела место в рассматриваемый период и бытовая обрядовая поэзия —свадебная, похоронная и пр. Подтверждением этого положения опять-таки являютсяпережитки древнейших эпох в дошедших до нас бытовых обрядовых песнях (отголоскиобычая «умыкания» невесты, элементы продуцирующей и профилактической магии ипр.). Наконец имели место, очевидно, прозаические жанры — сказки, сказания,пословицы, поговорки загадки: в них получали образное воплощение религиозныемифические представления, опять-таки связанные с трудовой деятельностью, атакже с культом предков, — так, древность домового подтверждается поучением,дошедшим в списке XIV в. и говорящим о «проклятом Бесе хороможителе»; о поклоненииводе и повидимому водяному свидетельствуют «Правила» митрополита Иоанна XI в.,осуждающие тех, кто «жруть бесом и болотом и кладезем». Пройдя через века, этиязыческие образы, мотивы, жанры частично дошли до наших дней, в той или иноймере изменившись, деформировавшись, но сохранив свой языческий облик. Этонаходим в некоторых пословицах поговорках, приметах, загадках о леших, домовыхи пр., бытующих еще, но уже доживающих последние дни в среде наиболее отсталыхгрупп крестьянства. Таковы пословицы вроде: «Домовой лешему ворог, а полевойзнается и с лешим и с домовым»; таковы примитивные загадки о явлениях природывроде: «Бурая корова через прясло глядит» — солнце, и т. п.

Развертываясьв индивидуальную фабулу, суеверные мотивы и образы выступают в формесказок-«быличек», рассказывающих о разного рода проделках домовых, леших,русалок и пр. Говоря о традиционности такого рода явлений, мы должны иметь ввиду не столько древность отдельных текстов (они создавались, забывались,вместо них создались новые), сколько глубокую традиционность (при всехизменениях и модернизации) самых верований, образов, мотивов, определяющихобщий характер возникающих фабул и их композиционно-стилистического оформления.Последнее отличается краткостью, сжатостью и безискусственностью бытовой речи.Материал такого рода представлен в сборниках сказок Афанасьева, бр. Соколовых ив др. Наряду со сказками-«быличками» в крестьянском фольклоре этого периодаимели место и фантастические чудесные сказки, также в своей традиции восходящиек истокам магическо-мифической фантастики доклассового общества. Сошлемся на«Повесть о Петре и Февронии» первой половины XVI в.: это — дворянская обработкагораздо более древнего произведения, носившего характер фантастической сказки ибытовавшего первоначально в крестьянской среде. Сказочно-фантастические мотивыпереплетаются здесь с мотивами, отражающими общественные отношения.

Таковыобщие черты, в которых рисуется творчество крестьянских масс данного периода вего связях с прошлым и традицией в последующие века.

Инойхарактер носила поэзия господствовавшего класса. Поэзия эта складывается такжееще в дофеодальный период, т. е. до проникновения на Русь христианства иприходящей с ним письменности. Она отражает социальную практику княжеско-дружиннойсреды, идеализируя образы князей, дружинников. Отсюда особый кругповествовательных фабул и поэтических жанров, частью заимствовавшихся из поэзиидругих народов, частью возникавших на данной почве. Некоторые из этих фабул намизвестны в литературной переделке летописи. Это прежде всего сказания о первыхсобытиях истории древней Руси, которые возникли еще в дофеодальный период и вбольшой мере носят баснословный характер. Для значительной части ихисследователи приводят параллели из исторических сказаний других народов.Таковы сказания о походе Олега на Царьград и о его смерти, к которым близкаскандинавская сага об Орвар-Одде. Таковы же сказания о мести Ольги древлянам(мотивы которого известны в чешском, скандинавском, восточном эпосе), оБелгородском киселе (которое близко к одному рассказу Геродота и к остзейскомусказанию об осаде Гонсаля) и т. д. Понятно, что конкретный характер каждойданной обработки таких фабул соответствует общему характеру данного стиля иотнюдь не одинаков в творчестве различных классов. Для дружинного стиляхарактерно в этой плоскости то, что «баснословные» фантастические мотивывплетались в произведения, отражавшие явления близкой, хорошо знакомойдружинному поэту действительности, которые не теряли благодаря этому конкретногоисторического колорита и внешнего характера «фактичности» (в определенном,ограниченном смысле этого слова). Впрочем далеко не всегда в устнопоэтическомпроизведении дружинного стиля должен был присутствовать фантастический элемент:тематика этих произведений относилась не только к «делам давно минувших дней»,но и к современности дружинного поэта. Еще Кирилл Туровский (XII в.) сообщает опрославлении князей в песнях при возвращении их из удачного похода; о том жеговорит и летопись. В период феодальной раздробленности тематика дружинноготворчества продолжает распространяться. Так, несомненны факты отражения вдружинном устном эпосе событий «татарского нашествия». Указания на это находимкак в древней литературе, так и в позднейшей устной традиции (напр. сказание обЕвпатии Коловрате в «Повести о приходе Батыевой рати на Рязань», в историческихпеснях о Щелкане Дудентьевиче и об Авдотье Рязаночке и т. д.).

Ярчайшийпортрет дружинного певца-поэта Бояна дает нам автор «Слова о полку Игореве».Здесь мы находим ряд существенных указаний и на некоторые черты художественнойформы недошедших до нас произведений дружинной устной поэзии. Прежде всегодостаточно определенно обрисовывается жанр таких произведений. Основнымустнопоэтическим жанром в дружинном творчестве был жанр лиро-эпическойгероической песни (воинский эпос), который и имеет в виду автор «Слова о полкуИгореве», говоря о «песнях» Бояна. Песни эти, сопровождавшиеся аккомпанементомна гуслях, имели очевидно более или менее определенную, отстоявшуюся в результатетрадиции композиционную форму. Уже тогда выработались соответствующиестилистические средства осуществления этой композиционной схемы (см. «Слово ополку Игореве»). Многие из этих средств несомненно были известны устной поэзиидревней Руси, притом не только дружинной, но и народной. Традиция их повидимомувосходит к еще древнейшим временам. Мы имеем ряд указаний на существование идругих жанров в дружинном творчестве. Так, ряд указаний имеется относительнопоэзии, связанной с похоронным обрядом. Еще Ибн-Фодлан (нач. X в.), даваяописание похорон знатного русса, упоминает о пении песен во время этого обряда.В нашей древней письменности XI—XV вв. сохранилось несколько указаний опохоронных «плачах» (причитаниях) и даже стилизаций этого жанра (плач русскихжен и плач Ярославны в «Слове о полку Игореве», плач жен боярских в «Задонщине»и т. д.). Сохранилось несколько пословиц и поговорок, создавшихся повидимому вдружинной среде («Погибоша, аки Обре», «Ни хытру, ни горазду, ни птицю гораздусуда Божіа не минути», «Тяжко ти головы, кроме плечю, зло ти, телу, кромеголовы»; последние две пословицы приводятся в «Слове о полку Игореве» какбояновы «припевки»). В летописи под 907, 945 и 971 гг. сохранились клятвенныеформулы, скрепляющие договоры русских с греками и связанные с устнымизаклинаниями, притом — характерно-дружинными: «… да не имуть помощи от Бога,ни от Перуна, да не ущитятся щиты своими, и да посечени будуть мечи своими, отстрел и от иного оружья своего, и да будуть раби в весь век в будущий» (945).Не приходится сомневаться и в наличии в дружинном репертуаре устной лирики,бытовой обрядовой поэзии, сказочных жанров, о чем впрочем имеются лишь самыеобщие сведения.

Носителямиэтой поэзии были как сами дружинники в массе своей, так и отдельные особоодаренные представители этого класса — поэты-творцы — и наконецартисты-профессионалы — скоморохи, которые были повидимому создателями иисполнителями не только комических жанров, но и серьезных произведений.

Особуюстилевую линию в устной поэзии представляло творчество феодального купечества,героизировавшее древнерусского гостя. В центре внимания здесь — воспеваниеавантюризма средневекового купца, его богатств, торговых путешествий иприключений. И здесь налицо вплетение фантастических мотивов, баснословныеописания богатств, своих и чужеземных гостей — купцов (старины о Садко, оЧуриле Пленковиче, о Дюке Степановиче и др.). И наряду с этим — реалистическоеотражение быта, чисто новеллистическая, бытовая сюжетика (старина о гостеТерентьище). Менее (по сравнению с дружинной поэзией) связанное с тематикойисторических событий, устное творчество средневекового купечества почти совсемне получило отражения в письменности периода феодальной раздробленности.Главным источником наших сведений о нем является позднейшая традиция, дошедшаяпреимущественно в устах крестьянских сказителей, но в основном сохранившаяпервоначальный купеческий стиль произведений. Новгород Великий XII—XIV вв.явился повидимому первым центром интенсивного развития купеческой поэзии, ставблагодаря этому эпическим городом купеческих старин (даже и не новгородскогопроисхождения), подобно тому как Киев стал эпическим центром воинской поэзии(речь идет о специфическом купце-госте феодальной Руси). Позже местом сложенияновых образцов этого стиля становятся Москва и ряд других торговых центровдревней Руси.

Наконецнеобходимо отметить религиозную устную поэзию средневековья — созданиецерковной и околоцерковной среды (преимущественно «калик» из боярства идуховенства). Сюда относятся такие древнейшие «духовные стихи», как «Стих оГолубиной книге», о «Егории Храбром», «О покоянии земле» и др., сохранявшиеся внаиболее отсталой, темной части крестьянства (гл. обр. пауперизированной средыпозднейших «калик-нищих»), эти произведения, консервативные по самой своейсути, в значительной мере удержали свой архаический характер и отнюдь некрестьянскую идейную направленность. Не следует однако думать, что в духовномстихе получила оформление идеология лишь верхов феодальной церкви, очень рано внем начали получать выражение различного рода «еретические» сектантские мотивы.

Так.обр. по своему стилевому составу устная поэзия X — середины XVI вв. быламногообразнее, чем литература того же периода: последняя почти безраздельнонаходилась в руках боярства и под воздействием церковного влияния и цензуры,тогда как в первой было представлено творчество различных классов того времении притом творчество по преимуществу светское. По условиям классовой борьбы иобщего культурного уровня устное творчество не могло быть тогда зафиксированописьменно. Но его традиция шла непрерывно через века к следующему историческомупериоду.

2.Устная поэзия с середины XVI до конца XVII в. — Утверждение московскогосамодержавия, острая классовая борьба, развернувшаяся в XVI в. вокруг этойперестройки феодального общества, внесли новое содержание в устное творчество,приспособляя старые устнопоэтические формы к новой публицистической тематике.Так напр. традиционный жанр воинского («былевого») эпоса, особенно охотноповидимому использовало боярство, приспособляя его к «злобе дня». Отголоскибоярских тенденций исследователи усматривают в таких сюжетах, как сюжеты оДаниле Ловчанине, о Сухмане, о Михаиле Воротынском и некоторые другие.

Весьмаинтенсивное развитие получил в это время и жанр исторической песни,непосредственно разрабатывавший тематику текущих событий. В песнях об ИванеГрозном звучат преимущественно мотивы дворянских симпатий к этому царю, хотя иосложненные крестьянской традицией. Песни о Дмитрии самозванце, о Минине иПожарском, о войне с Сигизмундом, о Михаиле Скопине-Шуйском играли в свое времяопределенную агитационную роль в организации защиты государства от польскойинтервенции.

Несомненно,что и другие жанры устной поэзии, — песни и прибаутки в тщательно разработанномсвадебном обряде, сказки, пословицы и пр., — занимали в первую половинурассматриваемого периода большое место в культуре не только широких масс, но иверхушки феодального общества.

Однакодальнейшее укрепление феодально-крепостнического строя (дворянской монархии)связано было с заметными сдвигами в культурно-бытовом укладе господствующегокласса Это привело во 2-й половине XVII в. к значительному падению удельноговеса устной поэзии в творчестве феодальной верхушки, начавшей оформлять свою идеологиюпо преимуществу в литературной форме, хотя и продолжавшей еще пользоватьсяуслугами бахарей, скоморохов  и тому подобных носителей устно-поэтическогомастерства.

Нов обиходе других социальных слоев устная поэзия продолжала занимать весьмазначительное или даже исключительное место на протяжении всего данного периода.Так, широкое и яркое развитие получило (особенно во 2-й половине XVII в.)творчество бюргерской оппозиции — купечества и посадских эксплоатировавшихсямасс, играя немаловажную роль в росте реалистических тенденций и идя в этомотношении, повидимому впереди литературы. Характерно, что фабулы такихпроизведений, как «Повесть о Карпе Сутулове», «Шемякин суд» и некоторые другие,первоначально имели хождение в устной традиции. Образцы этих стилей дошли донас частью в литературной обработке XVII в., частью — в составеустно-поэтического репертуара крестьянства («Старина о большом быке», сказки«Об арихиерее и Иване-купеческом сыне», «О Борисе-Ярыжке» и т. п.).

Нонаиболее богатым, многогранным и художественно завершенным было на протяжениивсего периода устно-поэтическое творчество крестьянства. Органически связанноес предыдущим этапом, опиравшееся на богатейшее художественное наследиепрошлого, оно получило благоприятные предпосылки для интенсивного своего ростав общих социальных условиях XVII в.

Углублениесоциальных противоречий, обострение классовой борьбы, мощный подъемкрестьянского движения, все это было решающим фактором для наиболее полного ивсестороннего развития устнопоэтического стиля закрепощенного крестьянства. Кэтому времени стносится расцвет так наз. «разбойничьей» песни, сложение цикларазиновских песен, яркое проявление сатирического антифеодального творчества впословице и сказке (хотя еще и средствами традиционной сюжетики). На этот жепериод, как можно предполагать, падает формирование воинской былины как жанракрестьянского стиля. Конечно процесс формирования этого стиля — дело гораздоболее длительного отрезка времени, и начальная его дата рисуется довольно расплывчатов силу глубокой традиционности поэтического творчества феодальногокрестьянства: развитие различных жанров в этом стиле шло неравномерно (жанр«разбойничьих» песен напр. сформировался позже, чем бытовая лирика). Но именнов данный период, по указанным причинам, основные тенденции средневековогокрестьянского творчества проявились с наибольшей яркостью и полнотой.Источники, питавшие поэтическую культуру крестьянства данного периода,достаточно многообразны. Прежде всего мы имеем здесь традицию крестьянского жеустнопоэтического репертуара предшествовавших веков, частью сохранившего свойисконный характер, частью творчески перерабатывавшеюся. Это — основная базадальнейшего развития крестьянской поэзии в XVII в. Далее в крестьянскийрепертуар — эпический, сказочный, песенный, пословичный — вошли образцыкупеческого творчества, проникали некоторые влияния и элементы дворянской ибоярской поэзии и т. д. Несмотря на слабое развитие грамотности, устнойтрадицией усваивались особенно популярные произведения письменности: «Сказаниео Вавилонском царстве», «Бова-королевич», «Повесть о Ерше Ершовиче», «ЕрусланЛазаревич», эпизоды из «Александрии» и мн. др. прочно вошли в сказочныйрепертуар, целиком или частично, в более или в менее измененном виде (возможновпрочем, что «Еруслан» на русской почве прошел через устную традицию раньше,чем попал в письменность). Историю образа Аники-воина связывают (правда, оченьотдаленно) с «Девгениевым деянием», сказку о Никите Кожемяке — с летописнымсказанием о богатыре Кожемяке. Духовный стих продолжает пополняться сюжетами,заимствованными из житийной и апокрифической литературы («Стих об Алексее —человеке божьем», «Стих об Иоасафе-царевиче», «О Борисе и Глебе» и др.). Внесвязи с литературой не остается даже былевой эпос: некоторые мотивы былины оДюке Степановиче напр. связывают со сказанием об Индийском царстве и т. д.Наконец необходимо иметь в виду и связи русского крестьянского фольклора синтернациональным поэтическим репертуаром. Это видно уже из того, что большаячасть только что перечисленных повестей является переводными и идет как с юга(из Византии), так и с Востока и с Запада. Для очень многих мотивов устнойпоэзии, не связанных с литературой, находятся параллели в репертуаре другихнародов. Таковы мотивы боя отца с сыном (былина об Илье Муромце и Сокольнике),сватовства к жене уехавшего героя («Алеша и Добрыня»), освобождения героемженщины, плененной змеем («Добрыня и змей»), и мн. др. мотивы былин, сказок ипрочих жанров фольклора.

Весьэтот многообразный материал в процессе бытования в крестьянской среде изменялсяи перерабатывался, но в различной мере и по-разному, в зависимости как отхарактера самого материала, так и от характера условий его бытования вкрестьянстве.

Крестьянскоеустнопоэтическое творчество отображает присущие сознанию и социальной практикеэтого класса противоречия. Будучи классом трудовым и эксплоатируемым,крестьянство, естественно, стояло в оппозиции феодальному строю, вело с ниммноговековую борьбу. Однако «отдельные крестьянские восстания даже в томслучае, если они не являются такими разбойными и неорганизованными, как уСтеньки Разина, ни к чему серьезному не могут привести» (И. В. Сталин).Крестьянство XVII в. подымало бурные антикрепостнические восстания, выдвигалотаких вожаков, как Болотников, Ст. Разин и др. Но вместе с тем оно не виделоверных путей в борьбе, впадало в непротивленчество и пассивность, было связанокосностью, дикостью, бескультурьем быта, одурманено религиозной,националистической, монархической проповедью со стороны господствующего класса«… говоря о Разине и Пугачеве, никогда не надо забывать, что они былицаристами, они выступали против помещиков, но за „хорошего царя“. Ведь таковбыл их лозунг» (И. В. Сталин). В этих высказываниях т. Сталина — ключ кпониманию противоречий в идеологии и социальном поведении крепостногокрестьянства.

Всемиэтими моментами и определяется характер устнопоэтического стиля крестьянстваэтого периода При этом полноте и многосторонности развития этого стилясоответствует чрезвычайное многообразие его жанров. Воинские былины,исторические песни, чудесные сказки, бытовые сказки, лирические песни,«разбойничьи песни», обрядовая поэзия (песни, заговоры, причитания и пр.),пословицы, поговорки, загадки, — все эти жанры получили определенное место врассматриваемом стиле. Отсылая за подробной характеристикой отдельных жанров ксоответствующим статьям, остановимся здесь на раскрытии места каждого из них всистеме данного стиля. Мотивы наиболее активных форм борьбы крестьянства,против крепостничества определили жанр «разбойничьих песен» с теснопримыкающимк нему циклом песен о Ст. Разине, высоко ценившихся, как известно извоспоминаний, В. И. Лениным. Эти песни являются одной из ярчайших страниц вхудожественной летописи вековой борьбы крестьянства против рабства и угнетения.В лучших образцах этого жанра данный стиль получает свое завершение, достигаямаксимальной для него социальной действенности, реалистичности и художественнойзаконченности («Не шуми ты, мати, зеленая дубравушка», «Сиротка ты, сироточка»,«Ночка моя темная» и др. — см. в собрании Соболевского, т. VI, №№ 424, 428, 394и др., «Ах туманы вы мои, туманушки», «Что на матушке на Волге», «Течет Яикбыстрехонько», «Что пониже было юрода Саратова», «На заре-то было, братцы, наутренней» и др. — см. А. Н. Лозанов, Песни и сказания о Разине и Пугачеве, М.,1935, №№ 23, 5—8, 14, 22 и др.). Осознание своей непримиримости по отношению кгосподствующему классу (в лице «грозного царя», «астраханского воеводы» и т. д.),непреклонная воля к борьбе, верность по отношению к своим товарищам звучат вэтих песнях, схематически рисующих широко типизированный образ «удалого доброгомолодца», «крестьянского сына», достигавших высокой эмоционально-идейнойнасыщенности с помощью максимально лаконических, отстоявшихся и выверенных всвоей художественной значимости в процессе вековой традиции поэтич. средств.Отбор в процессе традиции и коллективной обработки наиболее адэкватных,художественносовершенных поэтических средств и формул приводит к созданию в этомжанре (как и в других жанрах этого стиля) ряда «общих мест», отражающихнаиболее типические и яркие ситуации и идейные мотивы и повторяющихся (снекоторыми вариациями) в различных текстах. Так, в формулу «общего места»,удивительного по своей тонкой иронии и образной конкретности, вылилась сценадопроса «доброго молодца» «грозным судьей» о его товарищах, когда преданностьтоварищам, неустрашимость борца за народное дело, сознание моральногопревосходства над физически победившим врагом проявляются с максимальнойяркостью (см. известную песню «Не шуми, мати, зеленая дубровушка»). Сотражением фактических событий порою сплетаются в разиновских песняхфантастические мотивы (Разин неуязвим для пуль, он чудесным образом может уйтииз тюрьмы и т. п.). Но художеотвенная функция этой фантастики — в наиболееполном утверждении личности Ст. Разина как героя борьбы крестьянства сфеодалами. По существу своему образ Разина в народных песнях реалистичен, а в литературегосподствующего класса уже искажен. Вместе с тем такие образцы этой поэзии, какпесня «Не шуми ты, мати, зеленая дубровушка», «Ах туманы вы мои, туманушки» иряд других, являются несомненно неувядаемыми шедеврами поэтического искусства.Нужно лишь оговорить, что сближая цикл песен о Ст. Разине с «разбойничьими»песнями, мы должны иметь в виду основную массу их, исключая те, которые созданыв среде зажиточного казачества «казацкой старшины» или (позже) мещанства.

Вдухе бунтарского протеста против власть имущих обрабатывала казацкая вольница ибылинные сюжеты, как это мы видим напр. в былине об Илье Муромце и голяхкаоацких, о ссоре Ильи с Владимиром, о Василии Игнатьевиче, сложившихся в этойсреде под влиянием крестьянского движения.

Наоснове того же антикрепостнического движения в области устной прозы растет вданный период жанр сатирической сказки, направленной против господствующегокласса и феодальных порядков. Характерно, что при всей остроте классовойсатирической направленности таких произведении, как сказка о Горшене и цареИване Васильевиче (Грозном), о Шемякином суде и т. п., их весьма злободневнаятенденция облечена в форму традиционной сюжетики («Соломонов суд», и т. п.).Наряду с некоторым утопизмом (встреча крестьянина с царем, делающим крестьянинабоярином и боярина крестьянином, и т. п.), такая типично средневековая сюжетикаотличает эти ранние сатирические сказки от характерных образцов более позднейкрестьянской сатиры. Наконец заметное место в этой линии крестьянского стилязанимали сатирическая пословица и поговорка, зачастую дающая чрезвычайно меткуюи красочную характеристику феодальных порядков («Вольно чорту в своем болоте, абоярину над своим холопьем», «В боярский двор ворота широки, да дворы узки» ит. д.). Близость классовых позиций наиболее активных групп крестьянства и такихже групп «бюргерской оппозиции» делает порой трудным именно в сатирическихжанрах разграничение их стилей. По той же причине произведение, создавшееся вгородской среде, могло легко проникнуть в крестьянство и сохраняться им безсущественной переработки («Повесть о Ерше Ершовиче», сатирические пословицы офеодальном суде, о приказных, напр. «Перо за ухом, так и пальцы в крюк»,«Правда лежит, кривда по земле бежит» и т. п.). О содержании и формах «народнойдрамы» этого Времени мы располагаем очень скудными сведениями. Документальноустанавливается лишь существование ее, в частности — существование «Петрушки».Судя по общему облику этого персонажа, он и тогда являлся носителемсатирических тенденций (см. «Драма народая», «Скоморохи»).

Однакопротест против угнетения часто принимал и другие более пассивные формы, нередковыливаясь в жалобу, в утопическую сказочную фантазию. Под влиянием церковнойпроповеди социальная неудовлетворенность крестьянства порою выражается вожидании чуда, а в иных случаях в формы религиозной легенды выливается призыв красправе с угнетателями (повидимому к рассматриваемому периоду восходитиспользованная Некрасовым легенда о великом грешнике). В крестьянскомтворчестве даже минорно окрашенная лирическая песня, даже фантастическая сказкаили религиозная легенда чужды упадочничества. Глубоко прав поэтому А. М. Горький,подчеркивая здоровое жизненное ядро в крестьянском фольклоре, его трудовуюоснову. «Очень важно отметить, — говорил А. М. Горький в своем докладе насъезде писателей, — что фольклору совершенно чужд пессимизм, невзирая на тотфакт, что творцы фольклора жили тяжело… Если же иногда в фольклоре звучатноты безнадежности и сомнения в смысле земного бытия — эти ноты явно внушеныдвухтысячелетней проповедью пессимизма христианской церкви и скептицизмомневежества паразитивной мелкой буржуазии...» («Стенографический отчет» съезда,М., 1934, стр. 8). Это на самом деле целиком оправдывается фактами подлиннонародного творчества, если только учесть, что не всякая грусть — признак пессимизма.Не мало в старинной крестьянской лирике «печалию согретых гармоний» и «жалобныхнапевов», но нет в ней, а тем более — в эпосе, упадочнического пессимизма, какнет в здоровой, красочной фантастике крестьянской чудесной сказки о ВасилисеПремудрой, о Сивке-Бурке и т. п. болезненной и худосочной мистики. В этотпериод именно бытовая лирика, чрезвычайно разнообразная по своей тематике иформам применения, наиболее многогранно и правдиво отражала обыденную жизнь ипереживания крестьянина. Сопровождая крестьянина от рождения до смерти, бытоваялирика выступает то в виде самостоятельного произведения, то в качествеосновного элемента сложного религиозно-бытового обряда (свадебного, похоронногои пр., в форме песни, причитания, заплачки, шуточной припевки). Широта тематикилирической песни (семейные отношения, любовь, горькая доля доброго молодца,насильственная выдача замуж и женитьба, гадание о судьбе, тяжелая участьженщины, ненависть к постылому мужу, нередко — рабская покорность под ударамиплети и т. д. и т. д.) связана с широкой ее распространенностью. Общеизвестнавыдающаяся роль женщины-крестьянки в создании лирической песенной поэзиипрошлого, как впрочем и в других жанрах крестьянской поэзии. Вслед заразбойничьими песнями и сатирическими жанрами по степени правдивости показадействительности, реалистической насыщенности идет в системе жанров данногостиля несомненно бытовая лирическая песня и причитания. И здесь опять мы видимту же специфическую черту крестьянского творчества XVII в.: глубокую традиционностьпоэтических форм. Многие образы этой лирики поражают своей художественнойзаконченностью, совершенством поэтического мастерства, достигающегомаксимальной экономии, максимального лаконизма при огромной широте образногообобщения и высокой социальной значимости содержания (см. напр.: Соболевский,Великорусские народные песни, т. II, №№ 524, 535, 500, 124, т. III, №№ 123,273, 320, 403, 405, 422, 424, 484 и мн. др.; Шейн, «Великорусс», т. I, вып. I,№№ 444, 1208, 1232 и мн. др.).

Развивавшаясяв этом стиле фантастическая чудесная сказка (типа «Сивки-Бурки» — Афанасьева, №105, «Трех царств» — Афанасьева, № 71 а и т. п.) отвечает стремленииюзадавленного крепостничеством крестьянина хотя бы в минуты отдыха и развлечениязабыться от неприглядной действительности, отдаться мечте о чудесной победе надвсеми враждебными силами природы и общества. Будучи связана по своим источникамне только со сказочным творчеством доклассового общества, но в некоторой мере исо сказочным репертуаром господствовавших классов, крестьянская чудесная сказканередко сохраняет в качестве героя Ивана-царевича и в качестве окружающихперсонажей — царя, царевну и т. п. Однако это не меняет сути дела: Иван-царевич— младший сын царя — выполняет такую же функцию, что и Иванушка-дурачок, обычнок концу сказки становящийся царем; в образе «дурачка» — «иронического удачника»(по выражению М. Горького) — здесь дан тот же оптимистический мотив конечноготоржества «единого от малых сих». Ту же направленность находим и в сказках омачехе и падчерице и т. п. Этому мечтательно-утопическому мотиву подчинена всяхудожественная структура: ее авантюрная сюжетика и причудливая образность(техническая и физиологическая фантастика, разрешение невыполнимых задач,неожиданная чудесная помощь, чудесные превращения, колдовство, фантастическиеобразы бабы-яги, Кащея, Жар-птицы и пр.), ее композиционная и словеснаяорнаментика (зачины и концовки, троекратные повторения, постепенное усложнениезадач, прием нанизывания эпизодов, готовые орнаментирующие язык сказки формулыдля различных моментов повествования: «В некотором царстве, в некоторомгосударстве», «Пир на весь мир» и т. д.), — весь традиционный арсеналпоэтических образов и средств. Восходя в своей традиции в значительной мере кисточникам древнего мифа (мотив героя-змееборца, освобождающего героиню изплена, мотивы живой и мертвой воды и т. д., образы Кащея, Яги и пр.),поэтический материал в фантастической сказке переосмыслен и приведен в новуюсистему, основная тенденция которой выражает идею восстановлениясправедливости, идею торжества незаслуженно обиженного, обойденного судьбойчеловека. И т. к. реальные пути для осуществления этой идеи в действительностине осознаны, то и в такой скааке герой торжествует лишь в результате содействиячудесных помощников («серый волк», «ковер-самолет» и пр.). Однако в самомсуществе этой фантастики, как правильно указывает А. М. Горький, лежит глубокореалистическое начало: мотивы ее вытекали из реальных, земных потребностейчеловека, из его трудовой практики, из его стремления к облегчению труда ипобеде над природой. Потому-то эта фантастика оказалась в значительной мереосуществленной достижениями современной техники.

Так.обр. в фантастической сказке данного стиля мы находим полное стилевое единствос крестьянской лирикой того же времени.

Этоединство с охарактеризованными жанрами мы обнаруживаем и в воинской былине (обИлье, об Алеше, о Добрыне, о Микуле, о Святогоре и др. в том виде, как мы ихзнаем из уст сказителей). Но в то время как сказка об Иванушке-дурачке или омачехе и падчерице выражает утопические мечтания крестьянства, порожденные егослабостью в борьбе с силами природы и общества, воинская былина образновоплощает неисчерпаемую мощь крестьянства как трудового класса. Этимобъясняется своеобразное географическое распространение былинного эпоса,сохранившегося почти исключительно на севере, в Сибири и на юго-восточнойокраине Европейской России — там, где крестьянство находилось в условиях,относительно более благоприятных для проявления всей активности, всейжизнестойкости своей. Дошедшая до нас воинская былина — крестьянскийгероический эпос, в котором феодальное крестьянство дает свое понимание системысоциальных отношений, утверждает в этой системе свое место как основной силыобщества. Эта идейная направленность в воинской былине осуществлена в тематике,обращенной в прошлое. Но это прошлое дано с точки зрения крестьянства и образноотражено средствами поэтики крестьянского стиля. На основании этого очевидно,что автором воинской былины является крестьянство, вопреки утверждениям старойфольклористики, которая видела в воинской былине механический конгломерат«наслоений» и относила ее по преимуществу к творчеству дружины и частью другихгрупп господствовавшего класса и обслуживавших его скоморохов. Создавая свойбылинный эпос, крестьянство использовало в качестве материала некоторыеэлементы поэтического наследия других классов, в частности — дружины. Но полнаяи органическая переработка крестьянством того материала, который взят извне,очевидна из анализа воинской былины, как очевидна и чуждость ее творчествугосподствующего класса. В самом деле князь Владимир напр., бывший когда-тоцентром цикла произведений, направленных к его прославлению, рисуется чащевсего жалким и беспомощным, — таким, каким он никогда не мог быть нарисовандружинным певцом. Крестьянству привита была монархическая идея, она получилавыражение и в былине, но именно в специфически крестьянской интерпретации: царьхорош, но плохи его бояре, а сам он бессилен и в своей беспомощности жалок.Когда же приходит беда, ни он, ни его бояре не могут ей противостоять, — врагапобивает Илья Муромец, крестьянский сын, приезжающий со стороны — из городаМурома, из села Карачарова, или какой-либо другой богатырь («Илья и Идолище»,«Илья и Соловей-разбойник», «Алеша и Тугарин», «Добрыня и змей» и др.).Превосходство крестьянина-пахаря над князем и его дружиной ярко дано в былине оМикуле и Вольге. Правда, не всегда эта ситуация дана с одинаковой выпуклостью,но как бы разнообразно ни варьировались образы богатырей и князя, общий стильих в известных нам текстах воинских былин остается одним и тем же. Даже там,где кн. Владимир проявляет свою волю — гневается и т. п. — он лишен всякойавторитетности, т. к. делает все некстати. В соответствии с крестьянской точкойзрения даны и образы врагов богатырей; националистические идеи, внушенныекрестьянству господствующим классом (в былинах герои — богатыри«свято-русские», их враги — татары «поганые», литва «поганая» и т. п.),преломлены в былине чрез призму сознания трудового класса — крестьянства: еслив героическом эпосе дружинного стиля (как напр. в «Слове о полку Игореве»)звучали мотивы разбоя, то в былине богатырь выступает только в порядке защитыстраны от врагов (преимущественно татар, ставших традиционным эпическим врагом«святой Руси»). В известных нам воинских былинах богатырь — никогда неграбитель, но всегда защитник слабых и беспомощных. Столь же своеобразен иобщий характер отражения исторической действительности в былине. Киевская Русьс ее великокняжеским двором, «полки» и «рати» периода феодальнойраздробленности, татарское нашествие и пр., в былине выглядит далекой и весьмаплохо знакомой автору (анахронизмы, искажения имен и названий, географическиеошибки, общий схематизм описаний и т. д.). Однако глубокой ошибкой являетсяквалификация всего этого как простого искажения, перевирания фактов. Характерпреломления действительности в воинской былине глубоко последователен, в основеее лежит единый художественный метод. Основным является здесь максимальнаяэпическая обобщенность, при которой содержание былины перестает быть отражениемотдельных исторических событий и лиц даже в тех случаях, когда первоначальнофабула и возникла в связи с каким-либо отдельным фактом (напр. битвой на Калке,приходом Батыя, Мамаевым побоищем и т. п. Этой максимальной обобщенностибылинных образов соответствует обобщенность и элементов их структуры — единая идаже ограниченная система поэтических средств. Описание пиров, седлания коня,стреляния из лука и т. д. и т. п. одинаково в былинах об Илье, о Добрыне,Алеше. Но мастерство былины в том, что при всей обобщенности образов итрафаретности средств, персонажи былинного эпоса обладают индивидуальностью,неповторимостью. Искусство воинской былины монументально и лаконично, ее образылапидарны, но совершенны в своей законченности. При всей своей баснословности иневероятности воинская былина — полнокровно-жизненна, реалистична. Еефантастика — это лишь художественное преувеличение, прием гиперболы, героизацииэпических образов (за исключением немногих мотивов). Но за этим монументальнымгиперболизмом стоит реальное, жизненное начало — неиссякаемая трудовая мощькрестьянства, его жизнеспо собность. Воинской былиной (в известных намобразцах) крестьянство противопоставляло свой героический эпос — героическийэпос трудового народа — героическому эпосу феодалов. По своей художественнойзначимости, по монументальной внушительности образов крестьянская былина счестью выдерживает сравнение с такими высокими образцами героического эпосафеодалов, как «Слово о полку Игореве».

Воснове стиля крестьянской устной поэзии данного периода лежит то здоровоечувство реальной действительности, то гармоническое сочетание трезвости мысли снасыщенной эмоциональностью, которое свойственно крестьянству как трудовомуклассу и которое было так глубоко раскрыто А. М. Горьким в его докладе на Iсъезде советских писателей. Характер поэтики крестьянского творчества данногопериода, в отличие от поэтики крестьянского поэтического творчества более позднеговремени, определяется прежде всего необычайным постоянством и строгойограниченностью художественных средств, что отвечает устойчивости общих формсоциально-бытового уклада феодальной эпохи, идеологических представленийфеодального крестьянина. Понятно, что эта устойчивость поэтических средствнепосредственно связана с широкой обобщенностью образов. Примитивность и вместеконкретность, предметность мышления крестьянина приводят к тому, что каждоеявление мыслится в его лишь основном качестве, в его наиболее привычных ипостоянных отношениях, и это опять-таки влечет к постоянству и ограниченностипоэтических средств. Для каждого предмета имеется одно установившееся основноеназвание с постоянным определяющим словом (постоянный эпитет): «он» — «добрыймолодец», «она» — красная девица», «добрый молодец» садится на «борзого коня»,выезжает в «чистое поле» и т. д. Для каждого обычного действия, для каждойтипической ситуации выработаны определенные постоянные формулы — «общие места»,применение которых имеет место далеко не только в былинах, но и в других жанрахданного стиля (в былинах — пир, седлание коня, стрелянье из лука и мн. др., всказках — пир, встреча с бабой-ягой в избушке на курьих ножках и пр., в«разбойничьих» песнях — ответ на вопрос о товарищах, «темная ночь», «добрыйконь» и т. д.). При перечислении ряда предметов соблюдается постоянный порядок:напр. в лирической песне в пейзаже по принципу «сужения образа» (Б. М. Соколов):чистое поле, быстрая речка — крутой бережок, высокий терем, светлая светелка, всветелке — девица. Ср. с этим «Кащееву смерть» в сказках, сходно построенныезагадки и пр. Простота восприятия процессов действительности, в их лишьосновных звеньях получает выражение в простоте и вместе структурной четкости истройности традиционной композиции, опять-таки вырабатывающейся на основедлительной традиции (зачины и концовки в былинах, сказках, лирических песнях,характер развития сюжета в сказке, в былине, в песне и т. д.). Неторопливыйтемп развертывания темы подчеркивается целой системой повторов. При всемлаконизме этого стиля он отнюдь не лишен конкретной образной наглядности,ощутимой предметности, он полнокровен, жизненен и правдив, как только это можетбыть в творчестве трудового класса.

Огромнаязначимость его как в смысле социально-политической действенности, так и всмысле высоты художественных достижении несомненна.

Конечнов крестьянском творчестве немало проявлении «деревенского идиотизма» — грубыхсуеверий, религиозных предрассудков, мотивов утверждения векового патриархальногогнета, рабства женщины и т. д. Наряду с ярким проявлением социального протестанередко звучат ноты пассивности и непротивленчества, сказывается неумениепреодолеть идеи, навязываемые господствующими классами. Но все же в основесущественнейших явлений крестьянской старинной поэзии мы находим здоровоетрудовое реалистическое начало и придаем должное значение ее революционнымтенденциям. Отражая во всем многообразии своих проявлений противоречия,свойственные сознанию и социальной практике крестьянства той эпохи, этот стильв положительной, в прогрессивной своей стороне стоял впереди всех другихпоэтических (литературных) стилей данной эпохи (наряду быть может лишь состилем посадской оппозиции), т. к. только ему было доступно правдивое отражениеосновного социального противоречия данной эпохи, — противоречия междуфеодалами-землевладельцами и крестьянством. Отсюда вытекает значение стариннойкрестьянской поэзии в развитии реалистических тенденций в истории нашей литературыи высокая ценность ее как художественного наследия для нас.

Всестороннееиспользование этого наследия — одна из существеннейших задач нашей литературнойсовременности.

Список литературы

Дляподготовки данной работы были использованы материалы с сайта feb-web.ru